В водовороте
Шрифт:
– Как дом подожгут?
– повторил старик опять уже с ужасом.
– А так!.. Мало ли поляки сожгли у нас городов! Смотритель говорит, что Жуквич часов до трех ночи у ней просиживает, - кто за ними усмотрит тогда?.. Горничная ее и солдат, что у ворот стоит, тоже сказывали, что она по вечерам с ним уезжает и возвращается черт знает когда...
– Ах, какая негодяйка, скажите!..
– произнес старик, выпучивая даже глаза от страха и удивления.
– Ужасная негодяйка!.. И как же после этого можно ее держать?
–
– согласился старик.
– Только как это сделать мне?
– Ну, уж там как-нибудь сделайте!
– заключил Николя и ушел, зная, что достаточную искру бросил в легко воспламеняющуюся душу отца.
Надобно сказать, что сам старик Оглоблин ничего почти не видел и не понимал, что вокруг него делается, и поэтому был бы человек весьма спокойный; но зато, когда ему что-либо подсказывали или наводили его на какую-нибудь мысль, так он обыкновенно в эту сторону начинал страшно волноваться и беспокоиться.
– Пожалуй, они в самом деле дом сожгут! Что с них возьмешь?
– повторял он сам с собой, оставшись один; а потом, по всегдашнему обыкновению, послал позвать к себе на совет Феодосия Иваныча.
– Эта... кастелянша новая, - начал он, стараясь сохранить строгий начальнический вид, - живет... как мне говорили, с поляком одним?
– Кто вам говорил это?
– спросил Феодосий Иваныч, делая мину, весьма похожую на мину начальника, и вместе с тем глаза его были покрыты каким-то невеселым туманом.
– Сын мне говорил!.. Николя!..
– отвечал ему старик опять строго.
Как будто что-то вроде грустной улыбки пробежало по губам Феодосия Иваныча.
– А Николаю Гаврилычу кто это сказывал?
– спросил он явно уже грустным голосом.
– Смотритель дома сказывал... горничная ее сказывала... солдат, что у ворот стоит, говорил. Как ее после этого не выгнать?..
– Выгоняйте!
– произнес грустно-насмешливо Феодосий Иваныч.
– Но как это сделать?
– Надо как-нибудь сделать!
– отвечал Феодосий Иваныч неопределенно; но по выражению его лица видно было, что он знал, как это сделать.
– Надо!.. Надо!.. Да говорите же, как это сделать?
– закричал, наконец, на него начальник.
Феодосий Иваныч при этом еще больше надулся.
– Позовите этих - смотрителя, горничную и сторожа, расспросите их... отвечал он тем же неохотливым тоном.
– Ну, позовите!
Феодосий Иваныч пошел.
– Она ведь дом сожечь может!
– крикнул ему вслед начальник, как бы желая внушить ему важность дела.
Но Феодосий Иваныч не обратил на это особенного внимания и через несколько времени привел в присутствие смотрителя дома, горничную Елены и сторожа.
Генерал начал расспрашивать прежде всех смотрителя, как более умного и толкового человека.
– Эта... госпожа Жиглинская... кастелянша, как слышал я, в связи с поляком
Смотритель при этом приподнял плечи вверх и вскинул немного глаза в потолок.
– Надо быть, ваше превосходительство, что так!
– проговорил он.
– И я слышал... что у них ночью огонь... часов до трех бывает.
– Было это, ваше превосходительство, раза четыре это было!
– отвечал смотритель.
– Чтобы не было у меня вперед этого! Никогда не было!
– закричал вдруг генерал и погрозил даже пальцем смотрителю.
– Я теперь ее выгоняю вон!.. Но она... все еще, может быть, проживет тут... день и два... чтобы совсем у ней не было в эти дни огня... совсем!.. Я с вас спрошу, - вы мне за то ответите!
– Не будет, ваше превосходительство, у ней огня никакого-с!.. Слушаю-с!.. Совсем никакого не будет!
– успокоивал его смотритель, как видно, насквозь знавший своего начальника, а потому нисколько не смутившийся от его крика.
– Чтоб и не было!
– повторил еще раз старик и с тем же раздражительным тоном обратился к горничной Елены:
– У твоей госпожи есть возлюбленный?
– Никак нет-с, ваше превосходительство!
– заперлась было та на этот раз, струсивши до слез.
– А я знаю, что есть!
– крикнул на нее старик.
Горничная при этом только как-то вильнула от страха животом.
– Ты видел, как госпожа Жиглинская уезжала по вечерам с Жуквичем? перекинулся старик к сторожу.
– Уезжала, ваше превосходительство, часто уезжала!
– отвечал тот.
– Ну, а теперь что делать?
– спросил Оглоблин совсем другим тоном Феодосия Иваныча, стоявшего несколько вдали и смотревшего каким-то Мефистофелем на всю эту сцену.
– Их вот отставьте в сторону, а позовите самое Жиглинскую.
Генерал после этого строго позвонил.
Явился сторож.
– Госпожу Жиглинскую ко мне!
– сказал он тому каким-то зловещим голосом.
Сторож побежал исполнить его приказание.
Елена пришла, несколько удивленная таким приглашением. При виде ее представительной и шикарной наружности старик несколько утратил свой чересчур начальнический вид и, даже привстав на своем месте и опершись, по обыкновению, на локотки рук своих, начал, держа лицо потупленным к столу:
– Вы-с... производите в доме... беспорядки, которые я не могу допустить.
– Какие беспорядки?
– спросила Елена, взглядывая с недоумением на стоявших в стороне смотрителя, сторожа и свою горничную и полагая, что не последняя ли что надурила.
– У вас, - продолжал старый генерал, - бывает человек, который не должен... никак здесь бывать.
– Какой человек у меня бывает?
– продолжала Елена, все еще не совсем хорошо понимая.
– Господин Жуквич у вас бывает!..
– произнес старик более уже строгим голосом.