В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
В общем, все сводилось к тому, что на пути у немцев, а это был танковый батальон 1-бригады "Дер Нойе фрайкор", оказалась высота, прикрывающая дорогу в речном дефиле. А на высоте, - Лешаков не помнил, чтобы у холма было собственное имя, во всяком случае, он его не знал - укрепились несколько танков разведроты из бригады Павлова и группа бойцов-интернационалистов... И было их совсем недостаточно, чтобы удержать высоту до подхода своих, и "легкая кавалерия" не спешила прийти на помощь...
Лешаков рассказывал об этом будничным тоном, - "Война, мадемуазель, одна лишь чертова война" - но за ровной интонацией и простыми словами чувствовался нерв. И как-то так
Высота, горящая роща, и бойцы, которых осталось всего несколько... Она не помнила, чьи это стихи, и музыку помнила с пятого на десятое, но песня буквально звучала сейчас в ее ушах. Это было какое-то чуть ли не детское воспоминание: черно-белое кино по телевизору, черный дым, белая искрящая ракета, голос за кадром...
И вот что интересно, вернувшись в госпиталь, она обнаружила, что все еще слышит голос безымянного для нее певца, и слова помнит почти наизусть. И ей вдруг дико захотелось спеть эту песню самой. Разумеется, это был род безумия. Возможно, истерика, догнавшая, наконец, Кайзерину в этом мире и на этой войне. Но как бы то ни было, проснувшись ночью, она поняла, что пока не выпустит из себя эти слова и эти смыслы, уже не успокоится. Однако и по-русски не споешь...
"Придется переводить..." - решила Кайзерина, закуривая и пододвигая к себе блокнот и карандаш.
"Что ж..."
Логично было предположить, что Кайзерина Альбедиль-Николова станет переводить песню на немецкий или - на худой конец - французский язык. Однако безумие на то и "девиантное состояние", чтобы совершать "всякие глупости".
Ей вдруг вспомнился Джон Корнфорд из роты "Ноль". Он был совсем еще мальчик и писал чудные стихи...
В конце концов, она перевела песню на английский, что оказалось не просто трудно, а очень трудно. Но дело того стоило. На следующий день - даже зверски не выспавшись - она впервые после ранения почувствовала себя счастливой...
– Чему вы улыбаетесь, баронесса?
– Да, так...
– она даже смутилась.
Вот так всегда: начинает за здравие, а...
"Непоследовательная я!"
А сегодня приехал майор Натан. Он был безукоризненно любезен и чрезвычайно мил. Привез букет цветов и пару бутылок отменного испанского бренди - сладкого, душистого, несущего вкус и аромат созревшего винограда и солнечное тепло... В общем, она растрогалась от его щеголеватой галантности, опьянела от коньяка, и... И, взяв у ирландца, сопровождавшего майора - этого парня звали Фрэнк Макгиди - гитару, начала наигрывать, хотя движения левой руки на грифе и отдавались ноющей болью в плече. Перебрала струны раз, другой. Вывела мелодию, удивляясь тому, что получается и вдруг, неожиданно даже для себя самой, запела...
Small copse on hill was burnt by fire,
With bloody sunset spitting lead...
Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат...
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят.
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте -
У незнакомого поселка,
На безымянной высоте.
Сержант Макгиди плакал... Слезы стояли в "равнодушных" прозрачных глазах майора, "повело" и Лешакова, а у нее просто текло и текло по щекам, -
Глава 11.
Мадрид-Рим
1.
Турин. Королевство Италия. 19 января 1937 года. 6 часов 30 минут
Как и все большие железнодорожные вокзалы, Порто-Нуово уже в ранние утренние часы наполняется удивительной, порой непонятной стороннему наблюдателю суетой, ускоряя её ритм и наращивая громкость по мере движения стрелок часов к полудню. Перестук колес, скрип тормозов, удары вокзального колокола - прибывают и отходят поезда; вездесущие носильщики с гружеными и пустыми тележками снуют сквозь клубы паровозного пара, словно грешные души в Аду Данте; и дворники - Ангелы Господни, перекрикиваясь, обмениваются новостями и шутками, заканчивая под шарканье метел свою ежеутреннюю работу. Немногочисленные ещё пассажиры оживляют залы ожидания суетливыми передвижениями, а у билетных касс уже нарастают цепочки очередей. И всё это под аккомпанемент паровозных гудков, железного клацанья сцепок, шипения стравливаемого пара, равномерного постукивания молоточков обходчиков - музыка железных дорог. Быть может, нечто подобное и вдохновило автора "Болеро"?
Но на вокзалах, как и в жизни, радость часто сталкивается с горем, а встречи чередуются с расставаниями. На перроне спешат, в депо - работают, в кабинете начальника вокзала пьют граппу и курят контрабандные египетские сигареты. В ресторане играет патефон, и чей-то очень знакомый голос с легким акцентом - американец? немец?
– поет неаполитанские песни. В зале ожидания - нервозный настрой задают громкоголосые женщины и кричащие младенцы. А на дальних путях, у пакгаузов, к недлинному составу товарно-пассажирского поезда сцепщики цепляют ещё один - с зарешеченными окнами - вагон. Лязганье буферов, лёгкий рывок состава и вот уже его двери открыты для новых пассажиров и не оставляющих их ни на мгновение в одиночестве "сопровождающих лиц". Вооруженных. И в форме.
***
Из выкатившегося прямо на рампу перед пакгаузами тюремного фургона конвоиры-карабинеры вывели несколько человек закованных в наручники, и без особой спешки препроводили в вагон готового к подаче на посадку - всех прочих пассажиров - состава. Простукивавший буксы пожилой седоусый смазчик о чём-то спросил старшего конвойной смены, показав рукой на карабинера с огненно-рыжей шевелюрой, ведущего за длинную цепь, прикреплённую к наручникам, представительного господина в дорогом костюме. Капрал, подтянутый, моложавый, в лихо заломленной на бровь пилотке, сухо ответил. Но, судя по выражению лица рабочего, ответ того более чем удовлетворил.
"Чёрт возьми!" - выругался про себя Роберт, так и не научившийся читать по губам.
Впрочем, за сотню метров даже через бинокль хрен разберёшь: кто кому и что там сказал.
"Самое главное я все-таки увидел. "Инженера" этапируют в Рим именно сегодня и именно этим поездом", - Роберт не удержался и чихнул, пыли на чердаке главного здания вокзала, куда он проник под видом рабочего-электрика, было - хоть отбавляй!
Похоже, почти за семь десятков лет, прошедших с момента завершения строительства, на этом чертовом чердаке никто ни разу не прибирался. Лишь редкие тропинки, протоптанные в слое пыли перемешанной с голубиным помётом, давали представление о том, что может вызвать интерес человека в этом огромном и грязном помещении под гулкой высокой кровлей, подпертой темными балками.