Вечное дерево
Шрифт:
– Честно. На Московском живу. Может, видели новый дом с зелеными балконами?
Девушка почему-то нахмурилась и не ответила.
– А вы где живете?
– спросил Журка.
– А здесь что делаете?-вместо ответа спросила девушка.
Журке стало неловко за свои занятия: в самом деле, глупо приезжать сюда из Ленинграда, чтобы готовиться к экзаменам. Но он преодолел неловкость-сказал правду.
– Куда же поступать думаете?
– снова спросила девушка.
– Не знаю.
– Как же так?
– Да так.
– Это
– Плохо,-согласился Журка и опять спросил:- А вас как зовут?
Девушка молчала, и Журка подумал, что его ответы чем-то отпугивают ее, ну, не отпугивают, так не нравятся, что ли. Он решил поправить дело:
– Я еще не решил куда... Мама в Текстильный...
А я... В общем... Напрочь...
Он окончательно смутился: "Хоть бы матерью назвал.
А то мама..."
– Меня зовут Ганна,-сказала она, чтобы ободричь юношу, и протянула руку, которую он тотчас же порывисто схватил и осторожно пожал.
– Так вы-республика!-воскликнул он радостно.
– Ну да. Есть такая в Африке.
– Всего лишь человек,-сказала Ганна.-А теперь до свиданья. Мне надо письма почитать.
Журке сразу же стало грустно. Вновь он ощутил себя мальчишкой, от которого хотят избавиться.
– А можно...
– начал было он.
– Нет, Витя, вы идите.
– А когда я вас увижу?
– Зачем?
– Так... Поговорить...
– Со мной скучно.
– Нет, не скучно.
– Идите, Витя, честное слово.
– Не уйду, если не согласитесь увидеться.
Это опять было сказано по-детски, и Ганна не удержалась от тихой улыбки.
– Хорошо. Вот здесь, против этой белой гостиницы я часто бываю.
– Точненько?
– Точно. А теперь идите.
С этого дня они стали встречаться у моря, на зеленой скамейке, под высоким каштаном с белыми свечками.
* * *
Ганна приходила сюда, как обычно, сразу же после обхода врача. Она усаживалась поудобнее и любовалась морем, отдыхая от тяжелых мыслей, от горя. Она никуда не торопилась, ни о чем не думала,-только смотрела на бесконечные переливы красок или, закрыв глаза, слушала шум прибоя.
А Журка спешил под каштан, как на поезд, являлся заранее, вместе с первыми купальщиками, прохаживался в сторонке, ждал ее появления, и, когда с горы среди других голов показывался золотисто-рыжий венок, он замирал, словно боялся выдать себя, и долго еще не осмеливался подойти к скамейке и поздороваться с девушкой.
Ганна отвечала на его приветствие, приглашала сесть и тихонько выспрашивала о ходе подготовки к экзаменам, о прочитанной книге, о тренировках. Он-отвечал подробно и точно, всякий раз чувствуя себя учеником, боящимся получить двойку от любимого учителя. Сам он редко спрашивал ее, потому что заметил - она не любит расспросов.
И оттого, что он не был навязчивым, ничем не раздражал ее, не лез с разговорами, не пытался больше быть развязным и грубым, а все так же робел, как и в первую встречу,-ей было легко с ним. Парень
Журка не понимал, что с ним происходит. С того дня, как он начал ходить сюда, под каштан, все полетело кувырком. Занятия на ум не шли. Тренировки не клеились.
Книги не читались. Спалось плохо. Аппетита не было.
Он похудел, и мама вроде была довольна этим. (Журка слышал, как она говорила бабушке: "Наконец-то за дело взялся. Надо будет питание усилить".) А ему ничего не нужно было, только бы видеть эту девушку, быть с нею, смотреть на нее украдкой, отвечать на ее вопросы и снова ждать ее голоса.
Журка жил ожиданиями встреч с Ганной, и жизнь его была полной и что-то значащей только в те часы, когда он сидел рядом с нею.
Журке вдруг захотелось быть красивым. Никогда до этого не было такого желания. А сейчас оно появилось.
Он начал разглядывать себя в зеркала: прическа ни к черту, не то челка, не то полька...
Утром Журка пошел в парикмахерскую и на оставшиеся от несостоявшегося побега деньги модно подстригся...
– О!-воскликнула Ганна, увидев Журку, и улыбнулась.
Он покраснел и переступил с ноги на ногу.
– Садитесь. Каким это вас одеколоном надушили?
– Не знаю, - небрежно ответил Журка и опустил глаза.
Он сказал неправду. Надушили "шипром". Сам просил, и побольше чтобы. На рубль пятнадцать накапало.
Ганна молчала, давая ему возможность прийти в себя, и тем временем разглядывала его новый костюм. Сегодня он приоделся: на ногах коричневые полуботинки, наверное сорок пятый размер, не меньше, серые брюки без манжет, с аккуратной стрелочкой (сам гладил или мама?), белая "бобочка" с молнией, очень к лицу ему. "Свеженький, чистенький, только книги все так же, как мяч, растопыренной пятерней из-под низу держит".
– Что прочитали?
– спросила Ганна.
– Да тут... "Восемь лет среди пигмеев".
– Я про экзамены.
– Л-а... Так... Английский. Текст переводил,-солгал Журка, потому что уже несколько дней не занимался. Не мог.
– А куда все-таки поступаете? Надумали?
– Еще нет.
– Да как же так можно? Надо ж документы подавать.
– Подали. В Текстильный.
– А говорите-не выбрали.
– Это так...-он-хотел сказать: "мама все", да хорошо, что вовремя остановился.