Вадбольский 4
Шрифт:
— Ох, Сюзанна, — сказал я застенчиво, — вы мне льстите. Мне кажется, я уже и подраться не способен, настолько интеллигентен и даже робок в вашем присутствии.
— Я вас так облагораживаю?
— Вот именно это нехорошее слово. И хотел бы, но низзя. Что за жизнь благородного человека?
— Это вы благородный?
Я поставил опустевшую чашку на стол, улыбнулся загадочно, надеюсь, загадочно и с поклоном поднялся, продолжая блистать белыми зубами.
— Я вас оставлю, дела, заканчивайте ужин без меня, — и спешно вышел
Быстренько заскочил в Щель, Лиза и Лапочка старательно и ювелирно выделывают патроны. Сперва я сдуру хотел получить остроконечные пули, у них наибольшая дальность, но это нужно стрелкам из винтовок, а для пистолета важнее останавливающий эффект. Что толку, если пробьешь врага насквозь, а он продолжит бежать на тебя, стреляя или замахиваясь саблей?
Пистолетная пуля должна застревать в теле врага, потому головка её должна быть тупой… Застревать, а то и отбрасывать сильным ударом в тело. И не только тупой, всего пара движений превращает её в разрывную, сейчас не до соблюдения Женевских конвенций.
Так что у меня в обойме, так я по-простонародному называю магазин, двадцать один патрон, что остановят и быка, а уж человека не только остановят, но и отшвырнут.
Убойная дальность пуль сохраняется до полукилометра, но я не попытаюсь стрелять на такие расстояния, и в слона не попаду. И не потому, что руки трясутся, пистолеты не для дальней стрельбы. А вот с пятидесяти шагов попаду хоть в глаз, хоть в открытый рот, рука тверда, и пули наши быстры.
Жаль, такой совершенной красотой и не побахвалишься, ношу в пространственном кармане, но на тот случай, если придётся предъявить револьвер или пистоль, взял в кобуру скрытого ношения американский кольт.
— Работай-работай, — сказал я. — Кто не работает, того не апгрейдят!
Собрав изготовленные пули, Лиза с Лапочкой за эти дни изготовили около двух сотен, ссыпал в пространственную барсетку и торопливо выскочил наверх. Сейчас, когда огородил это место и даже накрыл крышей, точно никто лишний не забредет, могу туда занести столик с прохладительными напитками, а то и кофейник.
Когда вернулся, Сюзанна уже во дворе садилась в свой авто, на лице Антуана явное облегчение, чемоданы графини уже загрузили. Я уже начал беспокоиться, вдруг решила смыться, потом вспомнил, за княгинями вообще таскают обозы с вещами и платьями, Сюзанна ещё и не такая уж и привередливая.
Или это значит, что вместо прежних платьев в столичных магазинах закажет кучу новых.
Когда Антуан начал выруливать со двора за ворота, я остановил Тадэуша, который уже садился за руль. Антуан тут же притормозил, вопросительно посмотрел на меня.
Я чуть приоткрыл его дверцу, выстуживая салон, велел строго:
— Вези её сиятельство прям в Лицей. А я вернусь в дом, возьму носовой платок.
Он посмотрел с непониманием.
— Платок?
— Так и скажи её сиятельству, — посоветовал я. — У меня он в синюю клеточку, а надо в фиолетовую
Из-за его спины донесся элегантный фырк графини.
— Не верь ему, Антуан. Это же Вадбольский! Если какую-то пакость не задумает, то и заснуть не сможет.Поехали! Пусть догоняет.
Их автомобиль сдвинулся с места, а я, не дожидаясь пока скроется вдали, повернулся, готовый вернуться в дом, увидел торопливо шагающего в мою сторону полковника.
— Барон, — сказал он ещё издали, — у меня пара вопросов.
— Здравствуйте, Иван Иванович, — ответил я. — Внимательно слушаю.
— Как я понял, вас отозвали на время зимней сессии?
— Совершено верно, ваше превосходительство.
Он сказал, наблюдая за моим лицом:
— У вас война с соседом?.. Насколько серьёзно?
— Не думаю, — ответил я, — что решится напасть, когда здесь гвардия князя. И хотя вас триста, а у Карницкого несколько тысяч, но само грозное имя Горчакова, сами понимаете…
Он кивнул, лицо расслабилось.
— Понимаю. Барон, вы мне нравитесь, и скажу честно, если люди вашего соседа всё-таки рискнут напасть, они получат хороший урок и от моих людей.
Он протянул мне руку, я крепко пожал.
— Спасибо, полковник.
Я вернулся в дом, слуги кланяются при встрече, но я уже научился не обращать на них внимание, быстро пошёл в сторону подвальных помещений.
В коридоре меня догнал встревоженный Тадэуш.
— Ваше благородие! Что случилось? Я должен что-то знать?
Я развернулся, посмотрел в его полное преданности лицо и вытаращенные глаза.
— Да, — ответил я тихо и таинственно. — О Клятве Крови помнишь?
Он вытянулся в струнку.
— Ваше благородие! Как такое можно забыть?.. Это же теперь в моей крови!
— Вот-вот, — сказал я ещё тише. — У меня есть тайны, вы к ним причастны. Но другие о них знать не должны. Сейчас я пойду в подвал… а когда выйду, это моё дело. Понял? Кто меня спросит, отвечай, барин занят!
Он торопливо кивнул, ещё не понимая, но готовый выполнить всё, даже броситься в огонь, уже видит, я не тот нищий и слабый баронет, которому присягали, а то ли ещё будет!
Я хлопнул его по плечу, так здесь выказывают расположение, открыл тяжёлую дверь подвала, вошёл и, проворачиваясь, перехватил очень внимательный взгляд Тадэуша.
Всё путём, сказал я ему взглядом, хотя такое внимание показалось малость подозрительным, запер тщательно и добавил истошный сигнал тревоги, взвоет — мало не покажется, а затем, не затягивая, шагнул в пространственный туннель.
Головокружения почти не заметил. Ожидал, только мышцы напряглись, эволюция не готовила человека к такому способу перемещения, но непроизвольный ужас только распахнул рот для вопля, а я уже вышел в кабинете дома на Невском.
Всё в порядке, я молодец. Привыкай, дружище, это будет привычно в двадцать втором веке.