Век серебра и стали
Шрифт:
Роскошному экспонату – роскошные условия.
Велимир, даже если захотел бы спорить, не стал бы. Куда уж там! Но он и не хотел, тоже считал, что здесь – идеальная локация. Тем более, одно дело, если бы идея использовать крышу для такого рода мероприятий пришла в голову ему впервые – возни было бы невпроворот, не суматоха, а сущий ужас. Но еще двадцать лет назад, когда боги Египта явили себя, об этом позаботились – все-таки, думал Велимир, хорошо, когда предшественники думают о потомках. Ради того, чтобы хотя бы номинально стать ближе к богам, тут провели торжество по случаю коронации нового императора. И тут же планировали отметить тридцатилетие его правления,
В подготовке к грядущему мероприятию оставалась одно-единственное: обставить все с иголочки.
Пока – удивительно, поражался Велимир – все шло как по маслу, даже не думало идти наперекосяк. Так что гранд-губернатор, отправив Парсонса принести выпить – на этот раз отнюдь не микстуры – с легкой душой вновь надел темные очки, уставившись на Санкт-Петербург, раскинувшийся со всех сторон.
Велимир усмехнулся: а ведь всего этого могло бы и не произойти. И чем бы тогда кормились газетчики? Сердце Анубиса спокойно бы хранилось под охраной в Париже…
Гранд-губернатор гордился собой – это ведь он потребовал личной аудиенции у императора, когда все впервые пошло наперекосяк. Какие-то проблемы, дипломатические скандалы – все как обычно, невовремя, и из-за какой-то дурацкой ругани. Из-за чересчур обжигающих слов, сказанных не в том месте и не в то время: нахамили послу, а получили – международный скандал. Велимир помнил, как запереживал Саргон, когда поползли порочные слухи: парижская делегация не прибудет в среброглавый Санкт-Петербург. Впервые за все время гранд-губернатор заметил сомнение и растерянность в зеленых глазах Сарогна – тот понимал, что не в его власти надавить на императора; что в маске, что без. И тут свою роль отыграл Велимир – помнил, как разговаривал с Александром, как придумал весьма убедительные доводы об укреплении веры народа, об уменьшении намеренных смертей. А память императора – да будет он жив, здоров и могуч! – в этом вопросе была еще слишком свежа. В минуты, проведенные в присутствии государя, Велимир ощущал себя античным оратором, с жаром доказывающим свою позицию и прибегая для этого ко всем возможным уловкам, выстраивая невозможные софистические цепочки. Гранд-губернатор видел, как меняется лицо Александра II – от холодного и безучастного, словно мраморного, до понимающего. Ответом гранд-губернатору в тот день сперва стал кивок, потом – сказанные уверенным голом слова, а дальше – подписанные бумаги и реальные действия.
Да, Велимир был доволен собой. Особенно, когда получил подтверждение, что Сердце Анубиса все же доставят в город, что император (да будет он жив, здоров и могуч!) послал личное письмо с извинениями оскорбленному послу, а в довесок – чудесную табакерку из лучших ювелирных мастерских.
Гранд-губернатор прекрасно понимал свою роль в том, что они планировали. Не сопротивлялся – знал, что любая шестеренка должна крутиться в штатном режиме. До поры до времени.
Разве что, вдруг непонятно почему пронеслось в голове Велимира, ему не отведено никакой иной роли.
Гранд-губернатор вдохнул пьянящего весеннего воздуха – опять ощутил привкус соли на губах. Так, подумал Велимир, и захмелеть недолго.
– Велимир, – вдруг позвал его голос прямо за спиной.
Гранд-губернатор подпрыгнул.
– Ради лучезарного Ра! Вы с Парсонсом что, сговорились?! Или одну школу оканчивали?!
Голос не ответил, но Велимир всей кожей чувствовал,
– Ты не боишься вызвать подозрений? – уточнил гранд-губернатор. – Мужик в странной маске и балахоне очень некстати выглядит вот прямо здесь и сейчас…
– За кого ты меня держишь? Я без маски и в обычной одежде, не переживай.
– Даже из любопытства поворачиваться не буду – уж кого-кого, а я тебя я видел во всех личинах.
– С каждым днем все чаще думаю, что это – большое упущение с моей стороны, – хмыкнул Саргон. – А вот Парсонс без маски не видел, и не стоит ему. Так что я скажу и уйду, а то твой врач чересчур уж шустрый. Я поговорил с ним.
– С кем? У меня, знаешь ли, голова и так трещит от забот, я тут вообще-то гранд-губернатриючу…
– Не хвастайся свой занятостью, – вздохнул Саргон. – В общем, с тем анубисатом. Из утренних новостей – точнее, его-то в новостях как раз не было, но ты понял. Как всегда, газетчики упускают самое важное. Ключевое, видимо, для всех нас.
– И?
– Мы пришли к некоему соглашению…
– Саргон?
Собеседник промолчал – молчанием этим дал понять, что услышал назревающий вопрос и готов ответить.
– Скажи мне честно, зачем тебе сдалось это Сердце Анубиса? С ним столько хлопот! А теперь еще этот треклятый анубисат… это все для эффектности? Для красоты? Ты скажи, я ведь тогда придумаю что-нибудь другое, куда менее…
– Когда собираешься открывать двери иного порядка, нужны соответствующие ключи, – пробубнил Саргон. – Я тебе, кажется, уже говорил утром. Но обсудим все ночью. Как обычно. Ты ведь помнишь?
– Забудешь о таком! Особенно, когда ради этого приходится пить эту мерзкую микстуру…
– Сам выбрал такой путь. В чем не могу тебя не поддержать.
– Сэр? – удивился подошедший мгновение спустя Парсонс, протягивая гранд-губернатору стакан. – Вы с кем-то говорили, сэр?
– О. Так, мысли вслух. Не обращай внимания, – Велимир всегда удивлялся умению Парсонса возникать из воздуха, а Саргона в этом воздухе растворятся.
Гранд-губернатор сделал глоток и выплюнул.
– Боги, Парсонс, что это за несусветная дрянь?!
– Охлажденный чай, сэр.
– Я же просил налить мне коньяку!
– Простите, сэр, но вам нельзя, сэр. После лекарства, сэр.
Сухое, смуглое лицо врача, как всегда, не выразило ни йоты эмоций.
– Ладно, проехали…
Гранд-губернатор поправил подолы черного пиджака с золотым скарабеем на спине – сам Велемир напоминал в нем огромного жука, – потом снял очки, протер глаза, подумал о ночной встрече и вновь взглянул на город.
Время шло, а он – приближался к цели.
– Кости его – серебро, плоть – золото, волосы – подлинный лазурит, – пробубнил гранд-губернатор и повторил, только молча, лишь шевеля губами в такт немых звуков, слишком тяжелых для реальности, слишком сокровенных.
Алексас, закатав рукава рубашки терракотового цвета с манжетами, дождался омнибуса – решил добраться до Собора Осириса в тесноте, да не в обиде, чтобы успеть вовремя. Транспорт трясло, как прокаженного. То ли лошади запьянели от весны, то ли кучер – запьянел, уже без лишних слов. Алексас погрузился в мысли. Пытался выкинуть из головы образ Луки, его сальную улыбку, но не мог – понимал, что тот задумал очередную мерзость. Оставалось только гадать, какую. Цирюльник боялся – не за себя, конечно, за Ану. Одним богам известно, что родится в голове фармацевта на этот раз.