Вечный огонь
Шрифт:
Нам назначили время встречи первого самолета с посадкой. Мы с вечера собрались на острове Зыслов. Слабо горели костры, готовые в любую секунду вспыхнуть, как порох. На аэродром прибыло много командиров и комиссаров отрядов, пришли партизаны. Я подсел к группе бойцов, среди которых шел взволнованный разговор.
— Ведь если пешком топать, от нас до Москвы и за месяц не доберешься. А тут пара часов — и в столице…
— И фронт теперь не помеха!
— Письма, поди, разрешат писать. Вот счастье-то будет родным и знакомым! Целый год от нас ни слуху ни духу. Может, уже заживо похоронили?
— Чем-то и нам надо Москве ответить на ее заботу.
— У
Я настолько увлекся беседой, что не слышал гула приближавшегося самолета. Увидел лишь, как ярко вспыхнули все костры. Самолет с включенными фарами пронесся над площадкой, потом развернулся и пошел на посадку. Тяжелая машина пробежала аэродром из конца в конец и остановилась у самого кустарника. Партизаны с радостными возгласами бросились к самолету.
Летчики не сразу вышли из машины. Лишь убедившись, что имеют дело с партизанами, они выбросили трап и спустились на землю. В тот же миг пилоты снова оказались в воздухе. Их подхватили сильные партизанские руки и начали подбрасывать вверх. Потом все обменивались с ними крепкими рукопожатиями, целовались и обнимались. Партизаны смотрели на летчиков с восхищением: «Это же родные наши соколы! С Большой земли, из самой Москвы!»
Припомнилось, как еще совсем недавно мы искали в лесу грузы, сбрасываемые с самолетов. Почти на каждом мешке были надписи: «Привет белорусским партизанам!», «Летчики желают успехов вам, боевые друзья». А теперь перед нами авторы этих сердечных строк — бесстрашные советские авиаторы. Тут же, у самолета, завязывается оживленная беседа. Посланцы Москвы не успевают отвечать на наши вопросы. Они рассказывают о родной столице: как она выглядит, как живут москвичи. Нам приятно было узнать, что в Москве поддерживается образцовый порядок, что люди работают с глубокой верой в победу над врагом.
За несколько минут партизаны разгрузили самолет. Груз оказался очень ценный — автоматы, противотанковые ружья, патроны, тол, капсюли-детонаторы. Один из летчиков достал целый мешок газет. По рукам пошли «Правда», «Известия», «Советская Белоруссия». Тут же, у костров, люди читали газеты.
В машину внесли тяжелораненых и больных. Летчики попрощались с нами. Вскоре самолет плавно взмыл в небо и скрылся в ночной темноте.
Сердца наши наполнились большой радостью и гордостью. Мы физически ощущали близость Москвы, словно между нами и столицей не существовало ни многокилометрового пространства, ни вражеского фронта.
— Теперь не надо будет жалеть каждый патрон, — говорил один из партизан, показывая товарищам на полученный груз. — Повоюем…
— Да, теперь красота, — подтвердил другой.
— А я больше всего боялся, как бы не ранило в бою, — вступил в разговор третий. — Если ранят, куда, думаю, деваться? Лекарств мало, больницы поблизости нет. А сейчас? В случае чего на Большую землю отправят, там подлечат — и назад. Как в армии…
Много нового внесла в партизанскую жизнь надежная связь с Москвой. Штаб соединения получил возможность лучше снабжать отряды оружием и боеприпасами, особенно взрывчаткой и капсюлями-детонаторами, противотанковыми ружьями, магнитными минами с часовым механизмом. В отрядах появились подразделения автоматчиков и подрывников. Создались условия для широкого применения новых форм борьбы с оккупантами.
Эшелоны летят под откос
Мне не приходилось испытать более тяжелого чувства, чем то, когда лежишь у железной дороги и смотришь, как мимо тебя проносятся вагоны с солдатами, платформы, груженные танками, орудиями, цистерны с
В штабе нашего соединения и в отрядах, конечно, понимали необходимость диверсионно-подрывной работы на железнодорожных магистралях. Но уж слишком ограничены были наши возможности! У нас долгое время не было самого необходимого — капсюлей-детонаторов. Партизаны выплавляли тол из неразорвавшихся бомб и снарядов. В некоторых отрядах был даже создан небольшой запас взрывчатого вещества. Но что оно без капсюлей? Мертвый груз. Правда, партизаны пытались найти выход из положения. Они иной раз отвинчивали гайки и вынимали болты на стыке рельсов, но это успеха не приносило. Фашистские патрули и обходчики обнаруживали повреждения и устраняли их.
Иное положение стало после того, как мы начали получать из Москвы тол и капсюли-детонаторы. В отрядах были созданы диверсионно-подрывные группы. Центральный Комитет КП(б)Б прислал в соединение инструктора-подрывника Владимира Шимченка. Он приступил к обучению партизан минно-подрывному делу. Вскоре в отрядах появилась новая специальность — подрывник.
Подрывником был, как правило, коммунист или комсомолец, самый смелый и бесстрашный боец, добровольно взявшийся за это опасное дело. Незаметно подползти к полотну, спокойно, не торопясь, устанавливать и маскировать мину в то время, когда тебя в любой момент может обнаружить вражеский патруль, — на это действительно могли идти только люди с отважными сердцами. Горячий, суетливый и тем более трусливый человек для этого не годился. Но и среди подрывников, отличавшихся исключительной храбростью и выдержкой, выделялась группа, выполнявшая наиболее опасные задания. Это так называемые «удочники». Подрывник обычно действовал так: подложит мину под рельс и быстро отходит от полотна, наблюдая за взрывом издалека. А «удочник» привязывает к боевой чеке бечевку или провод длиной метров сто и, как рыбак, ожидает своей «добычи», взрывая мину под паровозом. «Удочники» действовали наверняка, подрывая не первый попавшийся эшелон, а тот, который везет важный груз — живую силу и технику.
Одним из таких «удочников» был партизан из отряда имени Суворова, бывший председатель Краснослободского сельсовета Афанасий Федорович Цагельник. Этот высокий светловолосый тридцатилетний мужчина, с сильными мозолистыми руками, привыкший к тяжелому крестьянскому труду, обладал небывалой выдержкой и спокойствием. Он мог сутками — под дождем и в жару, без воды и пищи — лежать у железной дороги, выжидая подходящий момент для выполнения задания. Даже в самой трудной обстановке Афанасий был невозмутим, расчетлив и рассудителен. Только такой и мог быть подрывником.
Вечером 21 июня 1942 года Афанасий построил свою группу, проверил готовность каждого бойца и первым зашагал по тропинке к железной дороге. За ним цепочкой потянулись Степан Костюкевич, Вячеслав Вечер, Григорий Щедько, Петр Рощин, Виктор Санчуковский и Николай Некрашевич. Партизаны шли всю ночь и на рассвете залегли у полотна между станциями Копцевичи и Старушки.
— Сегодня ровно год, как на нас напали фашисты, — сказал друзьям Афанасий Федорович. — Давайте годовщину войны отметим по-партизански — покрепче ударим по врагу.