Вензель твой в сердце моем...
Шрифт:
— Почему ты встала в лодке, почему не удержалась под порывом ветра, почему?!
— Прости…
Ветер на секунду затих. Мужчина тряхнул головой, словно ему дали пощечину, встал и медленно побрел к кромке воды. Глядя на тихо колышущуюся осоку, он испытывал отвращение к породившему ее водоему и вместе с тем болезненную ностальгию: именно здесь он впервые встретил ее — женщину, сумевшую растопить слишком часто останавливающееся сердце «мертвеца»…
— Прости, что меня не было рядом, — вдруг сказал он.
Она закрыла глаза и ничего не ответила. Кого здесь можно винить? Лодку, ветер, воду, мужчину, ради которого готова на всё? Или всё же саму себя?
— Прости, что
— Ты не виноват! — она сглотнула и рванулась было к нему, но тут же упала обратно на сидение и закрыла лицо руками. — Ты ни в чем не виноват…
— Я только одного не понимаю, — прошептал он. — Почему? Почему ты встала тогда в лодке?
В его голосе больше не было ни обиды, ни раздражения, ни злости — только чувство вины. Всепоглощающее и бесконечное, как провал в бездну.
— Поэтому я сегодня здесь… Поэтому ждала тебя так долго. Я просто хотела отдать тебе то, что не получилось в тот день…
Ветер усилился, осока зашумела, несколько мелких веток, плывших по воде, закружились в танце с опавшей листвой. Они накрепко приковали взгляд черных глаз, и вдруг… он заметил. Листья проплыли мимо старой коряги, наполовину затонувшей в мелком водоеме, и задели тонкий черный шнур. Шнур от фотокамеры. По спине мужчины пробежал холодок. Он сделал неуверенный шаг, затем еще один и еще. Он не почувствовал, как ботинки коснулись воды, не понял, когда она начала пробираться внутрь, холодя и без того замерзшую кожу. Моретти остановился лишь у сломанного дерева. Рядом с зацепившимся за ветку шнурком от фотоаппарата.
— Нашел… — прошептала женщина, сидевшая неподалеку. — Ты всё-таки его нашел…
Моретти потянул за шнурок и вытащил водонепроницаемую камеру из пруда. Закат догорал, и его последние сполохи беспощадно раскрашивали лицо мафиози в клоунские цвета. Хотелось плакать, но мужчина улыбался. Потому что он понял…
— Ты ведь хотел увидеть этот закат. А я хотела показать его тебе, — разнес по парку ветер. И он вдруг почувствовал, как слезы подступают к глазам.
Нажав на клавишу просмотра кадров, Моретти глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду. На экране высветилось несколько сохраненных в памяти снимков. Но ни один из них не отражал и небо, и воду одновременно: пруд был небольшим, и либо в кадр попадал край лодки, либо на нем почти не оставалось воды. Мужчина с нежностью и любовью смотрел на каждую фотографию, не замечая, как дрожат пальцы. Экран мигнул, показывая предпоследний кадр, и его сердце замерло — само по себе, без усилий и желания притвориться мертвым. С фотографии на него смотрела она: на фоне яркого, как огни карнавала, неба, она улыбалась ему, посылая воздушный поцелуй. Дрожащие пальцы скользнули по экрану, но не смогли поймать в свой плен застывшую в вечности улыбку.
Последнее фото — прекрасный закат. Водная гладь, словно готовая прийти в движение по мановению пальца. Шумящие деревья, склонившиеся под ветром, но не сломленные, терявшие листву, но не самих себя. Удивительной чистоты разноцветное небо, превращавшее пруд в сказочную поляну самоцветов. Моретти улыбнулся. Ни края лодки, ни обрезанной воды — идеальная фотография… для него.
Одинокая соленая капля упала в водную тюрьму.
