Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Она любит воду… – задумчиво произнёс Глафнег, – но позвольте узнать главную причину её отъезда, ведь самую суть вы так и не назвали.
Повисла тишина, Алма отставила ноги и упёрлась спиной с холодную стену, она дышала прерывисто и долго, старалась сделать это как можно медленнее, но от этого дыхание стало настолько дёрганным и шумных, будто она пробежала тридцать тысяч раз вокруг города. Вдох, она задержала дыхание и продолжила слушать паузу. Через миг, та пропала, снова зазвучал голос Доэлнора.
– Йов находится ближе к нам, нежели к леди Грекнивер. Ты же знаешь, что если он узнает об Алме Вашингктон, то не захочет надолго откладывать встречу с ней, исход которой будет неизвестен
– Да, я понял. Это уже решено?
– Других вариантов нет, я не хочу, что бы она погибла.
– Любой, кто знает её, не хочет. Когда вы скажете ей?
– Послезавтра, Новый год она встретит уже в семье Грекнивер.
– И сколько она там проведёт времени? Она найдёт друзей, знакомых, и что? Потом вернётся сюда и всё по новой.
– Она поступит так, как захочет сама, я не буду заставлять. И, Глафнег, если будет возможность, приезжай к ней не только для обучения.
– Это не обсуждается, – ответил маг вместо «да».
– Хорошо, с её временами неконтролируемой силой понятно, а что было до этого? Из-за чего это? – не слишком удачно перевёл тему Доэлнор.
– Она сказала, что видела Бейру.
– Что?
– Бейра была с ней, стояла рядом.
– Ты это видел?
– Я это понял. Так и было. Но я не знаю, как она это сделала, это невозможно!
– Возможно, – едва произнёс владыка Доэлнор, как поняла девочка, в этот момент он не смотрел на мага, – если она спела ту песню, которую Бейра считала своим, как она сама говорила, вторым именем.
Ты помнишь? Песня соответствовала её имени, которое она взяла на себя как клеймо, и именно под ним она вошла в историю.
– То есть, Алма сможет сколько угодно видеть мать? – тут Алма, и так не дышавшая, впервые почувствовала, что от этого вот-вот упадёт в обморок, останавливало только одно «Надо дослушать! Самое важное! Стоять!!!».
– Нет, только раз в три недели, и время тоже ограничено, не дольше, чем длится песня, и, если она прервётся до того, как кончится текст, то Кальек Бейра начнёт исчезать раньше, и повторить можно только через три недели…
Дальше девочка не слушала, она побежала назад. Её легчайшие шаги слышались девочке оглушительным гулом по всему замку, а относительно громкие слова разговора, оставшегося позади, отошли на задний план её слуха и утонули в нём. Она не понимала, почему Доэлнор знал это и молчал? Не рассказал ей о том, что она может поговорить с мамой, дотронуться до неё? Вернувшись к себе она почувствовала, как что-то кольнуло внутри два раза, ещё третий, она вдохнула. Противное чувство испортилось. Она никак не могла понять, почему за день она меняется по несколько раз? Каждый хороший день в настоящем рано или поздно будет запятнан прошлым, и той же настоящей ложью… «Нет! Не смей так думать! Он не врал, да, не досказал, но не врал!» Она опустила глаза, увидела белую ночнушку, и просто вложила все силы в то, что бы не думать об этом. Легла в кровать, в попытках как можно крепче запутаться в одеяле осознала, что снова замёрзла, грея о себя холодные ноги, Алма почувствовала, что свернулась в колачик. Всё было точно так же, как и тогда, когда к ней пришёл гарпий, только голова была не настолько тяжёло и загруженной, и Алма была готова не спать оставшуюся ночь. Но тренировки с Глафнегом напомнили о себе, она погрузилась в хороший, нежный сон, впервые за два месяца. Ей снилась мама, эта песня, и уже во сне девочка поняла, что готова к любым переменам, только бы мама всегда была рядом, а она и так всегда с ней. Она была готова на всё, но даже она понимала, что спит, и умудрялась мучить себя ночью вопросом «Как это диалог мог так отразиться на ней? От него местами было немного больно, но одновременно прекрасно, радостно и безразлично». Каждая фраза
– Глафнег, – начала Алма, когда тренировка закончилась, и они начали идти назад, – я бы хотела кое-что спросить, – она не понимала, что делает, и не знала, стоит ли вообще это делать. Тут резко пришла мысль замолчать на эту тему! «Ну, ты и тормоз!!! А прежде, чем открыть рот так решить не могла?!» закричала она на себя.
– Спрашивай, – мягко ответил маг, но не поворачиваясь к ней. Голова девочки судорожно билась в поисках альтернативного ответа.
– Ты будешь рядом, если я буду уже не здесь? Останешься со мной? – этот вопрос действительно тоже её волновал, и только сейчас она поняла, что, даже, сильнее всех остальных.
– Да, – ответил медленно Глафнег, после паузы, но Алма не обратила на это внимание, было ясно, что он вспомнил вчерашний разговор, и допустил справедливую возможность о том, что и она могла его слышать, – я постараюсь.
Но это было не всё, что волновало Алму сейчас, фраза из ночного диалога «Глафнег, подумай сам, разве до встречи с ней, ты считал её хорошей? Ты не хотел вообще видеть её, даже не зная настоящую Алму». Она постоянно прослушивала эту фразу, снова и снова искала в ней новый смысл, которого просто не было, но надежда всегда покидала девочку в последний момент.
– Дедушка, – тихо начала она, – А, ты только не спрашивай «что за вопрос?», но мне интересно, почему ты раньше не хотел меня видеть?
Маг остановился как вкопанный. Его длинные седые волосы трепал ветер, так же как и серый плащ, и когда он резко повернулся, его оливковые глаза залились немыми вопросами.
– Алма, это… Это было очень глупо, и сложно объяснить сейчас, зачем я делал это. Но теперь это не так, понимаешь? – было видно, что он ищет какие-то оправдания.
– Да.
Ответ успокоил Алму, в этих попытках объяснить всё, она поняла, что ему не всё равно на то, что она чувствует сейчас. Алма не знала, как вести себя, то время, когда она не знала Глафнега – было спокойным, но таким пустым, и девочка решила забыть об этом, «какая теперь-то разница? Со временем я узнаю ответ на этот вопрос, а пока, хорошо, что у меня есть семья». Они продолжили идти по заснеженной полевой тропе, и девочка не узнавала этого места сравнительно с тем октябрём, когда она прибыла сюда впервые. Тогда эта была площадь луга, высокая солома достигала её плеч (когда она девочка, а не лошадь), и тогда, у леса, она впервые увидела Аргона. Сейчас вспомнив его, она тихо порадовалась тому, что давно не видела.
– Откуда ты узнала? – вдруг прервал затянувшуюся тишину маг. Его рука опустилась в карман, и достала трубку, которая в миг разгорелась и начал улавливаться запах табака.
– Ну, – она замялась, не зная, что и ответить, – Это очень сложно объяснить, однако, получилось так, что я проснулась ночью и увидела… гарпию, птицу. И она как-то странно наполняла всё запахом йода, и завораживающими звуками, это было похоже на многочисленное пение, ну такое… очень красивое.
– …это было похоже, на подводный гул? – сказал он, и втянул через тонкую трубку табачный дым.