Верум
Шрифт:
– Мне не хочется об этом говорить, - натянуто отвечаю я.
Она кивает и меняет тему.
– Твоя бабушка знает, что ты поменяла платье.
– Это было тайной? – с удивлением спрашиваю я. – Мне не понравилось то, что она выбрала, оно ужасно на мне смотрелось. Я выбрала цвет получше.
Сабина пристально смотрит на меня, веселье в ее старческих глазах.
– Она не довольна, - сообщает она мне, но почему-то у меня такое чувство, что Сабина может быть рада.
– Ты напоминаешь мне свою мать, - добавляет она.
–
Она улыбается.
– Нет. Это хорошо. Такая любопытная и добрая. Надеюсь, Уитли тебя не изменит.
– Не изменит, - твердо отвечаю я.
Сабина склоняет голову на бок, но не отвечает. Она пристально глядит в окно на противоположной стороне зала, и не делает никакого движении, чтобы уйти. Я же разглядываю ее поверх своей книги.
– Было ли что-то еще?
Я не хочу показаться грубой, но мне действительно хочется минуту побыть одной, и что-то в этой женщине заставляет меня нервничать. Она многое знает лучше меня… она лучше знает Дэера, и она даже, возможно, знает меня лучше. Это тревожит.
Она обращает на меня свой взор, мудрый и старый, и я борюсь с желанием передернуться.
– Нам снова следует прочесть твои карты, - предлагает она. А теперь я действительно вздрагиваю, а она похихикивает.
– Это не страшно, - уверяет она меня. – Моя семья занималась этим в течение сотен лет. Моя мать, ее мать, ее мать. И так далее.
– Только женщины?– спрашиваю я, испытывая сейчас любопытство. Она кивает.
– Только женщины.
– Почему?
Зачем я спрашиваю? Это же явно все ужасная глупость.
Она не удосуживается ответить.
– Ты чувствовала себя нормально? – вместо этого спрашивает она. Я медлю. Неужели Дэер рассказал ей, что меня тошнило?
– Да, - в конце концов, вру я. – Совершенно хорошо.
– А как насчет сна? – продолжает она. – Ты хорошо спала?
Нет.
– Да, - снова лгу я. – Прекрасно. Я больше не нуждаюсь в вашем чае.
Она вновь улыбается, ее зубы как всегда безобразные.
– Я не поэтому спрашивала. Если у тебя возникнут какие-нибудь… расстройства, дай мне знать.
Расстройства?
Она бросает на меня знающий взгляд прежде, чем уходит, шаркая ногами прочь, и я удивляюсь, что именно она обо мне знает, и откуда она это знает?
Я наблюдаю, как она исчезает вниз по коридору, и лишь после того, как простыл ее след, я осознаю, что у меня озноб и волоски на шее поднялись от мурашек.
Я потираю руки, и быстро продвигаюсь к безопасности своей спальни.
Меня никто не видит.
Я невидимая.
Там простыня и кровь и вода.
Там камни и мох и песок.
УвидьтеМеняУвидьтеМеняУвидьтеМеня.
Но
Все вокруг торопятся, их лица превращаются в неясные очертания.
– Помогите! – кричу я.
Но никто не слушает.
Никого не волнует, потому что я невидимая.
Я больше не существую.
Мне хочется кричать и выть на небо, но это бесполезно.
Ночь – это тюрьма, тюрьма, тюрьма.
Но утро убьет меня.
Я это знаю.
Я это чувствую.
Мне.
Мне.
Мне.
Мне грозит опасность.
И никто не может меня спасти.
ГЛАВА 18
Я беспокойная.
Очень сильно беспокойная.
Поэтому я одеваюсь в скромный наряд, нечто приличествующее Савиджам, так что Элеонор не может жаловаться, широкие брюки и розовый свитер с короткими рукавами. После этого я нахожу Джонса внизу.
– Как вы думаете, вы смогли бы отвезти меня в город? – спрашиваю его я. Его ответ незамедлительный.
– Конечно, мисс.
Я жду автомобиль снаружи у входа, и когда мы отъезжаем вниз по дорожке, у меня странное ощущение… словно за мной следят.
Волоски на шее встают дыбом, и я оборачиваюсь и смотрю в заднее окно.
Штора на самом верхнем этаже Уитли падает, закрываясь, как будто кто-то там стоял.
Будто кто-то за мной наблюдал.
Я с трудом сглатываю, и разворачиваюсь обратно.
Я в машине. Никто не может обидеть меня здесь.
Вот что я повторяю себе, пока мы едем в город.
– Куда, мисс Прайс? – спрашивает меня Джонс, когда мы подъезжаем к городским предместьям.
Я не знаю.
– А вы можете отвезти меня куда-нибудь, куда мама раньше ходила? – колеблясь, спрашиваю я. Потому что я скучаю по ней. Мне хочется почувствовать себя ближе к ней, даже пусть это просто иллюзия.
Джонс ловит мой взгляд в зеркале, и его глаза сочувствующие.
– Конечно, - отвечает он мне, его грубый голос самую малость смягчается. – Я знаю такое местечко.
Автомобиль петляет среди улиц, и, в конечном счете, останавливается у церкви.
С экстерьером из простого кирпича, церковь в неоготическом стиле вырисовывается на облачном небе, отчасти строгая и впечатляющая.