Винный склад

Бласко Висенте Ибаньес

Въ эту пору онъ познакомился съ Сальватьерра, и воспылалъ къ нему такимъ чувствомъ восхищенія, которое не охладло и впослдствіи. Бгство и долгіе мсяцы, проведенные въ Танжер, были единственнымъ итогомъ его революціоннаго энтузіазма, и когда онъ могъ, наконецъ, вернутъся на родину, онъ здсь увидлъ евоего первенца-сына, рожденнаго ему бдной мученицей во время его экспедиціи въ горахъ.

Снова принялся онъ работать въ виноградникахъ, нсколько разочарованный дурнымъ исходомъ мятежа. Къ тому же, ставъ отцомъ, онъ сдлался эгоистичне и думалъ больше о своей семь, чмъ о державномъ народ, который могъ добитъся свободы и безъ его поддержки. Услыхавъ, что республика все-таки провозглашена, онъ почувствовалъ, что энтузіазмъ его снова возрождается. Наконецъ-то въ стран республика! Теперь начнется хорошее житье! Но черезъ нсколько мсяцевъ въ Хересъ вернулся Сальватьерра… По его словамъ дятели

въ Мадрид оказались измнниками, и республика вышла каррикатурной. И снова пришлось Фермину съ ружьемъ въ рукахъ дратъся въ Севиль, въ Кадикс и въ горахъ изъ-за вещей, въ которыхъ онъ ничего не понималъ, но которыя должны был бытъ ясны какъ день, если Сальватьерра ихъ провозглашалъ. Это второе его приключеніе досталось ему не такъ дешево, какъ первое. Его арестовали и онъ провелъ долгое время въ Сеут вмст съ плнными карлистами и мятежными Кубинцами.

Когда онъ получилъ свободу и вернулся въ Хересъ, жизнь здсь показалась ему боле печальной и тяжкой, чмъ въ тюрьм. «Бдная мученица» умерла въ его отсутствіе, а двое ея дтей, Ферминильо и Марія де-Лусъ, — были взяты на попеченіе родственниками Фермина. Работу было трудно достать, она оплачивалась плохо, вслдствіе чрезмрнаго обилія предложенія; a негодованіе противъ «петролеровъ», смутившихъ страну, было очень сильно. Бурбоны только что вернулись въ Испанію, и богатые помщики боялись наниматъ мстныхъ рабочихъ, которые незадолго передъ тмъ угрожали имъ съ ружьемъ въ рукахъ, и обращались съ ними, какъ съ равными.

Сеньоръ Ферминъ, не желая явитъся съ пустыми руками къ бднымъ родственникамъ, которые пріютили у себя его малютокъ, — занялся контрабандой. Кумъ и товарищъ его въ партизанской войн Пако де-Альгаръ не былъ новичкомъ въ этомь дл. Были они кумовья потому, что Ферминъ былъ крестнымъ отцомъ Рафаэлильо, единственнаго сына сеньора Пако, у котораго, тоже какъ у Фермина, умерла жена во время его заключенія въ тюрьм.

Кумовья занимались вмст своими тягостными экспедиціями бдныхъ контрабандистовъ. Съ границы Гибралтара и до Хереса они подвергались масс опасностей, не разъ мимо ушей ихъ евистали пули таможенной стражи, у нихъ отнимали ихъ контрабанду — табакъ, ихъ избивали палками. А когда бднякамъ удавалось какъ-нибудь пронести малую толику табака, господа въ казино и кофейняхъ еще выторговывали у нихъ нсколько грошей. Неудача преслдовала ихъ неотступно. Три раза къ ряду у нихъ отняли всю ихъ ношу табаку, и теперь они оказались даже бдне, чмъ тогда, когда они въ первый разъ принялись за контрабанду. У нихъ были долги, казавшіеся имъ громадными, и мало уже кто соглашался даяъ имъ хоть грошъ для продолженія ихъ «дла».

