Великое море. Человеческая история Средиземноморья
Шрифт:
Своим успехом пираты во многом были обязаны новым технологиям. Они привезли с собой в Средиземноморье парусные корабли с высокими бортами, которые итальянцы называли бертони. Внешне они были похожи на галеоны, входившие в моду в испанском и венецианском флотах, но обладали глубоким, прочным килем и хорошо управлялись тремя парусами квадратной формы. Они не были особенно велики, а их экипажи состояли примерно из шестидесяти человек, причем на каждых трех человек приходилось по одной пушке. Когда их соперникам в Средиземноморье удавалось захватить эти корабли, они использовали их по полной программе; они даже покупали их у английских и голландских капитанов. Однако Венеция была до странности консервативна. Галеры с латинской оснасткой защищали торговлю и империю города на протяжении многих веков, и попытки убедить венецианское правительство в том, что новый тип кораблей жизненно необходим для обороны республики, остались без ответа. Венецианская элита не могла понять, почему то, что работало в тринадцатом веке, не будет работать в семнадцатом. Бертони стали обычным явлением в Венеции только в начале семнадцатого века, когда республика умоляла Англию и Голландию поддержать ее борьбу с австрийскими Габсбургами. К 1619 году венецианский флот располагал пятьюдесятью бертони наряду с пятьюдесятью галерами. Однако даже когда венецианские капитаны плавали на бертони, они, казалось, не могли бросить вызов превосходному мастерству северных моряков. В 1603 году венецианский
Северяне также нападали на северян; в конце XVI - начале XVII веков отношения между англичанами и голландцами колебались в жестоких пределах. В 1603 году Томас Шерли, командуя пестрой командой из английских, итальянских и греческих моряков, напал на два голландских корабля, перевозивших эгейское зерно с Кикладских островов в Геную. Шерли был доволен тем, что выдавал себя за агента тосканского герцога Медичи и своего рода крестоносца против турок, хотя каким образом нападение на голландцев вписалось в эту историю, остается загадкой. Шерли пришлось написать герцогу, чтобы тот объяснился, поскольку он явно перегнул палку. Медичи с радостью покупали английские бертони и нанимали английских моряков. Герцог даже порох получал из Англии. Он подумывал, не переманить ли Джона Уорда к себе на службу, ведь тот казался таким эффективным корсаром. Герцог Савойский, чья территория простиралась до Ниццы, был рад предоставить свой флаг и порт в Вильфранше в распоряжение разного рода сомнительных моряков.34 Как отметил Альберто Тененти, "в Средиземноморье в конце XVI века происходили настоящие перемены, как психологические, так и военно-морские и торговые": дух крестового похода сменился цинизмом, который иногда маскировался языком священной войны, но среди пиратов он был опровергнут их охотным сотрудничеством с турками и маврами.35 Самым ярким свидетельством этого были рыцари Санто-Стефано: в XVII веке они были вольными разбойниками, которые могли пользоваться выгодными уступками, предоставленными им тосканскими герцогами Медичи.
Северяне обнаружили, что суровая корабельная жизнь семнадцатого века - затхлая вода, печенье с долгоносиками, жесткая дисциплина - немного смягчается во время плавания в водах Средиземного моря. Джон Бальтарп, английский моряк, рассказывал в доггерле о своем путешествии по Средиземному морю в 1670 году. Когда он заходил в Мессину, "каждый день на борту был рынок", и он мог купить
Шелковые чулки, ковры, брендовое вино,
Шелковые платки, также очень тонкие:
Капуста, карри, репа, орехи,
Последнее, что мужчина может съесть из "Шлюх":
Лимоны, оренги и хороший инжир,
Вино Seracusa, а также яйца.
В Ливорно Бальтарп был рад найти отличную рыбу, "которая среди итальянцев является хорошим блюдом", а в "Калесе", или Кальяри, "ни в чем не было недостатка". Даже в Аликанте, где мяса было мало, а "вместо английского сыра и масла мы получаем немного масла, бог свидетель, гораздо хуже", утешало обилие красного вина - "эта кровь быков... сладкая, вкусная, очень соблазнительная, бутылка долго не опустошается".36 Заглядывая в будущее, можно отметить, что усилия лорда Нельсона в 1800 году по снабжению своих людей сицилийскими лимонами - 30 000 галлонов в год, поставляемых всему британскому флоту, - гарантировали, что его экипажи в Средиземном море и за его пределами не будут страдать от цинги.37
Интерес северян к Средиземноморью усилился благодаря росту уровня жизни в XVI веке, и, хотя в XVII веке этот процесс приостановился, после Лепанто северяне стали постоянно присутствовать в Средиземноморье. Их состав был различным: ганзейские немцы были первопроходцами (они прибыли в 1587 году, когда средиземноморские урожаи оказались неурожайными), но не сохранили сильного присутствия, а "фламандцы" все больше состояли в основном из протестантских голландцев из мятежных северных провинций Испанских Нидерландов, а не из католиков собственно Фландрии.38 Возникновение голландского флота началось с появления Антверпена как центра португальской торговли пряностями с Востоком, но процветание Нидерландов основывалось на прибылях от расширения торговли и пиратства в Средиземноморье в той же степени, что и на доходах от перевозок через Атлантику и Индийский океан.39 Когда Объединенные провинции установили свою фактическую независимость от Испании, бизнес все больше смещался к верфям Голландии. В Средиземноморье Голландия поначалу сотрудничала с французскими купцами, которые начали продвигаться в Северной Африке, и иногда разрешала голландским кораблям ходить под французским флагом (что гарантировало их безопасность в водах Османской империи).40 Выражение "удобный флаг" особенно уместно: капитаны менялись местами, чтобы получить любую защиту, которую та или иная страна могла потребовать от правителей средиземноморских берегов и островов.
