Варнак. "Мертвая вода"
Шрифт:
Галера сбросила скорость и стала отдаляться. Послышались разъяренные вопли, свист хлыста, весла с плеском ударили по воде, но «Мертвая вода» быстро увеличивала отрыв. Я тяжело хватал воздух и подрагивал от страха и ярости. Едва не взяли штурмом, морские дьяволы, чтоб их. Чук вытянулся, а я прошил его бешеным взглядом и молча принялся отдирать «кошки», швыряя их за борт.
— Надо набирать команду, — мрачно процедил я, отправив последний якорек в волны, — иначе потопят при первом серьезном столкновении.
Немощи на галере явно были пугалом новичков, плавали медленно, команда снаряжена так себе, да и по скорости заметно
Чук стыдливо винился и остаток пути уныло молчал, изредка поправляя курс. Наконец, на горизонте вырос вулкан, торчащий среди волн. Вблизи вулкан оказался не совсем потухшим. Со склонов постреливали струйки пара, во впадинах мерцало красным, а встречный ветерок был сухим и горячим. У основания вулкана темнели отверстия пещер.
— Ну что, верный боцман? — Я оглядел притихшего пигмея. — Здесь, говоришь, неведомый артефакт?
— По легенде, если вот так припомнить… — заюлил Чук, пряча глаза, — вполне возможно…
— Темнила ты страшный, — заметил я. — Бери факелы, понесешь свет в пещерные массы.
Мы сошли на черный песок. Подземные коридоры встретили отважных моряков легким гулом, треском камней и завыванием воздуха. Я держал меч наготове, напряженно прикидывая, кто тут может обитать. Чук вцепился в факел обеими руками и крупно дрожал. Факел потрескивал и иногда попадал искорками на людоеда, от чего он едва не валился в обморок.
— Что ты за островной воин? — негодующе вопрошал я, вытянув шею и вглядываясь в отнорок. — Правильно тебя жена чморила, засранца трусливого! И вождь правильно чморил.
— Я слабый, — ныл Чук и послушно светил в очередной отнорок. — Я таким родился. Меня все бьют!
— И я буду, — уверил я, подтолкнув боцмана дальше по основному ходу. — Повезло тебе, что собратья-герои — жадные падлы, а так бы меня качали сейчас, а я трофеи собирал, да поплевывал. И без мелкого жадного людоедины, осознал?
Чук обидчиво пыхтел и рьяно махал факелом, оставляя чадный дымный след.
— Может тебе накатить?
— А?
— Ром будешь? — Я извлек бутылку и вопросительно посмотрел на людоеда. — Вдруг ты как мастер цзуй-цюань? Нераскрытый пьяный боксер? А ну-ка держи, выпрями чакры.
— Зачем обзываться? — Чук, тем не менее, ловко цапнул бутылку и присосался к горлышку.
Я выхватил факел и пошел дальше. Этот клещ теперь не оторвется, пока полбутылки в татуированное брюхо не перекочуют. Позади раздавалось поспешное бульканье, а я замедлил шаг и затоптал факел. Коридор расширился, а впереди показался зев пещеры. Доносилось глухое бормотание, красные блики плясали на потолке, а мрачные голоса внутри явно исполняли черные заклятия и богохульства — пренеприятные скрежещущие голоса, как вилкой по стеклу, оскверняли благородный слух героического героя.
— Так-так, — проворчал я, — и кто тут живет? Уж точно не амазонки.
— Амазонки?
Боцман возник неожиданно, едва не заставив меня отгородиться кирпичами. Бледность лица вытеснил благородный румянец берсерка, а худые руки вздулись венами. Людоед не рассчитал дозы и с перепугу выхлебал все до капли.
— Да тише ты! — озлился я. — Давай на
Святой дух «пьяного кулака», беспощадный и необоримый, снизошел на маленького людоеда через пару шагов. На бутыль крепкого пойла наложилась жара в коридорах, да вдобавок адреналин и страх повлияли. Чук остановился, вытащил новенькую абордажную саблю, в правой руке появилась дубина и он выпучился налитыми кровью глазами на вход в пещеру.
— Чук всех убить, капитан! — прорычал он, подобравшись. — Чук страшен и зол! Чук — воин!
— Эка тебя вштырило! — восхитился я. — В третьем лице заговорил, Нао, сын Леопарда. Стой! Стой, твою мать!
Чук издал высокий и отвратный боевой клич, словно собаке хвост прищемили, и сломя голову бросился вперед. Сутулое тельце исчезло в пещере, раздался грохот, крики, визг и скрежет. По сводам заметались искаженные тени, а я поспешил за боцманом и замер у входа, пораженный нелепостью происходящего. В просторной пещере скакали люди в балахонах, не слишком дружелюбного вида, синекожие, высокие и худые. За ними взбешенным колобком носился Чук с саблей, рубя направо и налево и попадая куда угодно, но не по противнику. У входа занималась огнем парусиновая палатка, а в центре пещеры дымил костер, возвышался алтарь из костей и черепов, и стояли еще несколько хибар.
— Убить! — Звенел в пещере неумолчный визг. — Чук убить синих тварей! Гальюнные черви!
Алтарь разлетелся вдребезги под богатырским ударом. Чук размахнулся повторно, целя в жреца, промазал, улетел вслед за саблей, спиной втемяшившись в одну из палаток, и исчез под разорванным пологом. Стены затряслись, внутри заверещали на разные голоса, а грохот стоял такой, будто там стадо слонов сражалось с посудным складом. Хижина разлетелась в клочья, полезли во все стороны синекожие, а в центре вихрем крутился Чук. Сабля пластала воздух в сложных фигурах, а воздух дрожал от боевой ярости. Наконец, подключив зачем-то еще и дубинку, Чук умудрился так ловко закрутить родным оружием, что аж из-за спины треснул себе по затылку, закачался и рухнул, как подкошенный.
— Вояка, блин, — я давился смехом. — Могучан, че там.
— Убить гада! — заорали синие, выйдя из ступора. — В труху стереть еретика! В котел дикую тварь!
— Эй-эй! — крикнул я, поспешно шагнув вперед. — Эта дикая тварь — часть команды. Часть корабля и все такое.
Синекожие обернулись. Вполне человеческие лица, только цветом отличаются. И вместо волос щупальца. И глаза с двумя зрачками. Я решил, что немного поспешил со спасением боцмана. В принципе, мелкий ничего на корабле и не делает. Сторожит, крыс гоняет, хлещет ром втихаря, да и только. Не настолько уж и ценный, чтобы за него вариться в котле или распахнуть нутро и искусно украсить алтарь внутренностями.
— Это твой человек?
Вперед выступил один из синих, одетый побогаче, с нашитыми ракушками на балахоне. Белесые глаза неприятно глядели двумя парами зрачков.
— Мой, — вздохнул я, перехватив меч поудобнее. — Сожрать не дам и в труху тоже не позволю.
— Компенсируй убытки.
— Давайте разберемся! — вскинулся я. Уж очень слово «компенсируй» резануло слух. — Я — бродячий герой и борцун с нежитью и всякой пакостью. А у вас, на минуточку, вон там алтарь из костей, кровища на жертвенном камне, фиолетовые лица стремные. И что это, позвольте спросить, вы такое пели злодейскими голосами?