Великое море. Человеческая история Средиземноморья
Шрифт:
Когда генуэзцам удалось призвать на помощь короля Венгрии и близкого соседа Венеции, каррарского владыку Падуи, Венеция оказалась в окружении. В 1379 году генуэзцы сожгли деревни, расположенные вдоль венецианского Лидо, а союзные войска взяли штурмом город Кьоджа, расположенный в южной части Венецианской лагуны. Союзники хвастались, что не успокоятся, пока не запрягут четырех бронзовых коней, стоявших над портиком базилики Святого Марка. Городу грозила самая большая опасность с тех пор, как Каролинги осадили лагуны в начале IX века. Венеции удалось выстоять в осаде; в конце концов, генуэзцы почувствовали себя в осаде, так как их провизия истощилась. К июню 1380 года генуэзцы поняли, что их положение неустойчиво, и заключили мир. Важной особенностью этого конфликта стало то, что венецианцы широко использовали порох, применяя пушки, установленные на носу их кораблей. Генуэзский командующий Пьетро Дориа погиб, когда пушечное ядро попало в башню, которая рухнула на него сверху.11
Историки Венеции хотели бы классифицировать Кьоджийскую войну как венецианскую победу, но прибытие генуэзцев на песчаную отмель Лидо стало огромным унижением. Венеция потеряла Тенедос, не смогла вернуть Далмацию, вынуждена была признать права генуэзцев на Кипр (а значит, и роль генуэзцев в торговле сахаром) и даже передать австрийскому герцогу свой зависимый от материка Тревизо, потеряв тем самым зерновые земли на
Одним из элементов стабильности было эффективное венецианское судостроение - крупнейшая отрасль в городе и, возможно, самая хорошо организованная во всем Средиземноморье. Арсенал, стоявший рядом с большой канатной мастерской, известной как Тана, был уже хорошо налажен в начале XIV века, когда Данте услышал в его темных глубинах отголоски самого Ада.
Как и в Арсенале венецианцев
Зимой вскипает цепкая смола.
Чтобы снова обмазать их непрочные сосуды,
Ибо парус им не по силам, а вместо него
Один делает свое судно новым, а другой заново укупоривает.
Ребра, по которым прошло множество путешествий;
Один бьет молотком по носу, другой - по корме,
Этот делает весла, а тот скручивает шнуры,
Другой чинит грот и мизень...14
Существовал Старый Арсенал, вмещавший двенадцать галер, и Новый Арсенал в три раза больше. К концу XIV века сложилась эффективная система производства под руководством адмирала: Арсенал мог выпускать около трех больших торговых галер в год, что может показаться не так уж много, если не учитывать, что размеры галер значительно увеличились, поскольку с 1340-х годов плавания в Левант и Фландрию стали более регулярными. Эти большие галеры представляли собой триремы с латинской обшивкой, на которые можно было погрузить до 150 тонн груза, но при этом они несли очень большие команды, состоявшие, возможно, из 200 матросов. Грузить товары на эти корабли могли только венецианские граждане, которые ходили конвоем, часто в сопровождении меньших вооруженных галер, по маршрутам, тщательно утвержденным Сенатом; чтобы получить гражданство, требовалось двадцать пять лет, и, как мы уже видели, в наиболее прибыльных плаваниях, связанных с перевозкой шелка и пряностей, преобладали инвестиции венецианских дворян. Для перевозки более скромных товаров венецианцы использовали круглые торговые коги с квадратными парусами, которые строились на частных верфях и имели меньше ограничений по дизайну. Самый большой ког, известный с XV века, имел длину почти тридцать метров и весил 720 тонн.15 Мастерство кораблестроения сопровождалось мастерством навигации, а Венеция соперничала с Генуей и Майоркой в качестве крупного центра картографии. Таким образом, у венецианских моряков было достаточно точной информации о берегах Средиземного моря. Более того, с расширением использования компасов стало возможным более уверенно ориентироваться и продлить сезон плавания на большую часть года.16
II
