В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
отголосок, так точно и стихи "Вадима", полные мечтаний о чудесах, вере и любви, сделали глубокое впечатление на сердца, успокоившиеся после окончания войны
и вновь приобретшие восприимчивость к романтическому настроению.
Идеальность осветила еще раз, хотя на короткое время, тогдашнее общество,
недавно так мастерски очерченное графом Л. Толстым в романе "Война и мир".
Войдет ли когда-нибудь эта идеальность снова в жизнь? Бог знает. <...>
Жуковскому никогда
двором другими узами, кроме уз благодарности и признательности; но судьба
устроила иначе. Под конец 1817 года он был избран учителем русского языка при
великой княгине Александре Федоровне... Все его планы переселения в Дерпт или
Долбино были отодвинуты в дальнее будущее. В январе 1818 года он отправился
в Петербург. <...>
Новая жизнь стала Жуковскому по сердцу; он не только нашел себе
деятельность, соответствовавшую его вкусам, дававшую ему довольно времени
предаваться и поэтическому творчеству, но нашел еще и то, чего тщетно искал в
семье Екатерины Афанасьевны Протасовой, -- искренность, как то казалось ему,
семейного круга, теплое расположение к себе. <...>
Так, друг наш принял свою учительскую должность не как слуга,
оплачиваемый за свои труды, а как поэт, который с полною любовью берется за
свой священный подвиг29. И встретил он, правду сказать, в своей высокой
ученице такую же поэтическую и романтическую душу. Задача Жуковского не
могла состоять единственно в том, чтобы познакомить великую княгиню с
грамматическими формами русского языка (он сочинил именно для нее русскую
грамматику, напечатанную на французском языке только в десяти экземплярах);
ему надлежало открыть перед своею ученицей в языке и в литературе новой ее
отчизны такие же сокровища и красоты, какие она находила в своем родном
языке. Она так же, как все юное поколение в Германии, после освобождения от
французского ига, восторженно любила стихотворения отечественных поэтов и
родной язык. Никто лучше Жуковского не мог служить посредником между
немецкою словесностью и русским двором. Присутствие славного русского поэта
при дворе немало содействовало тому, что в высшем обществе стали более, чем
прежде, заниматься русскою литературой и говорить на отечественном языке.
Блудову поручено было переложить на русский язык все дипломатические
документы с 1814 года, написанные по-французски, и он должен был, с помощью
Карамзина и Жуковского, создать для того новый язык или по крайней мере найти
в русском языке соответствующие выражения. Перевод славянской Библии на
современный язык был
обществе. По желанию своей ученицы Жуковский переводил многие
стихотворения Шиллера, Гете, Уланда, Гебеля на русский язык. Этому
обстоятельству русская словесность обязана целым рядом прекрасных баллад,
которые и были напечатаны сперва маленькими тетрадями на двух языках с
надписью на обороте: "Для немногих". Впоследствии они вошли в разные издания
стихотворений Жуковского. Читая эти произведения, чувствуешь, что они
родились и вылились из души поэта как будто среди приятной беседы, в
присутствии симпатичных людей, которые согрели его душу и, кажется, опять
пробудили струны, звеневшие в ней в пору надежды, когда выливались
долбинские стихотворения и сиял над ним образ Маши, даря надеждой и
восторгом счастливой любви. <...>
В начале апреля 1821 года Жуковский пустился странствовать по Европе.
Хотя он обещал друзьям подробное печатное описание путешествия, но, кроме
отрывков из писем, посланных к родным, мы ничего не имеем в печати об этих
странствованиях30. Он рисовал с натуры, особенно в Швейцарии, виды, которые
сам после выгравировал на меди, но описания к ним не успел сделать. И в самом
деле, во время путешествия ему некогда было этим заняться. Столько новых
впечатлений наполняли его душу, что он едва был в состоянии одуматься. Он
надеялся в будущем времени повторить это путешествие, которое казалось ему
теперь только рекогносцировкой. Но подчас меланхолическая хандра проникала в
его душу; так, например, при виде заходящего солнца с Брюлевой террасы в
Дрездене он горевал, что "голова и сердце пусты", оттого что река Эльба
напомнила ему Оку при Белеве и что Пильницкое шоссе казалось похожим на
почтовую дорогу в Москву, словом, оттого, что он находился за границей, а не на
родине:
И много милых теней встало!31
В Дрездене Жуковский познакомился с известным писателем Тиком и
живописцем Фридрихом. Об этих любопытных знакомствах наш поэт часто писал
к своим друзьям.
"Фридриха нашел я точно таким, каким воображение представляло мне
его, и мы с ним в самую первую минуту весьма коротко познакомились. В нем
нет, да я и не думал найти в нем, ничего идеального. Кто знает его туманные
картины, в которых изображается природа с одной мрачной ее стороны, и кто по
этим картинам вздумает искать в нем задумчивого меланхолика, с бледным