III
Среди всех, кто плавал по этому морю, особое любопытство вызывала "португальская нация", в основном марраносы. Португальская инквизиция (по приказу короля) воздерживалась от преследования новых христиан в годы после подавления иудаизма в Португалии (1497), но в 1547 году она выступила против них, в результате чего многие начали переселяться в более гостеприимные земли. Неопределенный статус понентинских евреев использовали такие правители, как герцоги Тосканы, которые всегда были рады предложить свое покровительство любым купцам, которые могли помочь им увеличить свои доходы. Оказывая благосклонность "португальцам", герцоги не собирались эмансипировать всех евреев своих владений; более того, в 1570 году они заключили евреев Флоренции в гетто.41 Однако постепенно они начали видеть преимущества создания открытого порта, в котором не только маррано сомнительной религиозной верности, но и левантийские евреи, мусульмане и жители Северной Европы могли воспользоваться правом на поселение и особыми налоговыми условиями. Герцог Козимо I, умерший в 1574 году, превратил Ливорно из сонной рыбацкой деревушки в один из великих центров средиземноморской торговли. К концу его жизни гавань была значительно улучшена, прорыт канал, соединивший город с рекой Арно, что облегчило перевозку товаров в Пизу и Флоренцию; при его преемнике Франческо I Ливорно был окружен впечатляющими пятиугольными стенами. В пределах этой территории был выстроен прямоугольный план улиц в римском стиле, в соответствии с лучшими принципами градостроительства эпохи Возрождения.42 Постепенно население росло: в 1601 году здесь проживало около 5 000 человек, включая 762 солдата, 114 евреев и 76 молодых проституток - последняя группа является печальным напоминанием о сексуальных услугах, востребованных в каждом средиземноморском порту. После этого, по мере развития портовой инфраструктуры, город стал процветать.43
Право иностранцев жить в Ливорно было подтверждено рядом привилегий, Ливорнин, которые определяли отношения между мединским правительством и его некатолическими подданными на протяжении более двух столетий. В самой известной из этих привилегий, от 1593 года, герцог приветствовал "купцов всех наций, левантийцев и понентинцев, испанцев
Все это отражало открытие торговых путей между Ливорно и исламскими землями: корабли прибывали из Александрии примерно в 1590 году, но настоящим успехом стало открытие путей в Северную Африку между 1573 и 1593 годами, в течение которых Браудель и Романо выявили сорок четыре рейса в Ливорно с огромной территории между Ларашем в Марокко и Тунисом. Эти контакты не могли быть осуществлены без инвестиций сефардских купцов или без сотрудничества между правителями Барбарии и Медичи; голландцы также стали участвовать в этих перевозках, обеспечивая страхование и дополнительные судоходные мощности. Эти маршруты были жизненно важны для снабжения Тосканы, которая получала из Северной Африки пшеницу, а также воск, кожу, шерсть и сахар.47 Другие основные товары, такие как олово, кедровые орехи, тунцы и анчоусы, привозились из Испании и Португалии, часто на судах, отправлявшихся из портов южной Франции. Однако в географии испанской торговли кое-что изменилось. Барселона имела мало контактов с Ливорно, Валенсия играла лишь скромную роль, но Аликанте, имевший отличный порт и обеспечивавший доступ по качественным дорогам к продуктам испанской глубинки, стал излюбленным портом средиземноморской Испании. В самом Аликанте мало что производилось, кроме мыла, изготовленного из местного оливкового масла, и вина; "он и в наши дни сохранил атмосферу колониальной фабрики, подобной той, что можно было встретить в безмятежных внутренних районах Азии или Африки".4848 На маршруте между Аликанте и Ливорно (и на конкурирующем маршруте между Аликанте и Генуей) рагузанцы были главными посредниками, перевозя кохинею и кермес, красные красители из крошечных насекомых, рис, шелк, мед, сахар и, прежде всего, шерсть, а еврейские купцы играли важную роль в этой торговле, несмотря на то, что им было запрещено исповедовать свою религию в испанских королевствах.49
