В тени богов. Императоры в мировой истории

Ливен Доминик

Леопольд быстро понял, что первым шагом должна стать разрядка напряженности в отношениях с Пруссией, даже если ради нее и придется отказаться от территориальных приобретений при разгроме Османов (которые он все равно считал не особо ценными). Он добился этого, продемонстрировав умеренность и искусство дипломатии, и уже в июле 1790 года заключил Рейхенбахскую австро-прусскую конвенцию. Потеряв потенциального союзника в лице Пруссии, венгерские мятежники смягчили свои требования. С ними был достигнут компромисс, который, по сути, сводился к восстановлению статус-кво на момент смерти Марии Терезии. Хотя неуступчивость венгерского мелкопоместного дворянства несколько подорвала увлечение Леопольда конституционализмом, император постарался замаскировать свою победу и позволил венгерской дворянской оппозиции пойти на попятный, не ущемив своей гордости. Решив прусский и венгерский вопросы, Леопольд без труда вернул Австрийские Нидерланды. О конце кризиса возвестили три коронации правителя – как императора Священной Римской империи, короля Венгрии и короля Богемии. Вскоре после этого Австрия и Европа ощутили на себе влияние Великой французской революции. Леопольд скоропостижно скончался 1 марта 1792 года. Даже его великий ум и политическая хватка не могли предотвратить ураган, который бушевал в Европе в последующие 23 года войн и волнений²⁸.

Рассказ

о Габсбургской династии той эпохи останется неполным, если не уделить некоторое внимание дочерям Марии Терезии. Она, Иосиф и Леопольд считали большинство из них пешками во внешней политике династии. Чтобы поддержать союз с Францией, трех из них выдали замуж за принцев из династии Бурбонов. Исключением стала эрцгерцогиня Мария Кристина, любимица матери, которой императрица позволила по любви вступить в брак с шестым сыном саксонского курфюрста. Мария Кристина всегда купалась в подарках, мать к ней относилась по-особенному, выделяла ее. Мария Кристина обладала незаурядным умом, была талантлива в живописи и музыке. Мария Терезия родила ее в свой день рождения и словно бы считала собственной реинкарнацией. Разумеется, ее братья и сестры завидовали тому, что мать наделила ее влиянием и покровительствовала ей. Пока у власти был Иосиф, Мария Кристина и ее муж, герцог Альберт, по давней габсбургской традиции были штатгальтерами Нидерландов, но император не давал супругам власти и не прислушивался к их разумным советам и предостережениям. Глубокое разочарование в политике Иосифа помирило ее с Леопольдом, который был младше на пять лет. Их союз был основан на общих политических взглядах и стремлении спасти габсбургское наследство, но был подкреплен решением бездетной Марии Кристины сделать наследником своего огромного состояния Карла, сына ее брата Леопольда. Карл страдал от эпилепсии, в связи с чем Иосиф относился к нему с пренебрежением, Леопольд и Мария Кристина ценили его больше. Впоследствии он стал величайшим австрийским военачальником революционной и наполеоновской эпох²⁹.

Марию Амалию, которая была на четыре года младше Марии Кристины, выдали замуж за герцога Фердинанда Пармского, Бурбона по отцовской и материнской линии. Он был на шесть лет младше своей невесты и приходился братом любимой первой жене Иосифа II. Мария Терезия всегда сомневалась в Марии Амалии, которую считала самой упрямой и непокорной из дочерей. Став герцогиней, Амалия вместе с мужем шокировала императрицу, открыто бросая вызов не только ей, но и дедам Фердинанда, французскому и испанскому королям. Когда их брак еще только устраивался, все возлагали на молодого герцога Фердинанда большие надежды. Как и его сестра Изабелла, он был блестяще образован и еще в детстве и отрочестве проявлял недюжинный ум и тягу к учебе. С ним занимались великолепные учителя, поборники французского Просвещения. Но дальше он в общих чертах повторил судьбу императора Ваньли из династии Мин. Мальчик, которого считали вундеркиндом и который, казалось бы, по собственной воле усердно и прилежно учился у лучших преподавателей, бросил обучение и разочаровал всех вокруг. Бунт Фердинанда вылился в полное отрицание всех идей Просвещения и жизнь, проведенную в молитвах в окружении скромных верующих паломников. Как порой случалось с народной верой, молитвы и воздержание перемежались у него с попойками и самобичеванием. В защиту Фердинанда можно сказать лишь одно: герцог Пармский не мог своим поведением причинить таких неприятностей, как китайский император³⁰.

