Винный склад
Шрифт:
О, неравенство! Донъ-Фернандо горячился, терялъ свою мягкость, думая объ общественной несправедливости. Сотни тысячъ человческихъ существъ умираютъ ежегодно отъ голода. Общество длаетъ видъ, будто ничего объ этомъ не знаеть, потому что т люди не умираютъ, какъ брошенныя собаки, на улиц, они умираютъ въ больницахъ, умираютъ въ своихъ хижинахъ, повидимому являясь жертвами разныхъ болзней, — въ сущности же вс они — жертвы голода, толькоз голода!.. И подумать, что, однако, въ мір имются жизненные припасы для всхъ! Проклятая организація общества, которая даеть свое согласіе на подобнаго рода пресгупленія!..
И донъ-Фернандо, — друзья слушали, его въ глубокомъ, исполненномъ уваженія, молчаніи, —
Въ то время какъ Ферминъ слушалъ своего учителя, въ голов его мелькнуло одно изъ воспоминаній его юности, одинъ изъ самыхъ прогремвшихъ парадоксовъ донъ-Фернандо, сказанный имъ еще до его заключенія въ тюрьм.
Сальватьерра ораторствовалъ на митинг, объясняя рабочимъ, что представитъ изъ себя общество будущаго. Вс должности и профессіи настоящаго времени должны исчезнугь, не будетъ ни священниковъ, ни солдатъ, ни политиковъ, ни адвокатовъ…
— А докторовъ? — спросилъ голосъ изъ глубины зала.
— И докторовъ не будетъ, — отвтилъ донъ-Фернандо съ своимъ холоднымъ спокойствіемъ.
Послыішался ропотъ недоумнія и изумленія, какъ будто восхищавшаяся имъ публика готова была поднятъ его на смхъ.
— И докторовъ не будетъ, потому что, когда восторжествуетъ наша революція, настанетъ конецъ всякимъ болзнямъ.
И такъ какъ онъ предчувствовалъ, что раздастся взрывъ недоврчиваго смха, онъ поспшилъ добавить:
— Настанетъ конецъ всмъ болзнямъ, потому что болзни, существующія теперь, вызваны лишь тмъ, что богатые передають, а бдные — недодають. Новое общество, распредляя поровну средства существованія, уравновсивъ жизнь, упразднитъ болзни.
И революціонеръ вкладывалъ такое убжденіе, такую вру въ свои слова, что эти и другіе его парадоксы принимались восторгавшимися имъ его послдователями съ такимъ же глубокимъ уваженіемъ, съ какимъ въ средніе вка слушали апостоловъ, проповдующихъ о пришествіи на землю царствія небеснаго.
Товарищи донъ-Фернандо въ маленькомъ домик въ виноградник перешли затмъ и къ воспоминаніямъ, — героической эпох его жизни, къ партизанской войн въ горахъ, — восхваляя его подвиги, въ то время какъ прежній вождь ихъ лишь улыбался; точно онъ слышалъ разсказъ о дтскихъ играхъ. Это была романтическая пора въ его жизни. Бороться за формы правленія!!!.. На свт было нчто боле важное… И Сальватьерра вспоминалъ о своемъ разочарованіи въ кратковременный періодъ республики 73 г., республики, которая ничего не могла сдлатъ и ни къ чему не привела. Его товарищи въ учредительномъ собраніи, еженедльно свергавшіе министерство и создававшіе другое, пожелали сдлать и изъ него министра… но онъ отказался.
Собравшіеся друзья вспомнили затмъ и о заговор въ Кадикс, еще до возстанія эскадры, и перешли въ воспоминанію о матери Сальватьерра, напомивавшей собой матерей христіанскихъ легендъ, которыя, съ улыбкой на лиц, участвовали во всхъ великодушныхъ безумствахъ и безразсудныхъ поступкахъ сыновей своихъ. Матъ дона-Фернандо видла безъ малйшаго протеста, какъ все скромное состояніе семьи было растрачено на революціонныя предпріятія, она послдовала за сыномъ въ Сеуту, когда смертный приговоръ былъ ему замненъ пожизненнымъ заключеніемъ въ тюрьм… Зато и всю свою любовь человка, увлеченнаго гуманитарной страстью и не имвшаго случая сосредоточитъ ее на женщин, Сальватьерра сосредоточилъ на своей матери. Но она, къ его безпредльному горю, умерла во время его заключенія въ тюрьм.
