Вензель твой в сердце моем...
Шрифт:
Мексика напоминала ему старый, высохший мандарин: снаружи — яркая, плотная оболочка, внутри — шкурка да кости, ссохшаяся мякоть и ароматы смерти. Мексика была пропитана этими ароматами, как День Благодарения — запахом жареной индейки. И потому Генкши не хотел возвращаться в эту солнечную страну, словно пытавшуюся выпарить из людей само понятие жизни. Он не хотел возвращаться в свое прошлое — туда, где пять лет назад Смерть чуть не забрала и его самого.
Шествуя по узким извилистым улочкам, залитыми предпраздничными ароматами свежего печенья, Генкши раздраженно хмурился и сжимал рукоять любимого меча, как и всегда сопровождавшего его по жизни вместе с пятью собратьями, составлявшими одно целое. Мечи — лучший спутник, другие не нужны. Ведь другие могут предать, обречь
Стайка детей промчалась мимо мужчины, весело смеясь и называя странного человека роботом. Да и было с чего: шесть мечей — шутка ли? А именно столько длинных, узких, смертоносных катан с каждым шагом изнывавшего от зноя мечника издавали легкий стук, сталкиваясь ножнами. Три справа, три слева — широкий черный пояс был явно перегружен железом! И в такой духоте разве что робот смог бы носить с собой столь неподъемный груз! А впрочем, робот вряд ли бы поддался небесному мандарину и сменил мундир на легкую футболку и свободные брюки. Но на эту мелкую деталь мальчишки внимания не обращали и, сдвинув на лоб маски-черепа, смеялись во всю мощь юных, не тронутых еще временем легких.
Генкши поморщился. Широкие брови сомкнулись на переносице, и мужчина, похожий на хищного коршуна, бросил на ребятню испепеляющий взгляд. Под переливы звонкого смеха ветер подхватил мальчишек и унес их в подворотню, откуда, из относительной безопасности, еще пару минут долетали задорные оскорбления. А ведь мечник мог обнажить клинок и привести молчаливую угрозу в исполнение! Но дети не боялись. Не зря ведь у них на головах, словно странные авангардные шляпы, красовались изъеденные временем и червями картонные черепа! День Мертвых собирался наступить уже завтра, и вся Мексика готовилась отметить любимый праздник песнями и шествиями. Так к чему было бояться каких-то мечей?
Свернув за угол, Генкши чуть было не пнул небольшой камень, валявшийся у обочины, но вовремя спохватился. Прошло то время, когда он был импульсивным юнцом! Теперь он один из сильнейших телохранителей Бьякурана Джессо, главы крупной мафиозной семьи, и ему не пристало так опрометчиво поступать. Он должен быть спокоен и собран, как Колосс Родосский. И он почти соответствовал образу — на хмуром лице не таилось и следа растерянности или суеты, движения плавно перетекали одно в другое, как грациозный танец вышедшей на охоту пумы. Лишь ветер нарушал идеальную картину, играя и без того спутанными волосами — то разбрасывая их по плечам, то мощным порывом поднимая вверх, а то и вовсе забрасывая пару-тройку черных, как смоль, прядей прямо на суровое лицо. Иногда Генкши приходилось заправлять волосы за ухо, и в такие секунды ему казалось, что он в любой момент может снова услышать смех ребятни: «Робот ожил, глядите-ка! Ему тоже может быть неудобно!»
Дела были завершены, до гостиницы оставалось пройти лишь пару кварталов, а завтра с самого утра он взойдет на борт гигантской механической птицы и улетит отсюда ко всем чертям! В Италию. Туда, где люди не смеются на могилах предков и любимых.
— Сладкие черепа, — пропел звонкий, мелодичный голос, вихрем ворвавшийся в сознание и разметавший все мысли. — Мармеладные трупы на палочке! Печенья-косточки! Покупаем, не боимся, давайте весело отпразднуем канун Дня Мертвецов!
Ядовитой змеей проник в разум туман воспоминаний. Словно прошлое пятилетней давности стало явью. Она смеялась, звонко
«Этого не может быть».
