Великое море. Человеческая история Средиземноморья
Шрифт:
Так же, как ужесточилось отношение османов, ожесточилось и отношение Филиппа II, хотя, как обычно, он был озабочен тем, где найти средства для оплаты флота; его войска буквально увязли во Фландрии, сражаясь с протестантами и другими повстанцами против испанской короны. Филипп надеялся, что Папа сможет собрать деньги для оплаты этой войны. Он мог предложить половину расходов на кампанию, Венеция - четверть.61 Последовали бесконечные переговоры, причем не только о финансах, но и о порядке командования. Филипп II стал меньше отвлекаться на события в Низких странах после того, как герцог Алва установил там суровый и непростой мир.62 В самой Испании восстание морисков, многие из которых оставались приверженцами религии своих предков, истощило испанские ресурсы и отсрочило ответ Филиппа на призыв к Священной лиге; оно также сделало Лигу более срочной, поскольку опасность турецкого удара по Испании, поддержанного барбарийскими правителями и морисками, вызывала опасения, что исламские армии вот-вот вернутся на испанскую землю.
Все эти колебания оставляли туркам возможность обрушиться на Кипр. В начале июля 1570 года они привели огромную армию численностью около 100 000 человек на флоте из 400 кораблей, включая 160 галер.63 Турки решили, что их первой целью должна стать Никосия, расположенная в глубине острова, хотя венецианцы уже приступили к ремонту и расширению ее земляных и каменных стен. Некоторое время Никосия держалась, но после отчаянных боев внутри стен турецкие солдаты получили свой неприятный приз: право убивать, насиловать и разорять жителей. Все это время западные державы продолжали спорить, не обращая внимания
Строительство большого флота, необходимого для Священной лиги, продолжалось, пока Фамагуста держалась. Турки отправили флот через венецианский Крит, на который они совершили набег, в Ионическое море и южную Адриатику, отвлекая венецианский флот от его более широких забот. Среди прибрежных крепостей, перешедших в руки турок, был Ульцинь, расположенный к северу от современной границы между Черногорией и Албанией. Турецкие корабли преследовали своих противников вплоть до Корчулы и Дубровника (хотя рагушанам удалось сохранить нейтралитет, тщательно соблюдаемый обеими сторонами).67 Затем турки нацелились на Задар, расположенный в северной части Адриатики, в опасной близости от самой Венеции, где, должно быть, ожили воспоминания о войне при Кьоджии 180 годами ранее. Тем не менее, целью было не разгромить Венецию, а напугать ее - убедить венецианцев в хрупкости их империи и тщетности сопротивления османской власти. Более того, после нескольких месяцев бомбардировок разрушенный город Фамагуста был готов сдаться. В начале августа венецианский командующий Брагадин явился в палатку турецкого командующего Лала Мустафы. Настроение испортилось, когда Мустафа узнал, что пятьдесят мусульманских паломников, которых венецианцы заключили в тюрьму, теперь казнены. Недовольство Лалы Мустафы переросло в ярость. Спутники Брагадина были убиты на месте, Брагадин был изувечен; через десять дней его заживо сожгли, а набитую шкуру с триумфом пронесли по Кипру, а затем отправили в Константинополь.68 Это было послание не только Венеции, но и османскому двору, в частности Мехмету Соколлу: своим грубым поведением Лала Мустафа надеялся подорвать позиции тех, кто считал, что мир с Венецией еще возможен.69 В таких грубых уговорах не было нужды: флот Священной лиги был практически готов к отплытию. В море у Корфу христианский флот узнал, что Фамагуста пала. Это известие укрепило их решимость.70
Последовавшая за этим великая битва при Лепанто, у входа в Коринфский залив, давно считается одним из решающих морских сражений в истории: "самое впечатляющее военное событие в Средиземноморье за весь XVI век", по словам Фернана Броделя, чье исследование средиземноморского мира в эпоху Филиппа II завершилось рассказом об этой битве. Нет никаких сомнений, что в этом случае дон Иоанн был орудием судьбы", - провозгласил Браудель, прочувствованно и загадочно. Борьба вблизи устья Адриатики имела иные последствия, чем осада в Сицилийских проливах. За несколько месяцев до битвы турки заявили, что стремятся завоевать Адриатику, и сопровождали свои морские рейды сухопутными набегами из турецкой Боснии на венецианские владения в верховьях Адриатики. Эти набеги были продиктованы не только строительством империи или желанием распространить исламское правление. Как станет ясно, турков также подталкивали славянские христианские пираты и разбойники в северной Далмации, крестоносные ускоки.