Эрцгерцогиня Мария Каролина, вторая дочь Марии Терезии, была женой короля Фердинанда Неаполитанского, сына короля Испании Карла III. В отношении него, в отличие от его двоюродного брата Фердинанда Пармского, никто в Вене не питал иллюзий, понимая, что неаполитанский король не станет особенно приятным партнером для юной эрцгерцогини. Он был некрасив, непропорционально сложен и говорил резким голосом. Хуже того, он был совершенно необразован. Когда его отец унаследовал испанскую корону, родители бросили его (десятилетнего) в Неаполе, посадив на королевский трон. В этой книге мы периодически встречались с принцами, которым пошло на пользу отсутствие традиционного дворцового образования. Фердинанд был примером того, к каким кошмарам это может привести. Король с трудом мог связать два слова. Впоследствии, посетив Неаполь, Иосиф с отвращением отметил, что Фердинанд любил “грубые шутки и розыгрыши, длительную охоту, подначки и игры со слугами, а еще с удовольствием шлепал дам по заду”. Леопольд после подобного визита дал Фердинанду такую же характеристику, но добавил, что король не лишен некоторых приятных качеств, хотя он истинное дитя природы. Бедная Мария Каролина мужественно управляла Фердинандом, рожала ему многочисленных детей и, по сути, руководила его правительством. Порой это становилось для нее практически невыносимо.

Одним из аспектов жизни этого “дитя природы” было регулярное посещение неаполитанских борделей, которое приводило к предсказуемым последствиям. В 1786 году Леопольд сообщил Иосифу, что

За девять лет король переболел различными венерическими заболеваниями и, не полностью излечившись, передал их королеве. Она несколько раз болела, особенно во время беременностей и родов. Серьезно пострадали ее сын Дженнаро и две дочери. В конце концов ей пришлось пройти полноценное лечение, поскольку она стала регулярно падать в обморок, пережила несколько мучительных задержек мочеиспускания и страдала от гангренозной язвы во влагалище.

После этого, когда она снова была больна и беременна, Фердинанд в очередной раз вынудил ее вступить в сексуальный контакт. Неудивительно, что отношения королевской четы были не слишком теплыми. Братья Марии Каролины поддерживали ее, но полагали, что сохранение австрийского влияния в Южной Италии важнее, чем чувства сестры³¹.

Младшая из дочерей императрицы, Мария Антония (Мария-Антуанетта), стала трофеем в разработанной матерью стратегии по укреплению союза Габсбургов и Бурбонов через брак. Когда в 1770 году Мария-Антуанетта вышла замуж за пятнадцатилетнего наследника французского престола, будущего Людовика XVI, ей было пятнадцать с половиной лет. Поскольку мать и бабка Людовика уже умерли, она сразу заняла самое высокое положение среди женщин в королевской семье. Четыре года спустя она стала королевой. Молодая принцесса была плохо образована для своей будущей роли, а французский двор представлял собой змеиное гнездо. Он был гораздо пышнее габсбургского двора, и молодой королеве оказалось очень сложно противостоять его многочисленным соблазнам. Когда в 1780-х годах во Франции разразился финансовый кризис, Марию-Антуанетту прозвали Мадам Дефицит. Французская аристократия отличалась большим высокомерием и

независимостью, чем австрийская. Многие высшие позиции при дворе из поколения в поколение занимали выходцы из одних и тех же благородных семейств. Мария-Антуанетта сильно оскорбила аристократию, когда перераспределила некоторые из этих позиций между своими друзьями. Прежде всего ее считали представительницей австрийского альянса, который не пользовался поддержкой ни при дворе, ни в обществе. На самом деле она не имела влияния на французскую внешнюю политику и почти не влияла на внутреннюю, пока нервный срыв Людовика в 1787 году не вынудил ее взять на себя более активную роль, и все же восприятие в этом случае было важнее реальности. Как обычно, королеву, которая не пользовалась политической поддержкой, обвинили в сексуальной распущенности. Подпольная порнографическая пресса, которая кормила своих преданных читателей рассказами о любовницах Людовика XV, переключила внимание на Марию-Антуанетту³².

Политическая некомпетентность ее мужа стала гораздо более важной причиной ее падения, чем любая из совершенных ею ошибок. Людовик XVI был неглуп, он был хорошо образован и добросердечен и действовал из лучших побуждений. Он глубоко интересовался историей, был хорошим лингвистом и прекрасно разбирался в международных отношениях. Так, он был подписан на Spectator и Hansard и читал в них стенограммы важнейших дебатов в британском парламенте. К несчастью, по характеру Людовик не подходил на роль короля – и тем более на роль диктатора. Как и императоры династии Мин, он был обременен установками основателя и лучшего представителя династии, который утверждал, что настоящий монарх должен сам быть собственным премьер-министром. В его случае образцом для подражания был Людовик XIV, характер и стиль управления которого давлели над всеми его преемниками. Людовик XVI попытался примерить на себя роль, к которой был не приспособлен, и это негативно сказалось на работе и без того довольно разобщенного и нестабильного французского властного аппарата, что в конце концов привело к его полному параличу. В своих мемуарах, которые стали библией для всех его преемников, Людовик XIV отмечал, что принятие решений порой дается крайне тяжело, но затягивать с ними нельзя: “Бывает так, что нерешительность ведет к отчаянию; посвятив изучению вопроса разумное количество времени, необходимо выносить вердикт”. Из всех наставлений предка это было для Людовика XVI самым сложным. Уклончивость, нерешительность и промедление – опасные всегда – стали его фатальной слабостью, когда разразился кризис и началась революция³³.