— Прости, — прошептала женщина. — Я так хотела подарить тебе этот закат…
Мужчина вдруг почувствовал легкое прикосновение, словно что-то мягкое легло ему на плечи. На секунду он закрыл глаза, глубоко вздохнул, будто пытался запечатлеть это мгновение в памяти, а затем тихо, но четко сказал:
— Спасибо.
Его голос
— Люблю тебя…
Моретти резко обернулся. Ощущение тяжести ладоней на плечах исчезло. Парк был пуст. Как полчаса до этого, как и полчаса после. Лишь одинокий мужчина с фотоаппаратом стоял по колено в воде и смотрел на старую лавочку. А в ушах его звенели слова, сказать которые было просто некому. Его невеста погибла месяц назад, сломав спину о каменистое дно и захлебнувшись закатной водой.
— Я тебя тоже, — ответил он кому-то. Кому-то, растворившемуся в последних солнечных лучах.
На небе загорались первые звезды.
========== Эдем для двоих (Ланчия) ==========
Город тонул в ярких лучах вечернего солнца. Издали он казался миражом, колышущимся в мутном мареве, но стоило лишь путнику подойти к первым невысоким зданиям, и он понимал, что город-призрак перед ним настоящий. Впрочем, путники давно обходили город стороной, а жителей в нем не осталось — по улицам блуждал лишь песок, да опадавшие каждую осень листья. Однако в любом правиле есть исключения. И сейчас к заброшенному поселению приближался путник, которого готовился встретить тот единственный горожанин, что долгие годы ждал его…
Высокий мужчина ступил на неухоженную разбитую асфальтовую дорогу и поморщился. Не таким он запомнил этот крошечный итальянский городок: за семь лет, что он здесь не бывал, всё изменилось до неузнаваемости. Когда-то Ланчия читал, что в Америке временами появляются города-призраки, все жители которых будто исчезают в один день, оставляя дома нетронутыми, но то были лишь сказки из-за океана. А вот сейчас он стоял посреди пыльной, грязной дороги и готов был поверить в невероятное…
Поправив сбившуюся лямку походной сумки, мужчина тряхнул головой и огляделся. Уложенные с помощью лака в острые шипы волосы опасно качнулись: солнце пекло так беспощадно, словно мечтало выжечь даже безобидный лак. Пот катил по лицу мужчины градом, а черная рубашка была мокрой насквозь. Почему он не приехал на машине с кондиционером? Почему не воспользовался услугами такси? Почему мучил себя, преодолевая три километра по безлюдной дороге, чтобы добраться до этой глуши?
Просто Ланчия оставил в этом городе кое-что важное. И не мог не вернуться.
Улица сменялась улицей, безликие дома слепыми окнами взирали на непрошенного гостя. Кое-где всё еще сохранились вывески, плакаты, таблички с номерами домов. Кое-где виднелись позабытые детские игрушки и никому ненужная сломанная техника. Но больше всего на улицах было мусора и картонных коробок, словно после отъезда всех жителей город заняли бомжи и наркоманы, вывернувшие дома наизнанку и оставившие на улицах позабытый хозяевами ненужный хлам. Вот только и они потом этот город оставили. Почему? Ланчия мог бы дать странный ответ: просто в этом городе больше не могли существовать беззаботно-счастливые улыбки.
Он прошелся по знакомым улицам, заглянул в пару магазинчиков и баров, некогда привлекавших его внимание. Везде царило запустение, а от былого лоска не осталось и следа.
Дойдя до окраины, мужчина остановился. Пару минут он переминался с ноги на ногу, но затем двинулся к двухэтажному особняку, огороженному высоким решетчатым забором. Дом некогда сильного мафиозного клана заставлял серые глаза, измученные солнцем, щуриться еще сильнее. В памяти Ланчии вспыхивали картины, которые он хотел бы забыть навсегда, но вынужден был видеть снова. А впрочем, он сам приехал сюда. Приехал, чтобы всё вспомнить. И отдать дань уважения тем, кого уничтожил.