Верум
Шрифт:
– Что он ему сделал? – спрашиваю я, и честно говоря, боюсь узнать.
Она отворачивается.
– Это уже не имеет значения. Это прошлое. Дело сделано, и Дэер заплатил за то, что сделал.
Это вспугивает меня, заставляя резко поднять голову.
– Что вы под этим подразумеваете? Что Дэер сделал?
Она покачивает головой.
– Это в прошлом. И не важно.
Но я знаю, что важно.
Это живет в лице Дэера,
Это преследует его глаза.
Секреты то же самое, что и ложь, и я должна раскрыть его истину.
Я
ГЛАВА 20
В доме утренний свет заливает столовую, и через окно я наблюдаю, как Сабина прогуливается по саду, ее походка сгорбившаяся и медленная.
Она рассматривает что-то растущее, что-то viridem, зеленое, прежде чем сгибается над этим, чтобы посмотреть поближе. Сорвав листочек, она задумчиво жует его перед тем, как обратить свой взор на меня.
Ее глаза встречают мои через стекло, а затем она уходит.
Она знает, что я собираюсь отправиться на поиски, осознаю я. И она не останавливает меня по некой причине.
Может она хочет, чтобы я узнала.
Я нахожу себя блуждающей по коридорам, не обращая внимания на молчание. Горничные делают вид, что не видят меня, и я направляюсь подальше от крыла с кабинетом Элеонор. Я иду по восточному крылу, по холлу, который еще не исследовала.
Как только я ступаю в коридор, то чувствую тишину, необъяснимое затишье. Я мгновенно ощущаю, будто нахожусь в другом месте, где-то далеко, где-то, где нет жизни. Я даже не вижу слуг, передвигаясь по полированным мраморным полам.
Я не решаюсь здесь даже громко дышать, и на самом деле не знаю почему.
Я останавливаюсь у огромной резной двойной двери и прежде чем успеваю передумать, распахиваю ее.
Это чье-то жилое помещение. Я стою в зоне гостиной посреди кремовых, бежевых и голубых тонов. Как будто кто-то расплескал нейтральные цвета, и я оборачиваюсь вокруг, осматривая помещение.
Я уже почти решила, что это гостевая комната, что она не стоит исследования, когда замечаю край картины в соседней комнате. Портрет в толстой, позолоченной раме.
Я переступаю порог и гляжу на семью перед собой.
Дэер, его мать и мой дядя пристально смотрят сверху на меня.
Дэер моложе, конечно. Намного моложе.
Ему на вид только десять или около того, худой и юный, но те же темные глаза зияют с фотографии, загнанные и обиженные. Каждому понятно, кто смотрит на него, что мальчик несчастен. Он отодвигается от моего дяди так далеко, как только возможно, хотя позволяет своей матери обхватить рукой себя за плечи. Выражение ее лица – ласковое, ее глаза добрые. Я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом: что она вообще делала с Ричардом?
Поскольку взгляд дяди твердый, как сталь. У него глаза Элеонор, а так же ее несгибаемая осанка. Он импозантный, он суровый.
Я ловлю себя на том, что фактически делаю шаг назад, что по себе глупо.
И когда я поворачиваюсь, чтобы осмотреть остальную часть комнату, то все еще ощущаю, будто он следит за мной, что тоже глупо.
Здесь тихо, как в склепе, и часть этого может быть, из-за того что я знаю, двое из трех обитателей этих комнат сейчас мертвы. Я видела их ниши в мавзолее, и проводила пальцами по их именам.
Кроме того, очевидно, что Дэер больше не занимает эту комнату. Он, должно быть, переехал, когда его родители умерли, стремясь избежать воспоминаний.
Не могу сказать, что виню его.
Здесь в воздухе я ощущаю воспоминания на вкус, и они не хорошие.
Энергия не исчезает.
В этой комнате появляется неприятное чувство, хотя и нет никаких очевидных причин почему.
Там нет никаких других фотографий. Все комоды лишены личных вещей, стены украшены только декоративным декором. Я заглядываю в гардеробную и нахожу ее все еще полную одежды. Ряды костюмов, платьев и обуви. Все именно так, как их оставили. У нее жуткое чувство, как будто она застыла во времени, и я поворачиваюсь к выходу.
Но одна вещь останавливает меня.
Коричневый пояс висит на крючке прямо внутри двери.
Как правило, ремень не завладел бы моим вниманием, но этот ремень – старый и потертый, и весь в коричневых пятнах.
Он старый и изношенный в доме, полном изысканных и прекрасных вещей.
Но именно тот факт, что он изношенный, интригует меня. В доме идеальных, богатых вещичек, почему бы кому-то вроде Ричарда держать что-то настолько убогое?
Я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть его и провожу рукою по пятнам.
И отдергиваю пальцы, когда осознаю, что это за пятна.
Это кровь.
И я готова поставить любую сумму денег на то, что эта кровь Дэера.
Я затаиваю дыхание, пальцы подлетают к груди, пока я представляю маленького Дэера и эти большие грустные глаза, и огромного мужчину, который использовал такой толстый ремень на такой крошечной спинке.
В своей голове я вижу Ричарда, замахивающегося ремнем, высоко и жестко, и вижу, как Дэер падает на колени, опустив голову, плотно сжав губы, чтобы не закричать.
Он упрямый и он не будет плакать, и я не могу остановить видения в голове.
Я не хочу себе это представлять, но картинки все идут и идут, и я слышу, как плачет женщина. Мать Дэера умоляет Ричарда остановиться, но он отшвыривает ее. Она ударяется о стену позади комода, врезавшись в нее достаточно сильно, чтобы сбить картину со стены.
Комната начинает вращаться, и тошнота возвращается, и я падаю на колени, всасывая воздух.
Что со мной происходит?
Я действительно это вижу?