В эпоху Людовика XVI на долю французского короля выпали суровые испытания. Растущая мощь Британии на западе и России на востоке подрывала французское превосходство в Европе. Французские элиты возлагали вину за относительный упадок на короля, но отвергали меры, необходимые, чтобы его избежать. Решение положить конец соперничеству с Габсбургами и сосредоточить ресурсы на борьбе с растущей британской морской и колониальной державой было мудрым, но непопулярным. Настала пора пересмотреть компромисс между короной и элитами, на котором покоился старый режим, чтобы повысить доходы и рационализировать правительство и законодательство. Но любые шаги в этом направлении объявлялись проявлением деспотизма. Тем не менее положение короля не было безнадежным. Его уместно сравнить с положением российского царя Александра I, когда он размышлял о возможности конституционной реформы и освобождения крестьян. Если бы Александр решился на это, в обществе не нашлось бы ни одной группы, на которую он смог бы опереться, а рисковал бы он не только собственным троном, но и разрушением государства. Консервативные противники реформ могли вполне аргументированно утверждать, что предлагаемые преобразования уничтожат военную мощь России, и вместе с ней страна потеряет свое положение на международной арене и более не будет в безопасности³⁴.

У французского короля было больше пространства для маневров. В его стране существовал многочисленный, грамотный и культурный средний класс. Многие представители родовитой элиты симпатизировали просвещенным реформам. Кроме того, привилегированные члены французского общества не всегда единым фронтом вставали на защиту одних и тех же привилегий. Во французском контексте проведение просвещенных реформ было жизненно необходимо для сохранения военной силы и международного положения страны. Компетентный король, всецело преданный идеям Просвещения, возможно, сумел бы сформировать коалицию для поддержки программы преобразований. Впрочем, вряд ли стоило ожидать, что культурный мир династии Бурбонов и версальский двор дадут Франции такого экстраординарного правителя, как Петр Великий. Вероятно, в такой уникальной и оригинальной личности не было и нужды. Я подозреваю – а такие суждения всегда бывают лишь информированными догадками, – что если бы в 1774 году французский престол унаследовал зять Людовика XVI, Леопольд Тосканский, Великой французской революции, возможно, не было бы вовсе³⁵.

Несомненно, сложно представить, чтобы Леопольд (и многие другие монархи) наломал таких дров, как Людовик XVI в 1789 году. В период кризиса правитель должен быть тверд, уверен и последователен. Принимать решения нужно быстро, под огромным давлением и на основе ненадежных данных. Возможно, свою роль сыграло и то, что Людовик XVI был наименее воинственным из всех Бурбонов. В 1789 году он беспомощно барахтался, не в силах принимать решения сам, но препятствуя любому, кто готов был решительно действовать от его лица. Когда в мае 1789 года состоялось заседание Генеральных штатов, королю следовало взять на себя руководство программой преобразований. Он, однако, остался безучастным, передал инициативу депутатам и позволил трениям между знатью и третьим сословием выйти из-под контроля. В июне после долгих колебаний между реформистами и сторонниками аристократии он занял консервативную позицию. Войска начали стекаться к Парижу. Отставка влиятельного министра финансов Жака Неккера стала поводом к штурму Бастилии, после чего правительство потеряло контроль над ситуацией в столице. Колоссальная популярность Неккера вполне позволяла предсказать такой взрыв негодования. Что характерно, он был отправлен в отставку до того, как большинство частей успело прибыть в Париж. Возможно, это было сделано специально, чтобы загнать короля в угол, поскольку в обществе возникали сомнения в том, что он так и будет придерживаться избранного консервативного курса. Один из самых интересных современных специалистов по истории императорского Китая пишет, что “в моменты кризиса, когда решения необходимо принимать быстро и твердо, многие императоры оказывались совершенно несостоятельными, метались между соперничающими придворными фракциями, действовали беспорядочно и сами приближали гибель династии”. Это точно описывает, какую роль Людовик XVI сыграл в развитии Великой французской революции³⁶.