Баланс между противоборствующими силами был очень хрупким. Количество солдат на борту кораблей каждой стороны было одинаковым: где-то около 30 000 человек, хотя, возможно, турецкие морские пехотинцы имели больший опыт.71 Турецких кораблей было больше, чем христианских: всего 200 с христианской стороны и, возможно, 300 с турецкой. Османский адмирал Муэдзинзаде Али выстроил их в форме полумесяца в надежде обернуть свой флот вокруг христианского, а в центре попытаться разбить христианский флот на куски.72 западных корабля были построены надолго, в то время как часть османского флота была построена из "зеленой" древесины и считалась одноразовой - пригодной на пару сезонов до замены. Османский флот состоял в основном из легких галер, которые низко сидели на воде, что повышало их уязвимость, но также позволяло им преодолевать мелководье у берега, где они могли надеяться обойти более тяжелые христианские корабли; Венеция также предпочитала относительно легкие галеры.73 Христианский флот имел примерно в два раза больше пушек, чем турецкий, но турки взяли с собой очень много лучников; пушки были разрушительными, но медленно заряжались, в то время как лучники могли перезарядиться в одно мгновение.74 Обе стороны также использовали спичечные аркебузы - ручные пушки, не отличавшиеся особой точностью, но перезаряжавшиеся довольно быстро, и заменившие смертоносные арбалеты позднего Средневековья.75 На испанском флагманском корабле "Реал" было 400 сардинских аркебузиров, а на османском флагмане "Султана" - лишь половина этого числа.76 К этому добавлялись проблемы, связанные с тесным расположением островов Курцоларис к востоку от Итаки, где узкие каналы мешали быстрому развертыванию христианских галер.77
В этих условиях неудивительно, что сражение привело к чудовищным потерям. Флот Священной лиги был убежден, что наступил решающий момент в борьбе с турками, и впечатляющие акты храбрости под турецким огнем привели к многочисленным жертвам. Венецианский командир Агостино Барбариго продемонстрировал почти полное пренебрежение к безопасности своего судна, когда направил флагманский корабль Светлейшей Республики на наступающие османские галеры и попытался встать на их пути. Один за другим погибали венецианские капитаны - представители великих венецианских династий, таких как Кверини и Контарини. Барбариго не сдавался, хотя по глупости поднял козырек, когда на его корабль обрушился град стрел, и был поражен в глаз, а вскоре скончался на дне. Но сзади подошли папские и неаполитанские галеры, прикрепленные к венецианским эскадрам, и минута за минутой турки отступали.78 Шквальный огонь из носовых орудий венецианских галер разрывал турецкие корабли на части, а закованных в кандалы галерных рабов утаскивало на дно моря вместе с разбитыми останками их галер. Дым от непрерывного пушечного огня мешал турецким стрелкам. Бойня была неумолимой, отвратительной и фанатичной.79 Наконец
В Венеции весть о победе, несмотря на огромные потери, смягчила отчаяние, вызванное потерей Кипра. Масштабы победы стали очевидны для венецианцев, когда из Лепанто прибыл корабль со знаменами поверженного врага; победу праздновали в Венеции, Риме и по всей Италии и Испании, причем не только кострами и праздниками, но и, что более важно, огромными фресками и полотнами во Дворце дожей и других общественных местах.82 И все же в стратегическом плане эта победа была не более чем патовой ситуацией, поскольку в ближайшие годы ни у одной из сторон не было бы ни людей, ни древесины, ни припасов, чтобы оснастить новые флоты такого масштаба или хотя бы рискнуть ими в больших морских сражениях.83 Дон Иоанн Австрийский, окрыленный успехом, хотел бы продвинуться к самому Константинополю, но Филипп II с характерной для него осторожностью решил, что лучше, если уцелевшие галеры перезимуют в Италии.84 Правда, как утверждал Браудель, победа при Лепанто помогла защитить Италию и Сицилию от дальнейших нападений, но осада Мальты уже сохранила христианское господство над водами у Сицилии. Политическая карта Средиземноморья была составлена в течение нескольких лет и недель, предшествовавших 7 октября 1571 года. Фамагуста пала, и у венецианцев не было надежды вернуть Кипр; Мальта устояла, и туркам придется еще раз подумать, прежде чем нападать на оплот рыцарей, хотя они и вернулись в эти воды и закрепили свои позиции в Тунисе в 1574 году. Главное, настаивал Браудель, это то, что "чары турецкого превосходства были сняты".Лепанто закрепил уже сложившееся положение: Средиземноморье теперь было поделено между двумя военно-морскими державами - турками на востоке, удерживавшими все основные побережья и острова, кроме венецианского Крита; испанцами на западе, при поддержке флотов с Мальты и Италии.
Интерлоперы в Средиземноморье, 1571-1650 гг.