Взявъ за руку Рафаэлильо, кумъ отправился съ нимъ въ себ на родину въ Альгаръ, чтобы пріискать тамъ поденную работу. А сеньоръ Ферминъ ежедневно выходилъ въ Херес на площадь Нуэва, поджидая, не найметъ ли его кто-нибудъ. Вотъ тутъ-то и познакомился Ферминъ со своимъ «ангеломъ покровителемъ», какъ онъ его называлъ, съ человкомъ, котораго онъ посл Сальватьерра чтилъ больше всхъ, со старикомъ Дюпономъ. Этотъ послдній, увидавъ его однажды, вспомнилъ уваженіе, выказанное ему въ то время Ферминомъ, когда тотъ ходилъ по Хересу, гордый своей цвтной шапкой и оружіемъ, звенвшимъ при каждомъ его шаг, словно ржавое желзо.

У Дюпона это былъ капризъ богача, пожелавшаго дать кусокъ хлба нищему. Фермина онъ взялъ къ себ въ Марчамалу поденщикомъ. Мало-по-малу Ферминъ пріобрлъ довріе своего хозяина, который внимательно слдилъ за его работой.

Когда старый бунтовщикъ сдлался, наконецъ, приказчикомъ и управляющъ виноградника, взгляды его уже сильно измнились. Онъ считалъ себя какъ бы участникомъ фирмы Дюпона, гордился богатствомъ и значеніемъ донъ-Пабло и начиналъ думать, что богатые не такіе уже дурные люди, какъ это думаютъ бдные. Онъ даже поступился нкоторою долей прежняго своего уваженія къ Сальватьерра, который въ это время скитался гд-то, бжавъ изъ предловъ Испаніи. Ферминъ даже дерзнулъ признаться друзьямъ своимъ, что его дла идутъ не такъ-то ужъ плохо посл гибели политическихъ его иллюзій. Его дочъ и невстка жили вмст съ нимъ въ виноградник, въ большомъ и просторномъ дом. Сынъ его посщалъ школу въ Херес, и донъ-Пабло общалъ сдлать изъ него «человка», въ виду его хорошихъ способностей. Ферминъ получалъ ежедневно въ уплату три песета, только лишь за то, что онъ велъ счетъ поденщикакъ, нанималъ ихъ, и смотрлъ за ними, чтобы они не прерывали работу раньше того, какъ онъ имъ объявитъ отдыхъ и дастъ позволеніе выкурить сигару.

И сеньора Фермина и его дтей всегда ласково принималк въ дом хозяевъ. Старикъ донъ-Пабло много смялся, когда по его просьб Ферминъ разсказывалъ ему о своихъ приключеніяхъ въ

горахъ то въ качеств герильерро, то въ качеств контрабандиста, вчно преслдуемаго карабинерами. Даже гордая донна Эльвира, сестра маркиза де-Санъ-Діонисіо, — всгда хмурая и всегда въ дурномъ настроеніи, точно она считала себя обиженной вслдствіе того, что она согласилась ооединиться бракомъ съ какимъ-то Дюпономъ, все же относилась съ нкоторымъ довріемъ въ сеньору Фермину.

Приказчикъ былъ въ восторг, когда видлъ дтей своихъ играющихъ съ дтьми хозяина. Къ этимъ послднимъ иногда приооединялись и Луизито, сынъ умершаго брата донъ-Пабло, назначившій его опекуномъ надъ ребенкомъ и надъ оставленнымъ ему большимъ состояніемъ, и дочки маркиза де-Санъ-Діонисіо, дв бойкія и нехорошія двочки, которыя дрались съ мальчиками и ни въ чемъ не уступали имъ.

Иногда прізжалъ въ Марчамалу и самъ маркизъ де-Санъ-Діонисіо, который несмотря на свои пятьдесятъ лтъ переворачивалъ здсь все вверхъ дномъ. Благочестивая донна Эльвира гордилась знатностью происхожденія своего брата, но отнюсилась съ презрніемъ къ нему какъ къ человку за его неслыханные кутежи, которые пріобрли печальную извстностъ этому носителю имени одного изъ самыхъ древнихъ родовъ города Хереса. Онъ продалъ послдніе остатки своего громаднаго состоянія и повліялъ на сестру, чтобы она вышла замужъ за Дюпона, съ цлъю имть пріютъ, когда настанетъ часъ полнаго его разоренія. Жилъ онъ въ древнемъ замк, изъ котораго вся богатая меблировка и драгоцнные подарки разныхъ испанскихъ королей, пожалованные его предкамъ, исчезали мало-по-малу посл ночей, проведенныхъ имъ за игорнымъ столомъ, гд счастіе обернулось къ нему спиной.

