Вечное дерево
Шрифт:
– Не надо подглядывать.
Ганна схватила письма и сунула их в сумку.
– Извините. Я тоже из Ленинграда. На Московском живу.
Ганна нахмурилась и торопливо поднялась. Упоминание о родном городе и родном районе больно отозвалось в ее сердце, напомнило о н е м.
– А вы где в Ленинграде живете?
Она не ответила, пройдя несколько шагов, оглянулась.
Юноша стоял как-то неловко и робко, опустив одно плечо ниже другого. Вид у него был такой, будто она обидела его невзначай. Ганна хотела
* * *
Журка расценил уход девушки по-своему: она не захотела разговаривать с ним, не нашла, о чем говорить.
Он и сам понимал, что выглядел перед ней мальчишкой и говорил что-то не очень членораздельное, но ничего не мог с собой поделать. Он и всегда-то мало бывал с девушками и не умел вести себя с ними, а если оставался один на один, то и совсем терялся. А тут и вовсе оробел.
Он, конечно, сразу же узнал девушку и вспомнил тот эпизод с мячом. Тогда еще у нее были такие странные, будто слепые глаза. А сегодня глаза ее блестели гневом, и она не испугалась Цыгана и не уступила бы ему ни за что.
Ее смелость понравилась Журке, именно поэтому он и захотел извиниться перед девушкой за своих товарищей. Он даже срезался с Цыганом из-за нее, сказав, что теперь пусть их Пушкин тренирует. Еще неизвестно, как будет дальше. Уж он-то, конечно, сдержит слово, не пойдет первым на тренировку, хотя без баскета снова будет пусто и скучно. Журка привык к ребятам и к своей роли тренера. Жизнь в этом приморском городке больше не казалась ему бессмысленной и ненужной. И занятия больше не тяготили его.
Журка стал жить, не замечая дней, а это первый признак, что все идет неплохо. Это как в игре, когда увлечешься, не чувствуешь напряжения, не обращаешь внимания на выкрики болельщиков-тогда и получается все как надо.
Сегодняшний случай выбил Журку из колеи. Он сознавал, что сам виноват в ее уходе: он был мальчишкой, и она "отшила" его правильно. Однако самолюбие его было задето, и хотелось показаться перед нею в лучшем виде.
Журка начал искать новой встречи с этой девушкой, надеясь на этот раз не ударить лицом в грязь.
Он встретил ее неожиданно, у почтамта.
– Привет!
Она вздрогнула, подняла на него удивленные глаза, узнала, кивнула.
– Ну, как жизнь?
– продолжал Журка, больше всего боясь остановиться и замолчать.
– На почте была? Что в Питере?
Девушка замедлила шаги, не понимая, что произошло с этим длинным парнем, отчего он сегодня такой развязный.
– Что-то тебя давно не видно было. Не хворала?
Девушка остановилась, медленно оглядела его, и Журка понял: опять не так, опять не то. Он еще попробовал спасти положение:
– Ты, вообще, ничего. Я даже вспоминал.
Девушка прервала:
– А я нет. И отстаньте.
Она стремительно шагнула вперед, стараясь скрыться
– Что вы хотите?
– спросила она, не останавливаясь.
Он не знал, что ответить.
"Опять не так, опять не то",-думал Журка, преследуя ее. Он понимал, что это нехорошо, что его навязчивость бросает тень на девушку, но ничего не мог с собой поделать, повторяя одно: "Не отставать, не упускать".
Девушка нырнула в первый попавшийся магазин. Это был магазин ювелирных изделий. Под стеклом на подсвеченных прилавках блестели кольца, браслеты, бусы.
Девушка сделала вид, что разглядывает украшения.
А Журка разглядывал ее: загнутые длинные ресницы, едва проступившие морщинки от глаз к виску, аккуратное ушко, и прямо на нем, на самой раковине - круглая родинка, такая круглая, будто ее нарисовали нарочно.
– Если вы не отстанете, - прошептала девушка, - я милиционера позову.
– Зовите, - шепотом ответил Журка.
Ему было все равно: милиционер так милиционер, важно не потерять ее на этот раз.
Они вместе вышли из магазина и снова двинулись по набережной по направлению к парку, к пляжам, к темнеющим вдали кипарисам.
– Честное слово, дружинников крикну, - сказала девушка твердым голосом.
– Кричите, - еогласился он.
– А знаете, я вам по роже дам. Честное слово!
Глаза ее снова, как тогда, с Цыганом, вспыхнули гневом, а вся ее небольшая, плотная фигурка была полна решимости и готовности к действиям. Журка поверил, что она может ударить, но не испугался этого; напротив, ему показлось, что весь этот эпизод именно так и должен завершиться. Журка наклонился и подставил лицо под удар.
Это было так непосредственно, так искренне, так подетски, что она смягчилась.
– Нехорошо, честное слово,-сказала девушка и отвернулась от него. Она поняла, что он не отстанет, и не стала больше спешить. Теперь они шли рядом, изредка бросая друг на друга косые взгляды.
– Чего вы все-таки хотите от меня?
– Да так. Извините.
Он опять был тем робким парнем, что вызвал ее доверие в тот раз, и ее вновь тронуло несоответствие между его ростом и поведением, и она снова почувствовала расположение к нему.
– Как вас зовут?
– Жур... То есть...
Впервые в жизни Журка ощутил неловкость за свое прозвище. В самом деле, не представишься Журкой. Еще смеяться будет.
– Что, имя свое позабыли?
– Меня зовут Виктором.
– Виктором,-повторила девушка, словно еще не веря, что его именно так зовут.
– И вы действительно из Ленинграда?