Вадбольский 4
Шрифт:
Его лицо исказилось злой гримасой, даже дыхание участилось, но совладал с собой и сказал лишь чуть повысив голос:
— Канцлер, весь Тайный Совет и все министры уверены, что у них только демонстрация силы! И на высадку десанта не решатся. А в совете у меня люди многоопытные и мудрые.
Я поклонился, сердце стучит, трудно говорить, когда на тебя смотрят, как на врага.
— Ваше величество, внезапно и очень быстро пришла совсем другая эпоха. Эти многоопытные и мудрые хороши для того времени, что сейчас уступает место новому. У нас оружие, что было при Аустерлице. Но и тогда нас разбили.
Он вздохнул, произнёс сдержанно:
— Поясни.
— Ваше величество, время захватнических войн заканчивается. Или уже закончилось. И главы государств хотят поддерживать стабильность не только в своих землях, но и вообще в мире. Бонапарт, как мне кажется, был последним завоевателем. А те, кто его победил, подписались под совместным воззванием о сохранении мира и стабильности, а также недопущении перекройки границ.
Он подумал, кивнул.
— Да, что-то подобное подписал и наш старший брат, Александр Первый, победитель Бонапарта. Но я не думаю, что это так важно.
Я помялся, сказал очень тихо:
— Я в самом деле вас очень уважаю, ваше величество… и вовсе не из чинопочитания! Но должен возразить, это очень важно, теперь очень важно. И будет становиться всё важнее. Нам не дадут захватить Константинополь. Весь мир против. Я имею в виду, Европу. Вы государь, вы считаете иначе, и я в любом случае выполню любые ваши распоряжения, потому что Россия — превыше всего, но… мы проиграем.
Он чуть нахмурился, явно из-за слов «Россия — превыше всего», а он давит все националистические настроения, не допускает в печать и ура-патриотические статьи и произведения насчёт величия «особого русского духа». На что уж Тютчев, ярый государственник, но и у него Николай Первый собственноручно вычеркивал абзацы, где о водружении креста над константинопольской Софией и о «всеславянском царе». Как же, он царь-батюшка для всех народов России, никому не должно быть ущерба, никто не хуже, и не лучше.
Орлов вообще смотрит на меня с ужасом, словно я уже приговорен к виселице. Да и вообще, у Николая Первого, как и у Ивана Грозного, репутация не та, не та, умело созданная врагами России. Как же, этот император впервые со времён Екатерины прибег к смертной казни! Повесил пятерых мятежников, это шокировало, как же так, это же варварство. Хотя вот мне Алиса услужливо подсунула справку, что когда во Франции восстали 80 пехотных полков, восстание не просто подавили с людоедской жестокостью, но и за решётку бросили больше 20 тысяч человек, а пять тысяч приговорили к смертной казни.
Так что Николай I овечка с этой пятеркой казненных, да и в Сибирь сослал всего сто двадцать человек, а по всей Европе всё ещё щедро рубят головы, вешают, расстреливают, душат гарротой, кладут под гильотину — и всё по закону, по закону!
Он вздохнул, сказал устало:
— Свободен, курсант. Иди трудись.
— Спасибо, ваше величество, — ответил я почтительно. — Все бы жили и трудились по вашему примеру!
Глава 13
В приёмной, куда вышел из кабинета императора, меня встретил камер-юнкер с двумя жандармами в чинах ротмистров, красиво отдал приветствие, хотя я лишь кадет, но кадет, удостоенный
— Курсант Вадбольский, вам надлежит вернуться в Лицей до особого распоряжения.
— А в своё имение? — спросил я похолодевшим голосом.
Он покачал головой.
— Ни в коем случае. Неисполнение будет расценено как неповиновение.
— И что мне там делать?
Он ответил безапелляционно:
— Ждать.
Ротмистры учтиво но настойчиво препроводили меня к выходу, в этих помещениях не задерживаются, помогли выбраться на крыльцо, что выходит на Дворцовую площадь.
Весь в тревогах, я медленно начал спускаться, сказал мысленно:
— Мата, ты от всех этих пертурбаций ещё не откинулась?
— Как творог на дуршлаг? — уточнила она.
— Ну да, примерно. Постарайся узнать, что в этих секретных службах варится насчёт меня, несчастного.
Она тут же предложила:
— Сейчас в одной из комнат как раз великий князь Александр Николаевич с общается с главой своей охранной службы. Говорят о вас. Надо?
— Давай, — сказал я жадно.
Она моментально переключила картинку на кабинет, где в глубоком кресле расположился Константин Карлович Ренненкампф, хмурый и ещё более злобный, чем при нашей встрече, а великий князь Александр ходит из угла в угол, как разночинец какой-то, заложив руки за спину, хотя мог бы мерить строевым шагом, выправка лучше некуда, на лице сильнейшее раздражение, я услышал как он произносит злобно:
— А ты слышал, как он распоряжался?.. Эти сюда, эти туда, быстро-быстро, нечего сопли жевать!.. Он курсант или штабс-капитан егерской роты?
— Слышал, — ответил нехотя Ренненкампф. — Наглец. Но всё по делу.
Великий князь поморщился, мне показалось, очень не хочет признаваться, что сам едва не бросился на пол, когда услышал грозное: «Всем лежать!»
— Подсмотрел у кого-то.
— Подсмотрел? — переспросил Ренненкампф. — Значит, не пропускал занятий. Он курсант. Странно, я не заметил его среди участников турнира.
— Рано вышибли, — предположил князь.
Ренненкампф пожевал губами, ответил кротко:
— Есть сомнения.
Великий князь прищурился.
— Полагаешь, зачем-то поддался? Быть такого не может. Чтоб молодой и амбициозный отказался от победы? Сколько же ему могли предложить?
Орлов сказал хладнокровно:
— Ваше высочество, да за хорошие деньги почему нет? Скажем, глава какого-нибудь Рода, чтобы расчистить своему наследнику дорожку, предлагает Вадбольскому миллион золотых? Для Рода это не деньги, а бедному барону за всю жизнь столько не заработать!
Великий князь поморщился.
— А остальные? Остальные там тоже детки богатых глав Рода. Их не подкупить.
Ренненкампф отмахнулся.
— Это пример. Скорее всего, Вадбольский вышел из турнира потому что у него война с соседом. Тот пытается отжать у него земли, а так как граф, богатый и со связями, то Вадбольский вроде ужака на горячей сковородке.
Великий князь фыркнул.
— Ну и прекрасно. Пусть потреплют этому наглецу нервы. И шкуру. Я его просто ненавижу.
— Ваше высочество? — уточнил Ренненкампф. — Вроде бы он к вам со всем почтением…