Овдоввъ очень рано, маркизъ держалъ при себ двухъ своихъ дочерей, которыя съ дтства наглядлись вволю на всякаго рода кутежи, приводившіе въ негодованіе сеньору Дюпонъ и прославившіе ея брата въ разныхъ кругахъ въ Херес. Въ его дом дневали и ночевали цыгане и цыганки, тореадоры и всякая богема. Его играмъ, кутежамъ и всякимъ любовнымъ исторіямъ не было конца. Въ довершеніе всего онъ былъ еще и атлетъ, и лучшій назднивъ въ Херес, и остроумный шутникъ. Сеньоръ Ферминъ удивлялся негодованію, съ которымъ сестра маркиза относилась въ его кутежамъ и разнымъ выходкамъ. Такому прекрасному человку, какъ думалъ Ферминъ, не надо было бы и умирать. Однако онъ умеръ. Умеръ онъ, когда уже былъ окончательно разоренъ и когда его шуринъ Дюпонъ наотрзъ отказался снова ссудитъ его деньгами, а предложилъ перехать къ нему въ домъ и пользоваться широко его гостепріимствомъ во всемъ, что ему окажется нужнымъ, за исключеніемъ денегъ.

Дочери его, тогда уже почти взрослыя, обращали на себя вниманіе своей красотой и свободнымъ обращеніемъ съ мужчинами. По смерти отца он перешли жить къ благочестивой тетк своей, донн Эльвир. Присутствіе этихъ прелестныхъ чертенятъ вызало массу непріятныхъ домашнихъ сценъ, омрачившихъ послдніе годы жизни дона-Пабло Дюпона. Его жена не могла выносить безстыднаго поведенія сводхъ племянницъ. Он всполошили и разстроили спокойную жизнь въ дом, точно принесли съ собой какой-то привкусъ и отзвукъ распущенности маркиза. Благородная сеньора Эльвира съ негодованіемъ относилась ко всему тому, что нарушало торжественную стройностъ ея жизни и ея салона. Ей казалось, что даже и мужъ ея со своими привычками рабочаго, вовсе не подходитъ къ ней и къ ея обществу, и она чувствовала, что ее соединяетъ съ нимъ лишь только слабая связь какъ бы съ торговымъ компаньономъ. Всю свою любовь она сосредоточила на старшемъ сын, который, какъ она говорила, весь пошелъ въ родъ Санъ-Діонисіо, и ни капли не походилъ на Дюпоновъ.

Съ гордостью думала она о милліонахъ, которые наслдують ея дти, и въ то же время презирала тхъ, кто ихъ копилъ. Съ чувствомъ брезгливости вспоминала она о происхожденіи громаднаго состоянія Дюпоновъ, какъ по слухамъ передавали о немъ старожилы города. Первый изъ Дюпоновъ прибылъ въ Хересъ въ начал вка совершеннымъ нищимъ и поступилъ здсь на службу къ своему соотечественнику-французу, у котораго была виноторговля. Во время войны за независимость хозяинъ Дюпона бжалъ изъ опасеній народныхъ неистовствъ, довривъ все свое состояніе своему соотечественнику и любимому слуг. А этотъ послдній, громко ругая Францію и восхваляя Фердинанда VII, достигъ того, что къ нему отнеслись хорошо и что дла виноторговли, которую онъ привыкъ считать своей, стали процвтатъ. Когда же по окончаніи войны вернулся въ Хересъ настоящій владлецъ магазина, Дюпонъ отказался признать его, говоря себ самому, чтобы заглушить голосъ своей совсти, что онъ иметъ полное право присвоить себ виноторговлю, такъ какъ, не боясь опасности, стоя лицомъ къ лицу къ ней — онъ одинъ велъ дла фирмы. Доврчивый французъ, больной и удрученный такимъ предательствомъ, исчезъ навсегда.