Мексика — страна, принимающая смерть как данность испокон веков. И иначе здесь нельзя: рассыплешься прахом и будешь грустить, а кому это надо? Медику проще будет развести руками и отправиться к тетушке на посиделки, чем лечить твою загноившуюся рану. Полиция предпочтет посмотреть корриду, а не гоняться за преследователем, посылающим тебе письма с угрозами. Пожарный будет долго пытаться завести старую машину, прежде чем доберется до твоего пылающего дома. Так зачем же бояться смерти? Лучше веселись со всеми, не думай о ней, как о чем-то ужасном. Она ведь всё равно придет, так зачем же бояться?
Раньше Генкши боялся смерти. Тогда, пять лет назад, она пришла к нему на порог, постучала белыми костяшками о косяк и медленно отворила скрипучую дверь. И лишь чудом — чудом по имени «Бьякуран Джессо» — мечнику удалось спастись. Так какого же черта он сейчас слышит голос той, что привела к его порогу старуху с косой?!
Мужчина резко оторвал взгляд от дороги. Торговка в алом двигалась ему навстречу с другого конца длинной безлюдной улицы. Генкши казалось, он знал ее. Подождите, «казалось»? Да эту изящную, легкую фигуру он узнал бы из тысячи! Даже сейчас, надев праздничную маску, женщина была всё той же, что и пять лет назад. Она всегда словно порхала по воздуху, заражая всех вокруг вирусом веселой праздности. С ней рядом хотелось петь и танцевать, кружиться в вихре эмоций, начисто позабыв о проблемах, и смеяться, смеяться, смеяться до тех пор, пока не подавишься кислородом! Но это тело должно было уже сгнить в могиле, поддавшись минору реальности. Так почему же она была еще жива?!
Генкши чуть было не сделал шаг назад, но металл в ладонях напомнил ему, что прошлого не вернуть, и он уже не тот, что раньше. Он уже не боялся смерти, как не боялся и Мексики. Осталась лишь ненависть и желание обыгрывать костлявую старуху раз за разом, доводя ее до бешенства. До той самой алой пелены перед глазами, что разливалась перед Генкши пять лет назад. В месяц Дня Мертвых, в месяц, когда он узнал, что смертельно болен.
Та, кто заразила его не только весельем, но и неизлечимой болезнью, сейчас смеялась, ласково поглаживая печенья в форме могильных плит. Тонкие белые пальцы, похожие на пальцы скелета, словно с издевкой очерчивали контуры пустых глазниц сахарных черепков, завернутых в целлофан. Прозрачный саван отвечал на ласку легким шуршанием, черепа довольно скалились, косточки, скелетики, трупики и надгробия вторили им беззвучным смехом, переплетавшимся с хрустальным голосом торговки.
— Надгробия и саваны, пастилки и мармеладки! Давайте встретим праздник с улыбкой на засахаренных устах!
Генкши улыбаться не хотелось. Он смотрел на аккуратные маленькие ступни, легко касавшиеся асфальта, на тонкие запястья, как и много лет назад закованные в звенящий плен металлических обручей, на осиную талию, подчеркнутую узким корсетом… И на маску, скрывшую лицо женщины, чуть не отправившей его в Преисподнюю. Вместо лица на него смотрел белый, смеющийся аккуратными ровными зубами череп. Торговка, как и недавние дети, начала отмечать День Мертвых заранее.
«Это шутка, — зазвенело у мечника в висках. — Или, может, это двойник, может, я ошибся? Может, это всё моя фантазия? Жара, духота, вот и померещилось! Лица ведь не видно!» Но у нее не было сестер, а этот голос, такой неповторимый, тебе не спутать ни с одним другим! Зачем же ты ищешь фальшивое оправдание? Неужели боишься?
Генкши давным-давно уже ничего не боялся. Ни смерти, ни черепков со своим именем на лбу, ни фотографии женщины, которую любил и ненавидел. Но он похоронил ее пять лет назад, в день, когда медики сказали, что все в женской палатке скончались. А вот теперь она была здесь. Неужели Мексика настолько любит мертвецов, что способна даже возвращать их живым?..