Одним из видов бизнеса, которым занимались моряки, была перевозка паломников в Святую землю. Потеря последних христианских форпостов в Палестине не положила конец паломничеству; короли Арагона соперничали с другими, чтобы получить неопределенные права на защиту христианских святынь в Святой земле, а мамлюкские султаны знали, что они могут разыграть карту Святой земли при заключении политических и торговых соглашений с западными правителями. Паломничество требовало и должно было требовать физических усилий. Феликс Фабри, монах-доминиканец, отправившийся из Германии в Святую землю в 1480 году, оставил яркий рассказ о запахах, дискомфорте и убожестве на борту корабля: мясо, кишащее личинками, непитьевая вода, повсюду паразиты. Обратное плавание из Александрии в несезонное время подверглось воздействию ветров и волн, которые терзали предыдущих паломников, таких как ибн Джубайр. Однако он узнал, что спать лучше всего под навесом, на жестких тюках со специями.17 Но, по крайней мере для ученого меньшинства, паломничество приобретало новую форму. В 1358 году Петрарка получил приглашение от своего друга Джованни Манделли отправиться вместе с ним к Гробу Господню. Решив, что оставаться в пути неизмеримо безопаснее, он подарил Манделли небольшую книгу, в которой описал маршрут через Средиземное море. Он отметил все места, которые посетил Улисс; указал на храм Юноны Лацинии в Кротоне, на крайнем юге Италии; отметил, что в Киликии Помпей разгромил пиратов; сделал небольшую паузу, чтобы рассмотреть место распятия Христа ("ты не предпринял бы столь трудного труда ни по какой другой причине, кроме как чтобы увидеть своими глазами... то, что ты уже видел умом"); но в конце концов он оставил Манделли стоять не в Иерусалиме, а в Александрии, и не среди мешков с пряностями, а у гробницы Александра и урны Помпея.18 Культурный туризм по местам классической античности только начинался. Сохранилось более сорока рукописей "Маршрута" Петрарки, что свидетельствует о его популярности, прежде всего в Неаполе XV века, ведь Манделли был осыпан информацией о классических достопримечательностях вдоль побережья Южной Италии, и именно это (а не интерес к святым местам) привлекало читателей.
Классический туризм Петрарки воплотился в реальность в 1420-х годах благодаря купцу из Анконы, который был очарован видом классических памятников, сначала в своем родном городе, а затем и по всему Средиземноморью. У Кириака из Анконы были и политические мотивы: он стал известен османскому султану, который не подозревал, что одной из целей Кириака был сбор информации, которая могла бы быть использована в крестовом походе против турок. Но он испытывал неподдельный восторг от физических останков классического прошлого, отправившись в Дельфы, где, к изумлению жителей сильно заросшего участка, провел
Очень немногие из тех, кто путешествовал, "становились туземцами", погружаясь в религию и обычаи народов, живших на противоположном берегу. Это необыкновенный Ансельмо Турмеда, майоркинский монах, который узнал об учении ислама в Болонье, отправился в Северную Африку, где принял ислам и стал известным мусульманским ученым начала XV века под именем 'Абдаллах ат-Тарджуман; его могила до сих пор стоит в Тунисе. Столетие спустя ученый и дипломат аль-Хасан ибн Мухаммад аль-Ваззан, или Лев Африканский, родом из Гранадана, был захвачен христианскими пиратами, доставлен в Рим, стал протеже Папы Льва X и написал географию Африки: здесь мы имеем человека, который также мог донести до западной аудитории физические реалии исламского мира далеко за пределами Средиземноморья, и который переходил от ислама к христианству и обратно к исламу.20
III
Судьбы королей Арагона и многочисленных королевств, находившихся под их властью, служат прекрасным источником информации о судьбах всего Средиземноморья в конце XIV и XV веков. Каталонское влияние распространялось по всему Средиземноморью, вплоть до рынков Александрии и Родоса, а в конце века король Арагона был доминирующей фигурой как на Пиренейском полуострове, так и в широкой европейской политике. Мартин Младший, сын и наследник короля Мартина Арагонского, женился на наследнице Сицилии после того, как она была похищена и отправлена в Испанию, что дало ему достаточный повод для вторжения на остров в 1392 году; в XV веке островом управляли наместники, отчитывавшиеся перед островными парламентами, а отдельная линия все более неэффективных арагонских королей Сицилии исчезла. Мир, очевидно, был хорош для сицилийцев, но он также был хорош для тех, кто хотел покупать их зерно. Каталонские дворяне начали приобретать обширные поместья на Сицилии и селиться там.21 Последним достижением Мартина Младшего, перед тем как он скончался от малярии на Сардинии, стало восстановление каталонско-арагонского контроля над значительными территориями этого острова, после чего каталонское культурное влияние стало преобладать, например, в искусстве.22