Вс эти воспоминанія и это-то столь существенное различіе между квазимонастырской атмосферой конторы съ молчаливыми служащими, наклоненными
Онъ издавна зналъ всхъ своихъ сослуживцевъ, ихъ низкопоклонство передъ властнымъ хозяиномъ — директоромъ торговаго дома. Монтенегро боялся, что ему уже донесли о его посщеніи Сальватьерры, такъ какъ онъ зналъ о шпіонств, широко развитомъ среди служащихъ, съ цлью заручиться благорасположеніемъ дона-Пабло. Онъ замтилъ что донъ-Рамонъ, завдующій конторой и директоръ «гласности», т. е. отдла публикацій торговой фирмы, посматривалъ на него съ нкоторымъ удивленіемъ. Должно быть, ему уже было извстно о сборищ у донъ-Фернандо. Но Фернанъ не боялся донъ-Рамона. Его прошлое было ему извстно, всю свою молодость онъ провелъ въ кругахъ мелкой журналистики, въ борьб противъ всего существующаго строя. При чемъ не пріобрлъ и куска хлба для старости. Наконецъ, утомленный борьбой и побуждаемый голодомъ, онъ пріютился въ контор Дюпона, гд редактировалъ оригинальныя объявленія и высокопарные каталоги, которые популяризировали производство винной торговой фирмы. Благодаря своимъ объявленіямъ, а также показной религіозности, онъ сдлался довреннымъ лицомъ Дюпона. Но Ферманъ не боялся его, зная убжденія его въ прошломъ и то, что еще и теперь онъ тайно хранилъ ихъ въ своей душ.
Полчаса слишкомъ провелъ молодой человкъ, сортируя лежавшія передъ нимъ бумаги и время отъ времени поглядывая на сосдній кабинетъ, гд все еще не появлялся хозяинъ; какъ бы желая отсрочить встрчу съ нимъ, онъ, отыскавъ предлогъ выйти изъ конторы, взялъ полученное письмо съ заказомъ изъ Англіи.
— Куда? — спросллъ донъ-Рамонъ.
— Въ отдлъ «докладовъ». Мн надо дать объясненія относительно поступившаго заказа.
И, выйдя изъ конторы, онъ прошелъ черезъ служебные отдлы виноторговли. Эти отдлы составляли чуть ли не цлый городокь съ безпокойнымъ населеніемъ изъ носильщиковъ, бочаровъ и поденщиковъ, работавшихъ на площадкахъ подъ открытымъ небомъ, лии же въ галлереяхъ, среди длинныхъ рядовъ бочекъ.
Зданія и отдлъ виноторговли Дюпона занимали цлый кварталъ г. Хереса. Тутъ была цлая масса навсовъ, закрывавщая собой весь склонъ холма, а среди нихъ виднлись деревья обширнаго сада. Вс Дюпоны пристраивали къ старымъ все новыя и новыя зданія сообразно съ расширеніемъ ихъ торговли. Черезъ три поколнія первоначальное, скромное строеніе превратилось уже въ цлый промышленный городъ безъ дыма и грохота, мтрный и улыбающійся подъ голубымъ небомъ, полнымъ сіянія и свта, съ стнами ослпительной близны и цвтами, растушими на большихъ площадяхъ среди рядовъ бочекъ.
Монтенегро прошелъ мимо двери овальнаго павильона, съ стеклянной крышей, прозваннаго скиніей, въ которомъ хранилось самое избранное вино, длинные ряды пузатыхъ дубовыхъ бочекъ съ надписями содержащагося въ нихъ нектара, чуть ли не столтняго.
Ферминъ прошелъ дальше, мимо большихъ площадей, гд были выставлены ряды бочекъ съ тмъ, чтобы солнечные лучи хорошенько прогрли ихъ. Это было дешевое вино, обыкновенный хересъ, который выставляли подъ солнечные лучи, чтобы онъ поскоре состарился. Ферминъ вспомнилъ, сколько времени и труда требовалось для производства хорошаго хереса. Для этого нужно было по крайней мр десять лть: десять сильныхъ броженій были необходимы для приданія хересу того остраго аромата и легкаго, отдающаго орхами вкуса, которые никакое другое вино не могло усвоить себ. Но требованія торговой конкурренціи, желаніе продуцировать дешево, хотя бы и похуже, заставляли спшить съ процессомъ старнія вина и выставлять его на солнце, чтобы ускоритъ выпариваніе его.