Вадбольский 4
Шрифт:
Великий князь огрызнулся:
— Нет у него ко мне ни малейшего почтения!
— Но он буквально своим телом закрыл вас и прекрасную Александру…
— Не меня он закрыл, — сказал князь сердито. — Он, как будущий военный, закрыл собой гражданских, которых как бы обязан защищать. Это в нас вбивают с первого же занятия. Он и защитил!
— Как никто другой, — обронил Ренненкампф с лёгкой усмешкой, но тут же погасил её и склонился в лёгком поклоне, не поднимаясь из кресла.
Князь сказал раздражённо:
— Как никто, верно, но больше не к нему вопрос, а к нашим
Ренненкампф сказал торопливо:
— Ваше высочество, это не они неумело, а он слишком… слишком умело. Ваша охрана прохлопала потому, что её мало, и что… никто не знал, куда пойдете и какой дорогой. А террористы знали, что на турнир прибудет Государь Император и вручит награды, как делает каждый год. Они могли готовить нападение все эти двенадцать месяцев! И подготовить очень тщательно. Но кто же знал, что из-за этого предательского вторжения англичан и французов Государь Император сочтёт неправильным участвовать в празднествах, какие бы они ни были… Но останавливать злодейский акт уже не стали…
Князь раздражённым жестом ухватил со стола бутылку, плеснул себе в стакан на треть коньяка. Лицо его оставалось злым и сердитым.
— Но этот же кадет среагировал вовремя? И как он стоял, как стрелял!.. Вы не видели его лицо, а я видел. Это был не человек, а само карающее возмездие.
— Вот видите, он верный престолу человек…
Князь отмахнулся.
— Там по пути террористы то ли убили, то ли ранили женщину, я слышал крик. И этот курсант тоже услышал!
Ренненкампф развел руками.
— Значит, он на стороне власти. Всякий нарушающий должен быть наказан.
Князь сказал устало:
— Но что-то я не верю, что их такому учат в их Лицее! Слишком он… слишком! Моя охрана ещё не сообразила, в кого стрелять, а он уже половину положил!.. Кстати, Константин Карлович, срочно вооружите моих людей тем, что там у него. Пистолет, револьвер? Это ж позор для нас какой!
— Кольт, — сообщил Ренненкампф. — Я уже выяснил: тридцать шестой калибр, первый в мире многозарядный револьвер. Изобретатель Сэмюэл Кольт, получил на него патенты в Англии и Франции, у нас о нём ещё не знают, но у преступников есть.
— Достань, — распорядился князь, — и вооружи. А ещё проведи учения, чтоб… даже не знаю, у меня перед глазами этот чёртов курсант…
— Вадбольский, — подсказал Орлов. — Юрий Вадбольский.
— Вадбольский, — повторил князь. — Он точно даже до финала турнира не дошёл?
Ренненкампф ответил медленно и так значительно, что князь сразу насторожился.
— Выбыл в первой же схватке. Хотя его преподаватели уверяли, что он хорош в рукопашном бою. А с турнира сбежал потому, что не хочет оставлять имение без присмотра.
Князь нахмурился.
— А что его родители? Его Род?..
— Он недавно вызвал родителей из Сибири, — ответил Ренненкампф, — но они дряхлые старики, воевать не могут. И знаете, зачем вызвал? Только не смейтесь!
Князь буркнул.
— Мне совсем не до смеха.
— Вот только сейчас прислали отчёт, — сказал Ренненкампф. — Здесь столичные Вадбольские грозились установить над ним опеку. С опекой опоздали, но попечительство
Князь всё ещё усмехнулся, но тут же поморщился, как от зубной боли.
— Так он совсем щенок!.. А как стреляет, как стреляет! Надо копнуть поглубже.
Ренненкампф поклонился, очень довольный собой.
— Уже, ваше высочество.
— И что нашлось?
— Увы, не очень много. Я послал запрос в Сибирское отделение Тайной Полиции, вдруг там чего ещё обнаружат, но здесь пока известно, что это последний оставшийся сын одной из ветвей некогда славного рода Вадбольских. Четверо сыновей несли доблестную службу по защите Империи и погибли в боях, а последний отбился от рук, спутался с лихими людьми и уехал с ними искать приключений на южные моря. Но в этом году вроде опомнился или сделал вид, но вернулся к родителям, однако остаться не захотел, а уехал в столицу. Здесь поступил в Лицей, проявил себя способным учеником, успевает по всем дисциплинам.
Князь пробормотал:
— Если он в малолетстве отбился от рук и спутался с лихими людьми… то когда он так быстро научился драться?
— Может… те лихие люди обучили? Лиха беда — лучшая наука. Там либо учись быстро, либо умри.
Князь поморщился.
— Я бы тех лихих людей взял в свою охрану наставниками.
Ренненкампф вздохнул, я видел по его лицу как пытается уйти от неприятной темы, сказал живо:
— Ваше высочество… как-то намерены отметить его… заслуги?
— Заслугу, — уточнил князь несколько сварливо. — Одну. Но отметить надо, иначе общество не поймет. Какую-то медальку…
Ренненкампф приподнял бровь.
— За боевую заслугу?
— Ладно, — сказал князь нехотя, — орден. И что-нить ещё. Ну там милостивое изволение благодарности, денежное пособие, перстень или красивый ножик. Чтоб никто не сказал, что его поступок даже не заметили.
Ренненкампф поклонился.
— Будет сделано. Самый младший воинский орден, грамота и какая-то мелочь вроде наградного ножичка. Общество должно быть довольно вашей щедростью. А на самого Вадбольского можно…
— Не выражайтесь, Константин Карлович.
— … махнуть рукой, — договорил Ренненкампф. — Но мнение общества учитывать стоит.
Я обратил наконец внимание, что в трёх шагах от меня стоит автомобиль с распахнутой дверцей. Шофёр за рулём, двое телохранителей из имперской охраны неотрывно смотрят на меня, не двигаются, чего-то ждут.
— Отбой, — велел я мысленно, — но не упускай меня из виду.
К облегчению охраны и шофёра я наконец-то изволил сесть в авто, тот сразу же набрал скорость и понёсся к Лицею.
По дороге я наконец-то перевёл дух и распустил сжатые в ком нервы. Надо сообразить, чего ждать, но ничего определенного не получается, всё-таки самодержавие — это даже не конституционная монархия, верховенством закона и не пахнет, а Николай Первый, в начале царствования допустивший некоторые либеральные реформы, под конец вообще всё зажал в кулаке, доказывая истину, что добросердечный и честный дурак куда опаснее для государства, чем хитрая сволочь.