Великое море. Человеческая история Средиземноморья
Шрифт:
IV
В Кастилии и Гранаде Фердинанд имел почти равный статус со своей женой Изабеллой, хотя в Арагоне она была лишь королевой-консортом. Но после ее смерти в 1504 году кортесы отказали Фердинанду в регентстве Кастилии на несколько лет, что заставило его обратить свое внимание на Средиземноморье и возрождение средиземноморской империи своего дяди Альфонсо. Его заботила судьба Арагонской короны, и он предполагал, что после его смерти Кастилия и Арагон снова пойдут разными путями. С помощью "Великого капитана", блестящего полководца Фернандо Гонсалеса де Кордобы, он восстановил прямое арагонское правление над Неаполем в 1503 году, после короткой борьбы с французами, которые вернулись в Италию под командованием короля Людовика XII, не столько с целью разгромить турок, сколько в надежде закрепить притязания Людовика на Миланское герцогство.65 Как и в случае с Альфонсо, Неаполь не был самоцелью: Фердинанд, чья политика часто имела сильный мессианский привкус, стремился возглавить крестовый поход для разгрома турок и восстановления Иерусалима, и несколько экспедиций направились на восток, например, флотилия, отправленная под командованием Великого капитана в Кефалонию - не так уж далеко от пятки Италии, по общему признанию.66 Эти мечты еще больше стимулировались настойчивыми уверениями эксцентричного
Фердинанд предпочитал, чтобы его каталонские подданные плавали по Средиземному морю, а не по Атлантике, и здесь его вдохновила та же идея, что и у его дяди Альфонсо, - создание Каталонского общего рынка, охватывающего Сицилию, Сардинию, Неаполь, Майорку и недавно завоеванные владения в Северной Африке. В 1497 году герцог Медина Сидония уже показал, как легко можно захватить Мелилью на побережье Марокко; она остается испанской и по сей день. С помощью влиятельного духовного лица кардинала Сиснероса Фердинанд в 1509 году присоединил к своим владениям Оран. Верхом на муле и с серебряным крестом престарелый кардинал выступил перед испанской армией, призывая ее сражаться за Христа. Его пыл не угас после завоевания Гранады, где он, презирая ислам, сжег арабские книги, лишив человечество огромного количества знаний. За падением Орана последовало взятие Буги и Триполи в 1510 году.68 Присутствие испанских гарнизонов вдоль побережья Северной Африки вплоть до Ливии укрепило власть христианства в западном и центральном Средиземноморье, но также привлекло к себе огонь различных мусульманских врагов, намеревавшихся вернуть города, удерживаемые Испанией. Хотя Фердинанд был рад набрать очки в священной войне с исламом, у его африканских амбиций было и практическое измерение. Контроль над побережьем Магриба обеспечил бы защиту каталонских и других судов, направлявшихся на Восток, но не потому, что европейское судоходство использовало маршруты вдоль африканского побережья, а потому, что испанское присутствие сдерживало мусульманское пиратство.
Фердинанд продемонстрировал, насколько важно было Средиземноморье для его мышления, когда после смерти Изабеллы он провел несколько месяцев в Неаполе, поднимая на ноги разрушенное войной южноитальянское королевство. Он взял себе новую жену, способную и культурную пиренейскую принцессу Жермену из Фуа, в надежде произвести на свет наследника мужского пола для земель Арагонской короны.69 Однако вся его грандиозная политика была скомпрометирована угасанием мужской линии. Сын Фердинанда и Изабеллы, инфант Хуан, умер после смерти родителей. Жермена из Фуа также не произвела на свет наследника. Таким образом, и Кастилия, и Арагон перешли через слабоумную дочь Фердинанда Хуану к его внуку, габсбургскому принцу Карлу Гентскому.70 При Карле власть в Испании решительно отошла от Арагона и вернулась к Кастилии. С открытием торговых путей в Новый Свет Кастилия, и особенно Севилья, процветала, в то время как каталонские сети в Средиземноморье погрузились в оцепенение. Традиционные арагонские интересы продолжали преследоваться в Италии, но кастильцы все чаще брали на себя управление средиземноморской империей, когда-то управлявшейся из Барселоны и Валенсии.71
Священные лиги и нечестивые союзы, 1500-1550 гг.