Ливорно также налаживал связи с местами за Гибралтарским проливом - с Кадисом, который становился крупным испанским торговым центром в Атлантике, с Лиссабоном и с землями Северного моря. Голландцев тянуло туда, как пчел к цветку. Хотя Ливорно не поощрял поселение протестантов в Ливорно, голландские купцы обнаружили, что могут жить там спокойно и с определенной долей свободы. Ливорно был центром голландской сети в Средиземноморье, а также целью для многих голландских кораблей, прибывавших из атлантических вод. Несмотря на интенсификацию торговли с Северной Африкой и периодические хорошие урожаи, Тоскана по-прежнему нуждалась в балтийском зерне. Его качество часто ценилось выше средиземноморского, и в то же время - даже с учетом транспортных расходов - оно обычно было дешевле. Как мы уже видели, это отражает отступление земледелия к берегам Средиземного моря в этот период. У итальянцев появился вкус к северной ржи: в 1620 году каждый пятый голландский корабль, привозивший зерно в Ливорно, имел в своем составе исключительно рожь. Герцоги Медичи договаривались о выгодных ценах в Голландии, чтобы их подданные могли позволить себе достаточное количество еды; а когда зерна было много в Средиземноморье, всегда можно было заменить его копченой и сушеной сельдью, пильчатами и треской, даже икрой.50 Голландские купцы, которые привозили это зерно, не просто перевозили товары в Северную Европу и обратно. Они участвовали в перевозках в Средиземноморье, охотно находя в своих трюмах место для южноитальянского зерна и соли, которые они переправляли в Северную Италию. Если в Северной Европе начинался голод, как, например, в 1630 году, голландские капитаны охотно брали провизию для Ливорно в Эгейском море, игнорируя приказы Османской империи, согласно которым любой, кто был уличен в незаконном экспорте зерна, должен был быть привязан к колу и умереть от голода. Когда поставки зерна в Средиземноморье были достаточными, они делали покупки, покупая шерсть и соль в Аликанте, вино и сухофрукты на Ионических островах, шелк в Эгейском море и так далее, и стремились развивать отношения с крупными центрами торговли в Леванте - Алеппо стал главным торговым центром в Сирии, и там находился голландский консул, который также следил за торговлей в Палестине и на Кипре. Поскольку Алеппо расположен в глубине страны, корабли причаливали в Александретте, а товары приходилось перевозить по суше; среди них были такие экзотические продукты, как индиго и ревень, который ценился за свои медицинские свойства.51
В 1608 году герцог Фердинанд разрешил "фламандско-немецкой нации" построить католическую часовню, посвященную Мадонне, с усыпальницей, в которой могли быть похоронены фламандские и голландские купцы. Многие протестанты предпочитали быть похороненными вне католических пределов; им разрешалось использовать частные сады. С другой стороны, некоторые видные представители "нации" были набожными католиками, например Бернард ван ден Брокк, который был казначеем часовни Мадонны и вел свои дела из большого дома на главной улице города, Виа Фердинанда. В его доме было десять спален и приемная, украшенная дюжиной картин, попугаем в клетке, столом для игры в нарды и изящной мебелью; в саду был фонтан и просторная оранжерея. Из Ливорно ван ден Брокк вел целую сеть дел, охватывая двор герцога Тосканского, Неаполь, Сицилию и Венецию, а также, разумеется, Северную Европу. В 1624 году он даже разработал план создания торгового маршрута, доставляющего треску прямо из Ньюфаундленда в Неаполь, но был сорван из-за вмешательства англичан - его треска была конфискована, поскольку английский король снова вступил в войну с Испанией, которая правила Неаполем. Тем не менее, англичане и голландцы (включая ван ден Брокка) иногда сотрудничали в торговле с Испанией, используя тосканское знамя в качестве удобного флага. Ван ден Брокк не стеснялся участвовать в работорговле в Средиземноморье, хотя его целью было вымогательство выкупа у семей хорошо обеспеченных пленников. Он следил за тем, чтобы за рабами в его доме хорошо ухаживали, чтобы их можно было вернуть в отличном состоянии; у них должно быть "достаточно средств к существованию и одежды, чтобы их не испортили".52 Торговый дом Ван ден Брокка процветал до 1630-х годов, когда политические трудности с Испанией, конкуренция со стороны англичан и эпидемии сделали жизнь все более трудной. Но город сохранял свое первенство в средиземноморской торговле, особенно потому, что евреи-сефарды продолжали использовать его как связующее звено с другими центрами расселения сефардов: Алеппо, Салоники и, все чаще, Смирны.