Вадбольский 4
Шрифт:
— Садитесь, курсант. У меня тоже ряд вопросов, хотя это и не прямое моё дело. Хотя начнём с того, который вам задал глава охраны. Откуда у вас этот кольт?
Я сказал почтительнейшим голосом:
— В таких случаях говорят, нашёл. Вот шёл по дороге, смотрю — лежит. Будучи лояльным гражданином, поднял и тут же побежал, даже вприпрыжку, чтобы сдать правоохранительным органам, но не успел, пригласили на день закрытия турнира, а опаздывать нельзя, там же великодушно обещался сам Государь Император быть и присутствовать к нашему счастью и благолепствованию!
Он нахмурился, брови сошлись над переносицей. Я ожидал взрыва гнева, в самом деле переборщил с иронией, но он сказал ровным голосом:
— Я Раевский Николай Николаевич, глава Военной Комиссии, только вчера прибыл с военных заводов Урала.
Я вытянулся, запоздало поняв, почему его лицо выглядит таким знакомым, его можно назвать военным министром империи, видел на портретах.
— Прошу прошения, не признал!
Он смотрел с иронией, в глазах поблёскивают гаснущие искорки, не пойму, что означают, Алису спрашивать некогда, молчу, а он сказал подавленным голосом:
— Стыдно нашей системе, такую нужную вещь можно купить у презренных воров, а её нет даже у охраны Государя.
Я чуть пожал плечами.
— А кто мешал?
— Вот-вот, — ответил он с раздражением, — вот-вот. Вадбольский, да?.. Что-то слышал о вас. Суфражистки, несколько стычек с курсантами. А ещё вы рассорились с нашими патриотами, доказывая, что войну, которая вряд ли начнется, обязательно проиграем?
Ого, мелькнула мысль, кое-что обо мне уже собрали, быстро работают.
— Неужели такую ничтожную персону заметили?
Он чуть усмехнулся.
— Мои дети общаются с детьми других работающих в правительстве, от них много узнаёшь… В том числе и о наглом бароне Вадбольском, что вроде не социалист, не масон, а предрекает войну России, в которой та проиграет весьма позорно.
Я сказал нехотя.
— Да, были такие разговоры.
Он потребовал:
— Почему вы так решили?
Голос злой, даже раздражённый, у меня похолодели внутренности, а трепещущее сердце ощутило как его берёт в ладонь огромная когтистая лапа. Где-то в общении с друзьями переборщил, нельзя быть таким откровенным, но сейчас прижат к стене, да ладно, человек я или тварь дрожащая, вздохнул и с нечастным видом загнул палец.
— Мы строим Севастополь и укрепляем Черноморскую бухту, но стройматериалы туда возим гужевым транспортом!.. А вот Англия и Франция перебрасывает в Чёрное море впятеро больше через полмира и в тридцать раз быстрее!..
Он слушал молча, только лицо всё больше мрачнело, наконец сказал с усилием:
— Я инспектировал заводы по производству оружия. Так что не надо мне… в каком мы виде.
В его голосе я слышал явное недовольство, но я при чём, не я же отказал в прокладке железных дорог, мол, в России они не нужны! А сейчас уже не успеть. За те месяцы, что остались до высадки десанта в Крыму, не нарастить выпуск винтовок, даже устаревшего типа, и тем более не дотащить их до Севастополя гужевым транспортом.
Я рискнул проговорить:
— После поражения, как говорят
Он внимательно всмотрелся в моё лицо, но сам помрачнел ещё больше, кивнул.
— Спасибо за информацию. Можете идти, кадет. Если появятся ещё вопросы, вас вызовут.
Я рискнул напомнить:
— Я ещё не на службе.
Он ответил сдержанно:
— Мы все на службе Отечеству.
Я вышел, тихонько выдохнул, но сердце колотится, будто я заяц, бегущий от страшного волка. Обошлось, хоть и не верится, могло быть гораздо хуже. Язык мой — враг мой, так ли задумывала эволюция?
Сюзанны не видно, но вряд ли сама отправилась домой, в какой-то мере считает себя ответственной за меня, смешно, но верит, что наставляет на правильный путь и спасает от чудовищных ошибок, когда объясняет, что слово sortir это не место, где срут, а означает «пойти», «встретиться», и нет в французском языке такого слова, как «пердит», а только «пердю», это так важно для благородного человека, так важно…
Подбежал здоровенный мужчина в прекрасном костюме аристократа, выхватил из нагрудного кармана золотой жетон.
— Имперская служба безопасности. Пара вопросов.
Я не успел раскрыть рот, как откуда ни возьмись подскочили ещё двое таких же, похожие на цирковых борцов, подхватили меня под руки и затащили в небольшую комнатку в трёх шагах. Я не противился, по этим ребятам видно, что не бомбисты, так что сопротивление будет считаться государственным преступлением и препятствием… ну, к чему-то важному препятствием. Или препятствованием.
Следом за нами пошёл сухощавый мужчина в длинном плаще, ну а как же, почему они их так любят, ещё бы воротник поднял в стиле «за нами следят».
Усадили на единственный в комнате стул, сами встали справа и слева, руки опустили мне на плечи, ладони в самом деле широкие, мозолистые, но вряд ли от лопат.
— Иоганн Рейнгольд, — назвался сухощавый в плаще, — глава секретной службы Империи.
— Ого, — сказал я. — Да, выше только Господь Бог.
Он буркнул безучастно:
— Будете дерзить, следующим вас допросит Он. Что здесь случилось?
Я окинул его внимательным взглядом. Этот глава охраны похож на тарантула, которых я ловил в детстве на берегу реки, опуская в их норки на ниточке кусочек воска. Тарантул вцепляется в это непонятное, что вторгается в его норку, лапы липнут, а я с торжеством вытаскиваю за ниточку наверх, на солнце.
Голос тарантула не слышал, но, полагаю, он такой же сухой и скрипучий, как у этого главы охраны.
— Вы сами видели, — сообщил я, — группа террористов нагло и безответственно совершила покушение на высокопоставленного члена императорской семьи. Всё, что я знаю и помню, я уже рассказал господину Ренненкампфу, который представляет службу охраны Его Величества.