I
Перестройка Средиземноморья после Черной смерти была медленным процессом. Помимо политических изменений внутри Средиземноморья, в частности расширения власти Османской империи, события, происходившие за Гибралтарским проливом, в долгосрочной перспективе сильно изменили бы жизнь тех, кто жил на его берегах и островах. Открытие Атлантики началось еще за десятилетие до прихода чумы, когда вдоль побережья Африки совершались плавания к Канарским островам, и продолжилось с открытием и заселением португальцами Мадейры и Азорских островов в начале XV века.1 С развитием сахарных плантаций на Мадейре стало возможным поставлять во Фландрию и другие части Северной Европы непосредственно из Атлантики один из дорогостоящих продуктов, который раньше добывали в Средиземноморье. К 1482 году, с основанием португальской крепости Сан-Жоржи-да-Мина ("Шахта") в Западной Африке, недалеко к северу от экватора, золото стало попадать в Европу, минуя Сахару и мусульманские порты Магриба; открытие этой гвинейской торговли компенсировало разочарование от неспособности Сеуты оплачивать свое содержание. Атлантика также стала источником рабов для средиземноморских хозяев: Жители Канарских островов, берберы с противоположных берегов Африки и, все чаще, чернокожие рабы, которых везли на север из Мины. Многие из них, пройдя через Лиссабон, в конечном итоге попадали в Валенсию, Майорку и другие средиземноморские порты.2
После того как в октябре 1492 года Колумб прибыл на Карибские острова, Кастилия также получила источник драгоценного металла, который безжалостно эксплуатировала, облагая индейцев высокими налогами золотом, хотя они якобы были свободными подданными короны. Генуэзцы, несмотря на свою непопулярность в Испании, обосновались в Севилье и, с королевского одобрения, руководили трансатлантическими торговыми операциями. В то же время они занялись финансами. Турецкое давление на генуэзские владения в восточном Средиземноморье усилилось, поэтому генуэзцы все настойчивее вступали в союз с Испанией - державой, которая, казалось, лучше всего могла противостоять туркам. Поскольку средиземноморская навигация становилась все более опасной, венецианцы также пересмотрели свои возможности. К середине пятнадцатого века Венеция оказалась втянута в мучительную политику Италии эпохи Возрождения, получив при доже Франческо Фоскари владения на материке, значительно превышающие те небольшие территории, которые она контролировала столетием ранее. Власть Венеции простиралась вплоть до Бергамо, где лев Святого Марка сражался с миланским змеем. Это не означает, что Венеция отказалась от своих средиземноморских интересов, но Серениссима Република начала приобретать активы на Терраферме, или материковой части Италии, которые позволили бы ей повернуть в этом направлении в XVI и XVII веках, по мере того как она постепенно теряла свои восточно-средиземноморские зависимости от османов.3 Венеция чувствовала себя все более незащищенной, и ее лидеры осознавали, что их нежелание использовать свой флот, чтобы бросить вызов османам, подвергает их в Западной Европе обвинениям в лицемерии и оппортунизме.
Ощущение того, что моря стали менее безопасными, не было иллюзией. С конца XV века пираты боролись со всем Средиземноморьем, совершая набеги на корабли, побережья и острова, с которых они ежегодно увозили тысячи рабов.4 Среди христианских земель, наиболее
Восточное Средиземноморье стало османским озером в первой четверти XVI века. Очевидным объяснением османской экспансии является стремление к распространению веры, и султаны не забывали своих предков, которые вели войны против византийцев в качестве гази, святых воинов ислама; однако на Балканах они предпочитали оставлять большинство своих подданных христианами или иудеями, считая, как и арабские халифы раннего Средневековья, что народы Книги являются ценным источником налоговых поступлений. Они стремились защищать торговлю, отчасти для того, чтобы снабжать свой роскошный двор и кишащую столицу шелками, драгоценностями, золотом и более скромными товарами, такими как зерно, а отчасти потому, что понимали: функционирующие торговые пути - еще один источник обильных доходов, - отсюда их готовность защищать рагузан и предлагать торговые договоры венецианцам и генуэзцам.6 В других местах они пытались навязать свою волю. В 1516 году османские войска разгромили мамлюков в Сирии, открыв путь для быстрой и легкой оккупации Египта. В результате христианам достались лишь несколько островов: на островах Эгейского моря различные итальянские лорды (которые сами часто были пиратами) были уничтожены турками за несколько десятилетий; Кипр остался в руках венецианцев, Хиос - генуэзцев, но Родос был подвергнут долгой и суровой осаде в 1522 году. Это дало новому османскому султану Сулейману возможность доказать свои военные способности. Он лично отомстил за поражение на Родосе в 1480 году. Цитадель была впечатляюще укреплена в преддверии турецкой осады, но активных защитников было мало - всего 300 рыцарей, хотя было и много других, более низкого ранга. Сулейман отказался прекратить осаду, даже когда погода испортилась, и избил Родос до полусмерти. Рыцари сдались в декабре 1522 года, и им были предоставлены щедрые условия, поскольку османы иногда проявляли уважение к тем, кто галантно сражался против них.7
Теперь бездомные, госпитальеры были полны решимости возобновить борьбу с мусульманами. К счастью, у Карла V, императора Священной Римской империи и правителя земель Арагонской короны (включая Сицилию), был готов ответ. В марте 1530 года он даровал рыцарям великолепную грамоту, в которой указал, что они "скитались несколько лет" и искали "постоянное место жительства"; он готов был распорядиться в их пользу несколькими зависимыми территориями Сицилийского королевства: Триполи на побережье Африки, Мальтой и Гозо. Взамен в качестве признания сицилийского суверенитета требовалось лишь дарить сокола сицилийскому вице-королю каждый День всех святых. В 1510 году Фердинанд Католик разместил в Триполи испанский гарнизон, однако удержать город против берберов, наседавших с каждой стороны суши, оказалось непросто.8 Для Карла было важно удержать Триполи; в 1551 году он был потерян, после чего стало очевидно, что удержание Мальты не менее важно.
