Вадбольский 4
Шрифт:
Я подмигнул ему, он затрясся, похоже, готов сдаться, я тихонько шепнул ему:
— На тебя всёе женщины смотрят! Покажем красивый бой!
Пришлось постараться, подставляясь под его вроде бы страшные по мощи удары, я дважды падал, наконец выронил меч и вскинул руки, признавая поражение. Что творилось на трибунах не стал и смотреть, поспешно покинул арену через запасной ход, метнулся по двору к выходу из Лицея.
Глава 8
Сюзанна не сказала,
— Вадбольский!.. Думаешь, я не понимаю? Ты проиграл нарочито!..
— Разве? — спросил я в сибирскомФ изумлении. — Я так старался, так старался!
— Проиграть?
— Разве проигрышем, — возразил я высокопарно, — можно сорвать мимолетную улыбку одобрения с ваших сочных уст широкого алого рта, графиня!.. И чтоб вы меня наконец-то заметили!
Она сказала злобно:
— Вас трудно не заметить, Вадбольский. Наглые всегда на виду. Даже, когда прячутся.
Я сказал грустно:
— Но вы, графиня, меня в упор почему-то!.. Я поражён в самую глубину сердечной мышцы, причем одним ударом эпикарду, миокарду и эндокарду, как сапогом муху! Вы безжалостны, графиня!.. Давайте пообедаем, а то мне бежать надо.
Она окинула меня взглядом, полным подозрения, фыркнула:
— Вам всё равно придётся быть на финале турнира. Нет, не в качестве участника, эта честь только для сильнейших, а вы не они. На финале обещал быть император, Лицей — его идея, это вот всё под его личным покровительством. Присутствовать обязаны все курсанты, это великая честь!
— Куда я денусь, — сказал я тоскливо, — но нет невзгод, а есть одна беда — твоей любви лишиться навсегда!
Она отшатнулась, я пояснил торопливо:
— Это стих, ваше сиятельство, я бы никогда не осмелился к вам на «ты». А в стихах всё можно, поэты вообще люди бесстыжие.
Она усмехнулась, сказала саркастически:
— Тогда вы точно поэт. Но стих хорош. Чей?
— Да был такой Шекспир.
Она вздохнула, выдохнула, после паузы сказала с подозрением:
— Барон, я не знаю, что вы задумали, но на последнем дне турнира обязаны присутствовать! Будет перекличка.
— Буду, — пообещал я. — Ах, как жаль, как жаль, что я проиграл!.. Побегу топиться.
И в самом деле убежал, подошла к концу неделя, что я давал Софии на улучшение состояния Скалозуба.
Но прямо к нему поехать не удалось, по дороге наткнулся на Ротбарта, сына герцога и вообще рослого и мускулистого красавца что уже однажды отхватил от меня, но то было давно, а сейчас вот я проиграл схватку совсем ничем не примечательному курсанту, значит, тогда всё было случайностью.
— Ничтожество, — сказал он таким тоном, словно плюнул мне в лицо, — проиграть слабейшему на курсе?.. Ничего, закончим турнир и вышвырнем тебя, убожество, из Академии!
Я глубоко вдохнул, стараясь погасить быстро вспыхнувшую злость. Нельзя убивать, что хорошо
Но не только убивать нельзя, в Академии нельзя даже драться.
Скрипя зубами от злости, я перехватил его руку, задержал дыхание и сжал изо всей силы. Ротбарт вскрикнул, попытался выдернуть руку. Я отпустил, когда услышал лёгкий треск, а твёрдая кость под моими пальцами подалась, распадаясь на обломки.
— Нехорошо бить слабых, — сказал я с укором, — Как не стыдно?
И пошёл дальше, скорбно вздыхая и покачивая головой. Ротбарт визжал поросячьим голосом и баюкал руку с раздробленной костью. Попавшиеся по дороге курсанты провожали меня непонимающими взглядами, я бы ещё молитву прочел, чтобы уж совсем войти в образ.
Прямо от Лицея помчался к особняку генерала, он сам уже не в постели, а в глубоком кресле у стола, читает «Санкт-Петербургский вестник», посвежел, порозовел, даже мяса чуточку набрал, хотя саркопения должна бы активно противиться.
— Сергей Сергеевич, — сказал я бодро, — моё почтение!
Он поднял на меня взгляд покрасневших глаз, всё ещё болен, но уже на боевой тропе егеря к выздоровлению.
— А, — произнес он почти не старческим голосом, — тот непонятный курсант… Что ж, юноша, я своё слово держу. Вот список надёжных хлопцев, что в огонь и воду, хотя уже на пенсии. Я разослал указания и остальным явиться к вам для продолжения службы…
Я охнул.
— Сергей Сергеевич, это уже не служба! Это так, занятие на пенсии.
Он поглядел на меня строго.
— Юноша, мы всегда на службе Отечеству!.. И эти люди, что явятся к вам по моему приказу… да-да, не по рекомендации, а по приказу, они тоже на службе Отечеству! Вы им даёте возможность служить и дальше, быть нужными.
Я поклонился, скрывая замешательство.
— Превесьма благодарен, ваше сиятельство. Я даже не ожидал такого теплейшего отношения!
Он сказал крепнущим голосом:
— Не надо благодарности. Вы служите Отечеству, это главное. Мы все ему служим до гробовой доски!.. И тем счастливы.
Они служат, думал я, покидая его кабинет, и тем счастливы. Это важно для человека — быть нужным. Отправка на пенсию — это как бы на медленное умирание, а тут я подворачиваюсь с предложением послужить ещё, ещё, ну как не обрадоваться, служение — это жизнь!
Софья вышла меня проводить, я заверил, что с её мужем всё в порядке, ещё пара дней — и начнёт ходить по этажу, потом спустится и на первый, а то и вовсе в сад.
Она горячо поцеловала меня, благодаря, горячая грудь прижалась к моей твёрдой и едва тёплой, но воспламенила и там, кровь побежала быстрее, я воровато огляделся по сторонам, на этаже никого, затащил Софью в кладовку.