Винный склад
Шрифт:
Ферминъ боялся его, но не циталъ къ нему ненависти. Онъ видлъ въ немъ больного, «дегенерата», способнаго на всякія сумасбродства изъ-за религіозной экзальтаціи. По мннію Дюпона, хозяинъ былъ поставленъ «милостію Божіею», какъ въ прежнія времена короли. По природ онъ не былъ скупъ, напротивъ, онъ даже выказывалъ себя щедрымъ въ раздач вознагражденія служащимъ, хотя щедрость его отличалась случайностью и руководствовалась капризомъ, а не дйствительной заслугой. Случалось, что онъ, встрчая на улицахъ кого-нибудь изъ своихъ рабочихъ, которымъ уже было отказано, приходилъ въ негодованіе, отчего тоть ему не кланяется. «Слушай, — говорилъ
И этотъ самый донъ-Пабло, который, благодаря промышленной сил, накопленной его предшественникамъ и запальчивости своего характера, былъ кошмаромъ тысячи людей — выказывалъ необычайное смиреніе и кротостъ, доходившія иногда до раболпства — передъ патерами или монахами различныхъ орденовъ, посщавшихъ его въ его контор.
Ханжество донъ-Пабло вызывало смхъ всего города, но многіе смялись съ нкоторой маской, такъ какъ они, боле или мене, зависли оть могущественной торговой фирмы, нуждались въ ея поддержк и боялись гнва донъ-Пабло.
Монтенегро вспомнилъ всеобщее изумленіе годъ тому назадъ, когда собака изъ числа тхъ, которыя сторожили по ночамъ виноторговлю, укусила нсколькихъ рабочихъ. Дюпонъ, опасаясь, чтобы у укушенныхъ не открылось бшенство и желая избжать этого, тотчасъ же заставилъ ихъ проглотить въ вид пилюль раскрашенную гравюру чудотворнаго святого, хранившуюся у его матери. Правда, вслдъ затмъ тотъ же самый донъ-Пабло щедро оплатилъ больнымъ ихъ путешествіе къ знаменитому доктору. Когда заходила рчь объ этомъ случа, донъ-Пабло объяснялъ свой поступокъ съ изумительной простотой: «На первомъ мст — вра, а посл нея — наука, вкоторая иногда творитъ великія вещи, но потому только, что это дозволяеть Богъ».
Оставивъ донъ-Луиса съ иностранными гостями и предоставивъ ему показывать имъ остальные отдлы виноторговли, донъ-Пабло, у котораго было дло въ контор, повернулъ туда, сдлавъ жесть Фермиву слдовать за нимъ.
— Вчера я не видлъ тебя, — сказалъ ему Дюпонъ, весь вспыхнувъ и нахмуривъ брови.
— Я не могь, донъ-Пабло… меня задержали… друзья…
— Мы поговоримъ объ этомъ посл. Знаешь ли, до чего прекрасно было вчерашнее богослуженіе? Ты былъ бы умиленъ имъ.
И съ внезапнымъ воодушевленіемъ, забывъ свою досаду, онъ сталъ описывать Фермину торжественную обдню, за которой причащалась вся семья Дюпоновъ и вс ихъ служащіе при сладостныхъ звукахъ органа.
— Какъ хорошо становится на душ посл такого свтлаго торжества, — добавилъ онъ съ восторгомъ. — Вчера былъ одинъ изъ лучшихъ дней моей жизни. Можеть ли бытъ что-либо прекрасне? Возвращеніе къ добрымъ старымъ временамъ и въ простот нравовъ — господинъ, подходящій къ таинству Св. причастія вмст со всей своей семьей и со всми своими служащими!
Но переходя отъ восторженнаго состоянія къ гнву, онъ, покраснвъ отъ негодованія, воскликнулъ:
— А ты не пришелъ!.. Отчего?… He отвчай, не лги. Предупреждаю тебя, что мн все извстно. He довольствуясь тмъ, что ты бжалъ отъ храма Господня, ты провелъ этотъ день съ Сальватьерра, только что выпущеннымъ изъ тюрьмы, гд ему слдовало оставаться до конца жизни.