I
Период между битвой при Лепанто и серединой XVII века обладает определенным единством. Барбарийские пираты не исчезли - более того, они стали еще более пиратскими, в том смысле, что османы позволили им более свободные действия, поскольку Возвышенная Порта больше не рассчитывала распространить свою прямую власть вглубь западного Средиземноморья.1 Западное Средиземноморье также подвергалось жестоким набегам христианских корсаров - к Мальтийским рыцарям теперь можно было добавить рыцарей Санто-Стефано, тосканских пиратов и святых воинов, чей орден был основан в 1562 году тосканским герцогом Медичи. Как и венецианцы, они привезли несколько османских знамен с победой при Лепанто; они до сих пор нелепо висят в их церкви в Пизе, ежедневно провозглашая веру в ислам среди благовоний католического ритуала. Было бы излишним повторять бесконечную сагу нападений и репрессий, когда христианские рыцари Мальты или Санто-Стефано набирали очки у барбарийских корсаров; самыми несчастными жертвами всегда становились те, кого уносили в рабство с палуб захваченных торговых судов или с берегов Италии, Испании и Африки (французы были относительно неуязвимы для мусульманских рейдеров благодаря своим связям с османским двором). Галеры из Сицилии продолжали патрулировать моря в надежде защитить итальянские владения испанского короля от морских разбойников, но крупномасштабная галерная война сошла на нет не только потому, что новые типы кораблей считались более эффективными, но и потому, что стоимость строительства и содержания галер была непомерно высокой. Несмотря на это, сразу после Лепанто османы реконструировали свой военный флот. На Западе царила тревога: было принято считать, что османы предпримут второе большое наступление на христианскую цель.
Однако Возвышенная Порта утратила вкус к морским войнам и была довольна тем, что оставила испанцев в покое, продолжая традиционное соперничество с шиитскими императорами Персии. Это было очень удобно, так как испанские интересы также теперь были направлены в сторону от Средиземноморья; главной целью Филиппа II была победа над новым типом неверных, которые заполонили всю Северную Европу: протестантами. Филипп был опутан войнами с Елизаветой Английской и своими мятежными подданными в Низких странах. Он избавился не только от османов, но и от морисков, чьи земли в Андалусии были обезлюжены и заброшены.2 Кроме того, он получил неожиданный приз в виде Португалии и ее заморской империи. Преисполненный крестоносной бравады, молодой король Португалии Себастьян привел свои войска к крупному поражению в Марокко в 1578 году, после чего его сменил последний представитель дома Авизов, кардинал Генрих, а после его смерти без наследника в 1580 году португальская корона перешла к Филиппу Испанскому, который не стал активно реализовывать давнюю португальскую мечту о покорении Марокко.3 Средиземноморье выглядело совсем маленьким в огромном конгломерате земель, которыми Филипп управлял в Старом и Новом Свете. Итальянский политический теоретик Джованни Ботеро опубликовал в 1589 году работу "Государственный разум", которая оказалась особенно популярной в Испании. Он утверждал, что разрозненные государства по своей природе слабы, но испанцы сумели преодолеть эту проблему благодаря гибкому использованию своего флота. В рамках Испанской империи "ни одно государство не является настолько удаленным, чтобы ему не могли помочь морские силы", что позволило каталонским, баскским и португальским морякам объединить Иберию, итальянские государства короля Филиппа и даже Низкие страны в единое целое: "Империя, которая в противном случае могла бы показаться разрозненной и громоздкой, должна считаться единой и компактной с ее военно-морскими силами в руках таких людей".4
Успокоение Средиземноморья стало результатом негласного соглашения между османами и испанцами. Но морские переходы стали еще более опасными после того, как испанские патрули ограничились охраной прибрежных вод южной Италии, Сицилии и Испании. Еврейские и мусульманские купцы регулярно сталкивались с захватом своих товаров христианскими пиратами. Опасность возрастала по мере того, как в воды Средиземноморья устремлялись все новые и новые моряки. Когда атлантическая экономика начала развиваться с новой силой, голландские, немецкие и английские моряки стали проникать в Средиземноморье, как для торговли, так и для пиратства; как только североевропейские купцы завладели значительной долей перевозок зерна и пряностей в Средиземноморье и Атлантике, отношения между двумя великими морями, постепенно развивавшиеся до 1300 года, стали гораздо более интенсивными. Об этих гостях мы еще расскажем вкратце, но были и интервенты из Средиземноморья, которые представляли серьезную угрозу для судоходства традиционно доминирующих держав. Ускоки из Сенья действовали с базы, расположенной среди островков и заливов Северной Далмации, за островами Црес, Крк и Раб. То, что сегодня воспринимается как побережье великой красоты, в конце XVI века внушало страх. Это была пограничная полоса между османскими территориями в балканской глубинке и владениями Габсбургов на территории нынешней Словении и северной Хорватии, не говоря уже о венецианских владениях вдоль Адриатического побережья. В такой обстановке могли процветать своенравные, независимые разбойники и корсары, особенно если они представляли себя знаменосцами христианского крестового похода против турок, работающими на благо христианства и габсбургской Австрии.5