В водовороте
Шрифт:
– Ипохондрия... больше ничего, ипохондрия!
– сказал Елпидифор Мартыныч, смотря с чувством на князя.
– Ну-с, не извольте хмуриться, все это я сделаю: напишу княгине и устрою, как следует!
– заключил он и, приехав домой, не откладывая времени, принялся своим красивым семинарским почерком писать к княгине письмо, которым прямо от имени князя приглашал ее прибыть в Москву.
* * *
Невдолге после объяснения с Жуквичем Елене пришлось иметь почти такое же объяснение и с Николя Оглоблиным. Бедный молодой человек окончательно, кажется, и не шутя
Придя раз вечером к Елене, Николя начал как-то особенно ухарски расхаживать по комнате ее: он в этот день обедал в клубе и был немного пьян.
– Знаете что, mademoiselle Елена, я хочу на вас жениться!
– сказал он.
– На мне?..
– спросила, рассмеявшись, Елена.
– Да, на вас!.. Пусть там отец, черт его дери, что хочет говорит... Другие женятся и на цыганках, а не то что...
– бултыхал Николя, не давая себе отчета в том, что говорил.
Елена на этот раз не рассердилась на него нисколько.
– Нет, я не могу пойти за вас замуж, - проговорила она, сколько могла, добрым голосом.
– Отчего?
– воскликнул Николя, никак не ожидавший, что Елена замуж за него даже не пойдет, потому что считал замужество это для нее все-таки большим шагом в жизни.
– Оттого, что я вас не люблю тою любовью, которою следует любить мужа!
– отвечала Елена.
– Какой же вы любовью меня любите?
– спросил Николя, немного повеселевший от мысли, что его хоть какою-нибудь любовью любят.
– Я люблю вас как приятеля, как человека очень хорошего!
– говорила Елена.
– Какой я приятель вам!.. Я не могу быть вашим приятелем!
– возразил Николя уже недовольным тоном.
– Отчего же не приятель?
– Оттого, что вам приятель надобен какой-нибудь ученый, а я что?.. Я знаю, что я не ученый.
– Зато вы очень добрый человек, а это стоит многого!
– возразила Елена.
– Это что добрый?..
– продолжал Николя, сохраняя свой недовольный тон.
– Вы любите, верно, кого-нибудь другого!
– прибавил он.
Елена на это молчала.
– Князя, что ли, все еще любите?
– говорил Николя.
– Может быть, и князя!
– ответила Елена.
– Ну, уж это извините: я бы вам не советовал!
– продолжал Николя насмешливым голосом.
– Елпидифор Мартыныч сказывал, что к нему жена скоро из-за границы вернется!
– Это я знаю!
– проговорила Елена.
– Так вам опять, видно, срамиться хочется, как прежде, вон, все истории были?.. А как вы выйдете за меня, по крайней мере, замужняя женщина будете!
– Нет, monsieur Николя, у меня никакой больше истории не будет, потому что я никого не люблю и замуж
– постаралась еще раз успокоить его Елена.
– Ну да, не любите!.. Не может быть, непременно кого-нибудь любите! толковал Николя свое и почти наперед знал, кого любит Елена, но ей, однако, этого не высказал; зато, возвратясь домой, позвал к себе своего Севастьянушку и убедительно просил его разузнать, с кем живет г-жа Жиглинская.
Севастьянушка в этих делах был человек опытный. Он прежде всего обратился к смотрителю дома, всегда старавшемуся представить из себя человека, знающего даже, что крысы под полом делают в целом здании.
– А что, - спросил его Севастьян, - к этой новой кастелянше нашей никакого хахаля не ходит?.. Генерал велел узнать.
На генерала, то есть на старика Оглоблина, Севастьянушка свалил, чтобы придать больше весу своим словам в глазах смотрителя.
– Ходит один поляк к ней... Надо быть, что хахаль!
– отвечал ему тот. Этта я, как-то часу в третьем ночи, иду по двору; смотрю, у ней в окнах свет, - ну, боишься тоже ночным временем: сохрани бог, пожар... Зашел к ним: "Что такое, говорю, за огонь у вас?" - "Гость, говорит, сидит еще в гостях!"
Севастьянушка на это только усмехнулся и затем уже взялся за горничную Елены, которую он для этого зазвал к себе в гости, угостил ее чаем и стал расспрашивать, что не влюблена ли в кого-нибудь ее барышня. Глупая горничная, как болтала она об этом с Марфушей, так и ему прямо объяснила, что барышня, должно быть, теперь гуляет с барином Жуквичем, потому что ездит с ним по вечерам и неизвестно куда. Показание это Севастьянушка проверил еще через посредство солдата, стоявшего у уличных ворот здания, и тот ему сказал, что, точно, кастелянша ездит иногда с каким-то мужчиной и что возвращается домой поздно.
Обо всем Севастьян самым подробным образом доложил Николя.
– Хорошо!.. Хорошо!.. Славно!..
– говорил тот, делаясь при этом совершенно пунцовым от гнева.
IX
Николя, как и большая часть глупых людей, при всей своей видимой доброте, был в то же время зол и мстителен. Взбесясь на Елену за то, что она - тогда как он схлопотал ей место и устроил лотерею - осмелилась предпочесть ему другого, он решился насказать на нее отцу своему с тем, чтобы тот вытурил Елену с ее места. Для этого он пришел опять в присутствие к старику.
– Папа, вам этой Жиглинской нельзя держать на службе у себя!..
– сказал он.
– Как это?.. Почему?..
– спросил тот, не понимая сына.
– Потому, что она черт знает что такое делает: с поляком одним живет!
– С поляком?
– произнес старик почти с ужасом.
– Да-с!.. С Жуквичем вон этим, что вещи у нас на лотерее расставлял.
– А, вот с кем!..
– произнес старик поспокойнее; он воображал, что это был какой-нибудь более страшный человек, чем Жуквич.
– Вы, папа, выгоните ее, а то они тут не то еще наделают... и дом, пожалуй, подожгут!