В водовороте
Шрифт:
– А вы пока пройдите туда, на мою половину, - сказала княгиня Петицкой.
– Знаю-с!
– отвечала ей та и прошла в задние комнаты.
Княгиня стала приближаться к кабинету мужа; она заметно была в сильном волнении. Елпидифор Мартыныч, все время прислушивавшийся к малейшему шуму, первый услыхал ее шаги.
– Княгиня приехала!..
– проговорил он каким-то торжественным голосом.
Князь при этом изменился несколько в лице и привстал с своего места.
Княгиня, войдя в кабинет, прямо и быстро подошла к нему. Князь протянул ей руку. Княгиня схватила
– Как ваше здоровье теперь?
– проговорила княгиня, смотря на князя беспокойными глазами.
– Ничего себе; я, собственно, недолго был болен и теперь совершенно почти здоров, - отвечал он трудным и медленным голосом.
Княгиня продолжала смотреть на князя с беспокойством: ее, по преимуществу, поразил мутный и почти бессмысленный взгляд князя.
– А вы тоже были больны?
– спросил он, в свою очередь, почти совсем не глядя на княгиню.
– Да, я в Париже была очень больна, - отвечала она, немного покраснев.
В ее наружности, впрочем, только произошла та перемена, что ее белое и нежное лицо начало немного дрябнуть и походить на печеное яблоко.
– Но потом где вы жили?
– сказал князь как бы более механически.
– Потом я жила в Италии, в Германии, - отвечала княгиня.
– С кем-нибудь из русских или одни?
– спросил князь; ему, кажется, хотелось узнать, жил ли там Миклаков.
– Совершенно одна!.. С одной только Петицкой, - подхватила княгиня, как бы угадав его тайную мысль.
– В Риме, впрочем, в одно время со мной жила Анна Юрьевна, где она и умерла.
– Умерла Анна Юрьевна?
– воскликнул Елпидифор Мартыныч.
– Умерла, и какою-то страшной смертью, так что кричала на весь маленький переулок, в котором жила, а итальянцы, вообще очень суеверные, перестали даже ходить мимо ее дома.
– Какая же болезнь у нее была?
– спросил князь опять как-то механически: его даже известие о смерти Анны Юрьевны нисколько, по-видимому, не тронуло.
– Я не знаю, какая, - отвечала княгиня.
– К-ха!
– откашлянулся глубокомысленно Елпидифор Мартыныч.
– По образу ее жизни ей и нельзя было ожидать от бога покойной кончины, - проговорил он.
– Желательно было бы знать, к кому теперь перешло все ее громадное состояние в наследство?
– Барону, кажется!
– отвечала княгиня.
– Барону, однако!
– воскликнул Елпидифор Мартыныч.
– Но ведь это тысяч сто годового дохода?
– Д-да! Впрочем, он и стоит того: последнее время он такую показал ей привязанность, что она мне сама несколько раз говорила, что это решительно ее ангел-успокоитель! Недели две перед смертию ее он не спал ни одной ночи, так что сам до того похудел, что стал походить на мертвеца.
– Ну, из-за этакого наследства отчего и не похудеть!..
– произнес Елпидифор Мартыныч
– Барон, вероятно, скоро сюда приедет!..
– продолжала княгиня.
– Вот как!.. Что ж, это и хорошо!
– произнес Елпидифор Мартыныч, а сам с собой в это время рассуждал: "Князь холодно встретился с супругой своей, и причиной тому, конечно, эта девчонка негодная - Елена, которую князь, видно, до сих пор еще не выкинул из головы своей", а потому Елпидифор Мартыныч решился тут же объяснить его сиятельству, что она совсем убежала к Жуквичу, о чем Елпидифор Мартыныч не говорил еще князю, не желая его расстраивать этим.
– И здесь такожде новостей немало!
– продолжал он, как бы исключительно обращаясь к княгине.
– Елизавета Петровна Жиглинская, если только вы помните, тоже померла.
– Померла?
– спросила княгиня.
– Когда она померла?
– воскликнул при этом князь.
– Недели с три, надо быть, - к-ха!
– отвечал Елпидифор Мартыныч, потупляясь несколько.
– Отчего вы не сказали мне об этом?
– спросил князь почти строго.
– Да так как-то все забывал - к-ха!
– отвечал Елпидифор Мартыныч как бы и искренним голосом.
– И долго она была больна?
– проговорила княгиня, сначала не подозревавшая, к чему ведет всю эту речь Елпидифор Мартыныч.
– С ней два удара собственно было!
– отвечал тот с какой-то особенною пунктуальностью и резкостью.
– Один вот первый вскоре после поступления дочери в кастелянши!
– На слове этом Елпидифор Мартыныч приостановился немного.
– Сами согласитесь, - продолжал он, грустно усмехаясь, - какой матери это может быть приятно!.. А потом-с другой раз повторился, как дочь и оттуда переехала.
– А куда она оттуда переехала?
– спросила княгиня не совсем уже смелым голосом.
Она еще за границей слышала, что Елена главным образом потому оставила князя, что он стал ее ревновать к Жуквичу; но чтоб эта ревность была справедлива, она не слыхала подтверждения тому.
– В гостиницу тут одну; в нумера, где вот Жуквич поляк живет!.. проговорил Елпидифор Мартыныч, как бы больше обращаясь к князю.
Княгиня при этом ответе окончательно смутилась и не стала больше расспрашивать. Князь тоже молчал и начал щипать себе бороду; известие это, впрочем, мало, по-видимому, его поразило, - он как будто бы ожидал заранее этого, и только его блуждающий взгляд несколько сосредоточился, и он заметно стал что-то серьезное и важное обдумывать.
Княгиню между тем все беспокоила мысль, как сказать князю о Петицкой, и, видя, что разговор ни о чем другом не начинается, она решилась наконец:
– Я Петицкую с собой привезла; вы позволите ей жить у меня? проговорила она.
– Пожалуй, мне все равно!
– отвечал князь с явною досадой, что его отвлекают от собственных мыслей.
Елпидифор Мартыныч это заметил и обратился к княгине.
– Князь утомился; ему вредно долго беседовать - к-ха!
– сказал он.
– Хорошо, я уйду!
– сказала кротко княгиня и сама встала при этом.