Монтенегро вознегодовалъ, услыхавъ презрительный тонъ, которымъ донъ-Пабло говорилъ о его учител. Онъ поблднлъ отъ гнва и сказалъ дрожащимъ голосомъ:
— Донъ-Фернандо Сальватьерра былъ моимъ учителемъ, и я ему многимъ обязанъ.
— Твой отецъ! — воскликнулъ донъ-Пабло. — Наивнйшій человкъ въ мір, который никогда не научится жить такъ, какъ слдуеть!.. Я бы спросилъ его, что-же онъ извлекъ для себя изъ своихъ скитаній по горамъ и по улицамъ Кадикса, стрляя изъ ружья ради своей федеративной республики и своего донъ-Фернандо? Еслибъ мой отецъ не сумлъ оцнить его за его искренность и честность, онъ наврное умеръ бы съ голода, а ты, вмсто того чтобы быть сеньоромъ, копалъ бы землю въ виноградникахъ.
— Но и, вашъ отецъ, донъ-Пабло, — сказалъ Ферминъ, — тоже былъ другомъ донъ-Фернандо Сальватьерра, и не разъ обращался къ нему, прося у него защиты во времена военнаго переворота и федеративной республики.
— Мой отецъ!.. — возразилъ Дюпонъ съ нкоторымъ колебаніемъ. — И онъ былъ сыномъ смутной эпохи И недостаточно твердъ въ томъ, что наиболе важно для человка: въ религіи… Къ тому же, Ферминъ, времена перемнились — тогдашніе республиканцы, хотя и заблуждались, но это были люди прекраснйшей души. Я зналъ нкоторыхъ изъ нихъ, которые, хотя ненавидли королей, но уважали служителей Божьихъ. Ты думаешь, Ферминъ, что меня пугаетъ республика? Я больше республиканецъ, чмъ ты; я человкъ современный.
И онъ ударялъ себя въ грудь, говорл о своихъ убжденіяхъ. Никакой симпатіи не чувствуеть онъ къ теперешнему правительству; къ слову сказалъ, вс они воры, а что касается религіи, то и лицемры, притворяющіеся, что они поддерживають католицизмъ, потому что считаютъ его силой.
— Повторяю теб, Ферминъ, что я боле республиканецъ, чмъ ты, но всмъ вамъ теперешнимъ дятелямъ и теперешней молодежи, уже кажется, что мало бытъ республиканцемъ, и вы толкуете о равенств, о раздл земли и всего имущества и говорите, что религія естъ старая сказка.
Дюпонъ широко открылъ глаза, чтобы выразить отвращеніе, которое ему внушали новые революціонеры.
— Ты не думай, Ферминъ, что я изъ числа тхъ, которые пугаются соціализма Сальватьерра и его друзей. Вдь ты знаешь, что денежный вопросъ для меня не суть важная вещь. Попросятъ ли рабочіе нсколько лишнихъ грошей поденной платы, или нсколько лишнихъ минутъ отдыха, чтобы докуритъ сигару, — если я могу, я все имъ дамъ, такъ какъ въ деньгахъ, благодаря Богу, у меня нть недостатка, Я не изъ тхъ хозяевъ, которые только и думаютъ о томъ, какъ бы больше выжать сока изъ своихъ рабочихъ. Но мн ненавистны эти благоглупостіи о всеобщемъ равенств и главнымъ образомъ манія безбожія. Съ тобой, Ферминъ, я не хочу ссориться, но смотри, въ будущее воскресенье непремнно приходи въ церковь, и брось Сальватьерра и всю его компанію, если не хочешь кончить плохо.
Дюпонъ прошелъ къ себ въ кабинетъ, а Монтенегро слъ за свою конторку. Черезъ чаеъ директоръ позвалъ его. Фирм нужно было выяснить счеть съ другой фирмой. Это было довольно запутанное дло, которое нельзя было уладить по телефону, поэтому Дюпонъ посылалъ Монтенегро въ качеств довреннаго лица.
Надвъ шляпу и накинувъ плащъ, Ферминъ вышелъ, нимало не спша, димя передъ собой весь тотъ день для выполненія своего порученія. На улиц ноябрьское солнце, теплое и радостное, словно въ весеннюю пору, проливало золотой дождь своихъ лучей на блые дома и зеленые балконы.