Венец из окровавленных костей
Шрифт:
Хаг присел напротив Дунланга, отпил. Рядом сопела пара тройка приближенных воинов пришедших с караула. Тан не доверял людям Хрорека и ополченцам, и ставил своих щитоносцев. Они на удивление не противились, видимо, разделяя опасения своего вождя.
— Похоже, наш граф уже задумал улизнуть — Начал тан. — дай ему волю, он бы и в бой не вступил, а пошел бы назад, требуя подмоги и гжгли бы горцы наши деревни, а он, как подобает приличному рейнцу укрылся бы за каменными стенами и носа бы не высовывал.
— Помощи нам бы и правда не помешало. — Мотнув
— Да, но пока у нас есть время, когда сойдем с нагорье на реку, времени у нас уже не будет.
— Почему они ушли на горную дорогу, почему не пересекли нагорье поперек, это заняло меньше времени.
— Потому что им тоже нужна передышка. — Тан полулежа расположился на попоне, подложил под шею седло и плащ. — Они знали, что мы за ними следим и знают, что мы знаем, куда они идут.
— Тогда почему им просто не уйти? Набег не удался…
— С чего ты решил? Мы лишь немножко их потрепали. Их кони целы и я уверен, что и лучшие рубаки остались живы. Они использовали не все силы, лишь проверяли, сколько наших пришло.
— Тогда, мы идем к ним в лапы?
— Ну, или они в наши. — Зевнул тан. — Все зависит от того, кто победит.
— Сколько их?
— Самое большое полторы-две стони.
— Там много?
— Это если я прав, и они ушли на север, чтобы подобрать отряды там и уже вместе направится обратно. Но мы тоже не одни, у устья я поставил небольшой гарнизон — сорок копьеносцев, да с десяток стрелков. Мы соединимся сними, когда сойдем к реке. Я уже отправил посла. Да и мой сосед выставит всадников на границе. Так что, где с сотню у нас будет перевес.
Хаг мысленно подсчитал сколько осталось у них воинов, готовых к битве: из волчьего предела погибло трое щитоносцев и с десяток ополченцев. А значит, как он подсчитал осталось двадцать два щитоносца и девять ближних и самых опытных бойцов его дяди. Как он знал, Дунланг потерял гораздо больше, а Хрорек потерял с два десятка воинов, хоть большинство из его солдат и были конниками. Судя по всему, осталось их шестьдесят-семьдесят человек.
— Прикидываешь силы? — Тан верно подметил его мысли.
— Как вы догадались?
— Глазами водишь туда сюда по небу, явно не ветер ловишь.
— Это да. По моим подсчетам нас осталось человек шестьдесят.
— Правильно.
— Если вашей помощи не будет, то нас будет в два раза меньше будет.
— Неплохой расклад. — Дунланг усмехнулся. — Твой отец никогда не считал. Просто шел и рубил.
— И как он закончил?
— А как? Разве он мертв…
— Я не знаю.
— Он ушел непобежденным, и кто знае, т может еще вернется и тогда Рейн снова погонят с севера.
— Вряд ли — пробубнил Хаг.
— Хорн рассказал мне, что ты уходишь осенью. — Увидев возмущение на лице парня, тан улыбнулся. — Мы разговорились по душам. Как отцы о сыновьях…
— Я ему не сын.
— Ты знаешь, что он так не считает. Я, честно говоря, был рад. Возможно ты вернешь отца назад и тогда…И тогда мои щиты будут прикрывать вас от всего Рейна.
— И
— Что?
— Если отец вернется, его убью не графы по южной стороне реки, а таны по этой. И дядя будет первым в их числе.
— Нет, Железнобокий может сколько угодно говорить про то, ка кон ненавидит твоего отца, но он не поднимет на него топор. Так уж он устроен. Твой дядя всегда пытается обойтись бескровно, и это спасло весь волчий простол от массовго вторжения рейнской железной коницы. Страшно представить, что было бы, если бы твой дядя и новый пограничный граф, как его там…
— Тирион Таврус.
— Да, Таврус. Твой дядя дал нам десять лет мира и, хоть мы и платим Рейну и под его стопой, он не забирает наших богов и наши имена, пока что. Так что я уважаю твоего дядю, но, как и всякий мир, он не должен идти вечно. Время расти волчатам прошло, теперь время прийти вожаку и напасть на тучного тура.
— И сколько танов встанут под знамя вожака-волка? Я сын тана, Дунланг, и дядя постоянно требовал с нас с братьями, чтобы бы заучивали все северные семьи и графские дома Рейна, и он делал все, чтобы мы были в курсе всех последних политических изменений. Все прибрежные таны скинули свои имена в первые пять лет после восстания. Назвались графами, приняли их веру. Сколько еще перейдет до воззвания нового вожака?
— Немного, склонить всех не получится. Рейну придется применить силу и тогда…Леса взвоют. — Дунланг опрокинул кубок. — Но ты говоришь умно.
— Читал в одной из книжек, что тогда, монах нам таскал. Не помню, как называется, в общем какое-то сказание с юга о невольниках, из тех, что рождаются невольниками.
— в тюрьме?
— Нет, их родители невольники, то есть служат и принадлежат господину и их дети тоже, только не так как рыцари графам, а лесорубы и пахари танам, а как… — Хаг пытался подобрать слова. — В общем. Они служат как псы или лошади. Рабы! Во, как их называют. Вот в этой сказке говорилось о том, как умный господин прервал восстание своих рабов ни пролив ни капли крови. Он заменил им цепи, и вместо стали, одел их в серебряные и золотые цепи. И тогда те рабы, что носили серебряные цепи перебили тех, что носили золотые, и надели их на себя.
— И что дальше?
— Ничего. Они остались рабами, но с золотыми цепями.
— Чушь какая-то. Хотя моим бы охотничьим пса понравились бы золотые цепи.
— Вот и им понравились.
— Вас учил брат Тун, монах-изгнанник?
— Да, слышал о нем?
— Весь север слышал об этом пьянице. Его выгнали из аббатства Милующего меча Всеотца, насколько я помню. Странные у них названия.
— Это да.
— Я его встречал, он учил моих детей читать и писать, на Рейнском и на северном диалекте. Сам я читать не умею, но мой дед умел, а я вот…Но дети умеют, и читать, и писать, и считать. — Тан рассалбился, вспоминая о доме и детях. — Веселый был старикашка, и мечом ловко управлял. А книг при нем было! Целая телега. Вот и зачем он с ними таскался?