Новая напористость правителей Арагона была наиболее ярко продемонстрирована Альфонсо V, который вступил на престол в 1416 году и стал одним из величайших монархов XV века.23 Мужская линия Барселонского дома угасла, и Альфонсо происходил из Кастилии; тем не менее, он смотрел на Средиземноморье, и его планы охватывали все море. Как и все арагонские короли, он получил прозвище, и прозвище Альфонсо - "Великодушный" - как нельзя лучше выражает его желание прослыть щедрым покровителем, наделенным княжескими качествами, о которых он читал в трудах своего соотечественника-испанца Сенеки, философа древнеримских императоров, ибо он был страстным учеником классических текстов, проявляя большой интерес к героическим рассказам о древних войнах. Он знал, что два самых успешных римских императора, Траян и Адриан, были испанцами.24 Альфонсо стремился восстановить Римскую империю в Средиземноморье перед лицом растущей турецкой угрозы. В начале своего правления он напал на Корсику, которую папство предложило королям Арагона одновременно с Сардинией, еще в 1297 году. Ему не удалось закрепиться дальше крепости Кальви, но его кампания показывает, что его амбиции отнюдь не ограничивались землями, которые он унаследовал в Испании. Преследуя свои римские имперские мечты, он обратил свой взор на Италию и предложил свои услуги запутавшейся королеве Неаполя Джоанне II, даже заручившись обещанием, что она назначит его своим наследником (несмотря на яркую личную жизнь, у нее не было сыновей). К сожалению, она также пообещала оставить свое все более неспокойное королевство герцогу Анжуйскому и графу Прованса Рене Анжуйскому. Рене разделял с Альфонсо страсть к рыцарской культуре и покровительству искусствам; он также разделял желание накапливать королевства, хотя к концу жизни в 1480 году у него не осталось ни одного, по сравнению с шестью или семью королевствами и одним княжеством, которыми Альфонсо управлял на момент своей смерти в 1458 году.25 Периодическая борьба с Рене за контроль над южной Италией длилась более двадцати лет и отнимала все королевские ресурсы, поскольку содержание мощного флота было чрезвычайно дорогостоящим. Финансовые резервы монархии были крайне малы, поэтому Альфонсо был вынужден обращаться к парламенту с шапкой наголо, чтобы дать ему возможность выторговать привилегии, которые он ценил больше всего.26 К счастью, Рене Анжуйский был еще беднее, но ему все же удалось мобилизовать генуэзский флот: Враждебность генуэзцев к каталонцам не ослабевала со времен вторжения каталонцев на Сардинию столетием ранее.
Альфонсо пришлось столкнуться с серьезными опасностями. В 1435 году он во главе своего флота выступил против генуэзцев у острова Понца; он был разбит, взят в плен и увезен в Геную. Генуэзцы были вынуждены отдать пленника своему повелителю, миланскому герцогу Филиппо Мария Висконти, который был очарован Альфонсо и перевернул события, решив заключить с ним союз. Миланский герцог даже подумывал о том, чтобы завещать свое герцогство Альфонсо, чьи планы по захвату Италии отвлекали его от иберийских дел. Долгая и дорогостоящая война с Рене завершилась тем, что в 1442 году Альфонсо захватил Неаполь, прорыв туннель под его стенами. Даже после изгнания из Неаполя, который он всегда считал своим королевством, Рене продолжал оказывать давление на арагонцев-завоевателей, и Генуя оставалась базой для враждебных экспедиций в Южную Италию вплоть до 1460-х годов.27 Итальянские кампании не прекратились и после падения Неаполя. В 1448 году Альфонсо стучался в ворота небольшого, но стратегически ценного государства Пьомбино, в состав которого входил богатый железом остров Эльба и который имел собственный флот, торговавший и совершавший набеги вплоть до Туниса.28 Из Пьомбино он мог контролировать движение кораблей между Генуей и Неаполем, а сам город служил плацдармом для вторжения в Тоскану. Пьомбино оказался слишком твердым орешком, чтобы его расколоть, хотя владыка Пьомбино стал платить ежегодную дань в виде золотого кубка, чтобы заверить себя в благосклонности Альфонсо, и с годами базы на побережье по обе стороны от Эльбы перешли под контроль арагонцев, а в XVI веке и испанцев.29 К середине XV века большая часть Италии была поделена между пятью великими державами: Миланом, Флоренцией, Венецией, папством и королем Арагона. Хотя Арагонский король контролировал самую большую территорию (еще большую, если учесть два итальянских острова), он был вынужден отказаться от своей мечты о господстве на полуострове, когда четыре другие державы присоединились к Лодийскому миру 1454 года, под которым Альфонсо поставил свою подпись в начале следующего года. Этот договор гарантировал мир (с некоторыми заметными перерывами) на следующие полвека, и одной из его целей было отвлечь силы подписавших его сторон на решение неотложной задачи борьбы с турками.