Барбарийские корсары на первый взгляд сильно отличаются от высокоорганизованных рыцарей-госпитальеров. Однако и корсары были воинами, прошедшими долгий путь, чтобы заслужить свою репутацию. Некоторые из них были потомками греков, ренегатов, которые сами отреклись от христианской веры; другие были калабрийского, албанского, еврейского, генуэзского и даже венгерского происхождения.9 Они не были, да и не все, бродячими психопатами, преследующими исключительно собственные выгоды и развлечения. Среди них были искусные мореплаватели, в частности Пири Рейс, чьи подробные карты Средиземноморья и других стран мира обеспечили османский двор точной информацией в эпоху открытий.10 Но самым известным корсаром был Барбаросса, прозванный так на Западе из-за своей рыжей бороды. На самом деле это был не один, а два пирата - Урудж, или Орук, и его младший брат Хизр, или Хизр. Вокруг этих людей сложилась целая серия историй, и не всегда понятно, что из них басня. По общему мнению, братья родились на Лесбосе во времена Мехмета Завоевателя, который отвоевал остров у итальянского герцога Никколо Джустиниани. Их отец, вероятно, родился христианином, служил в османской армии в качестве мусульманского янычара, а затем поселился с женой-христианкой; он торговал керамикой по всему Эгейскому морю, вплоть до самого Константинополя, и часто брал своих сыновей с собой. Именно в этих путешествиях братья Барбароссы приобрели свое мастерство моряков. Во время одного из путешествий Урудж собирал древесину у берегов Анатолии, но его судно преследовал галион госпитальеров из Родоса "Богоматерь Зачатия". Урудж был схвачен и отправлен в рабство на галеру, но через несколько лет его выкупили, что было не так уж редко; тем не менее, история героического побега стала рассказываться. Он с радостью вернулся в море, проводя время в водах между Испанией и Магрибом в компании Хизра; утверждается, что они помогли переправить еврейских и мусульманских беженцев из Испании в 1492 году.11
Их первоначальным снаряжением была легкая галера, экипаж которой составляли около 100 добровольцев, жаждавших добычи и славы. Примерно в 1502 году их базой стала Джерба, издавна служившая гнездом пиратов и местом столкновений между христианскими захватчиками и мусульманскими защитниками. Они наладили связи со двором в Тунисе, действуя как лицензированные пираты султана Хафсида; в 1504 году они отправились на Эльбу, чьи глубокие бухты благоприятствовали корсарам, и набросились на две галеры, которые, как оказалось, шли на службу к папе Юлию II, а также на испанский корабль, перевозивший 300 солдат и шестьдесят арагонских дворян в Неаполь. Они легко захватили галеры, значительно укрепив свою репутацию героев в Тунисе и страшных врагов в Риме. К 1506 году у них было восемь кораблей, а их успехи принесли им такую славу, что османский султан присвоил им почетный титул "защитника веры", хайр-ад-дин, или, по-турецки, "хайреттин". Война на истощение велась между мусульманскими корсарами и их христианскими противниками; это были не только генуэзские и каталонские моряки (купцы или корсары), но и португальцы и испанцы, которые настойчиво вторгались в прибрежные крепости на средиземноморском и атлантическом побережьях Марокко. Несмотря на успехи в Мелилье и Оране, лучшее, чего испанцы смогли добиться в Алжире, - это захват нескольких изолированных скал, охраняющих порт, которые в 1510 году были укреплены пушками, но это не заменило контроля над городом.12