Винный склад

Бласко Висенте Ибаньес

Когда недлю спустя Рафаэль былъ вызванъ въ хозяину, онъ похалъ въ Хересъ въ полной увренности, что не вернется больше въ Матансуэлу. Его наврно вызвали для сообщенія ему о томъ, что на его мсто найденъ другой надсмотрщикъ. Но безумный Дюпонъ встртилъ его съ веселымъ видомъ.

Наканун онъ окончательно поссорился съ своей двоюродной сестрой. Ея капризы и скандалы надоли ему. Теперь онъ будетъ серьезнымъ человкомъ, чтобы не причинять непріятностей дону-Пабло, замняющему ему какъ бы отца. Онъ думаетъ посвятить себя политик, сдлаться депутатомъ. Другіе его земляки состоять

же депутатами, не обладая иными достоинсгвами, кром такого же состоянія и рожденія, какъ и его. При томъ же, онъ разсчитываетъ на поддержку отцовъ іезуитовъ, бывшихъ своихъ учителей, которые сочтутъ за счастье для себя видть его въ дом дона-Пабло, превратившагося въ серьезнаго человка и занятаго защитой священныхъ общественныхъ интересовъ.

Но онъ быстро утомился говорить въ такомъ тон, и взглянулъ на надсмотрщика съ нкоторымъ любопытствомъ.

— Рафаэлъ, знаешь ли ты, что ты храбрецъ?

Это было единственнымъ его намекомъ на сцену той ночи. Затмъ, словно раскаявшись въ томъ, что онъ выдалъ такъ безусловно этотъ аттестатъ храбрости, донъ-Луисъ скромно добавилъ:

— Я, ты и Чиво, мы трое самые величайшіе храбрецы во всемъ Херес. Пусть бы только кто-нибудь всталъ бы намъ на дорог.

Рафаэль слушалъ его безстрастно, съ почтительнымъ видомъ хорошаго слуги. Единственное во всемъ этомъ, интересовавшее его, была увренность, что онъ остается въ Матансуэл.

Затмъ хозяинъ спросилъ его, что новенькаго на мыз. Могущественный донъ-Пабло, всегда все знавшій, выбранилъ его за его кутежъ, о которомъ много разговора въ Херес (эти слова онъ говоридъ съ нкоторой гордостью), упомянулъ о какой-то цыганк, будто бы заболвшей отъ испуга. «Что это такое?» И онъ съ видомъ досады выслушалъ объясненія Рафаэля.

— Въ сущности ровно ничего. Мы отлично знаемъ, какъ цыгане всегда все преувеличиваютъ. Это пустяки. Испугъ изъ-за выпущеннаго на дворъ быка!.. Но вдь шутка эта самая что ни на есть обыденная.

И онъ перечислилъ вс деревенскіе кутежи богатыхъ людей, финаломъ которыхъ была остроумная эта шутка. Потомъ, съ великодушнымъ жестомъ, онъ издалъ приказаніе своему надсмотрщику:

— Дай этимъ добрымъ людямъ все, чтобы имъ ни понадобилось. Выдай двушк ея поденную плату за время ея болзни. Я хочу, чтобы мой двоюродный братъ убдился бы, что я не такой дурной человкъ, какъ онъ думаетъ, и тоже умю оказывать милосердіе, когда мн вздумается.

Выйдя изъ дома хозяина, Рафаэлъ, свъ верхомъ, пришпорилъ лошадь, чтобы побывать въ Марчамало прежде, чмъ вернуться на мызу, но его задержали около «Собранія здоковъ».

Самые богатые сеньоритосы Хереса побросали свои стаканы съ виномъ, чтобы выбжать на улицу, окруживъ здсь лошадь надсмотрщика. Они хотвли подробне узнать о случившемся въ Матансуэл. Этотъ Луисъ такъ часто хвастаетъ, разсказывая о своихъ подвигахъ. И когда Рафаэль отвтилъ имъ серьезно, въ нсколькихъ словахъ, они вс разсмялись, найдя подтвержденіе уже слышаннымъ ими извстіямъ. Выпущенный быкъ, преслдующій пьяныхъ поденщицъ, вызывалъ шумные взрывы хохота у молодыхъ людей, которые, распивая вино, укрощая лошадей и толкуя о женщинахъ, ожидали то время, когда они отъ

отцовъ своихъ унаслдуютъ богатство и земельную собственность всего Хереса. Вотъ такъ молодецъ этотъ донъ-Луисъ! И подумать, что они не присутствовали при этой его зат. Нкоторые съ горечью вспоминали, что онъ ихъ приглашалъ на кутежъ и стовали на свое отсутствіе.

Одинъ изъ нихъ спросилъ, врно ли, что двушка изъ людской заболла отъ внезапнаго испуга? Когда Рафаэль сообщилъ, что это цыганка, многіе пожали плечами. Цыганка! Она поправится скоро! Другіе, знавшіе Алкапаррона и разныя плутовскія его продлки, смялись, услыхавъ, что больная изъ его семьи. И вс, забывъ о цыганк, опять принялись обсуждать остроумную выходку безумнаго Дюпона, и обращались съ новыми вопросами къ Рафаэлю, желая узнать, что длала Маркезита въ то время, какъ ея любовникъ выпускалъ быка, и долго ли быкъ бгалъ на свобод.

Когда Рафаэлю ничего больше не оставалось сообщить, вс юнцы вернулись въ «Собраніе», не простившись съ нимъ. Разъ ихъ любопытство было удовлетворено, какое имъ было дло до рабочаго, для котораго они такъ поспшно повставали изъ-за стола.

Надсмотрщикъ пустилъ свою лошадь галопомъ, желая какъ можно скоре добраться до Марчамало. Марія де-ла-Лусъ не видла его въ теченіе двухъ недль и встртила его непривтливо. Также и до нихъ дошла преувеличенная разными пересудами всть о случившемся въ Матансуэл.

Приказчикъ качалъ головой, порицая происшествіе, и дочь его, воспользовавшись тмъ, что сеньоръ Ферминъ вышелъ на нкоторое время, накинулась на своего жениха, точно одинъ онъ былъ отвтственъ за скандалъ, случившійая на мыз. Ахъ, проклятый! Вотъ почему онъ столько времени не прізжалъ на виноградникъ! Сеньоръ возвращается снова въ прежнимъ своимъ нравамъ веселаго кутилы и превращаетъ въ домъ безстыдства эту мызу, о которой она мечтала, какъ о гнздышк чіистой, законной любви.

— Молчи, безсовстный. He хочу слышать твоихъ оправданій, я знаю тебя…

И бдный надсмотрщикъ почти что плакалъ, оскорбленный несправедливостью невсты. Обращаться съ нимъ такъ, посл испытанія, которому его подвергло пьяное безстыдство Маркезиты, о чемъ онъ умалчивалъ изъ уваженія къ Маріи де-ла-Лусъ. Онъ оправдывался, указывая аа свое подчиненное положеніе. Вдь онъ же не боле, ккжъ только слуга, которому приходится закрывать глаза на многія вещи, чтобы не лишиться своего мста. Что могъ бы сдлать ея отецъ, еслибъ владлецъ виноградника былъ бы такимъ же кутилой, какъ его господинъ?…

Рафаэль ухалъ изъ Марчамало, нсколько утишивъ гнвъ своей невсты, но онъ увезъ въ душ, словно острую боль, ту суровость, съ которой простилась съ нимъ Марія де-ла-Лусъ. Господи, этотъ его сеньорито! Сколько непріятностей доставляютъ ему его развлеченія!.. Медленно возвращался онъ въ Матансуэлу, думая о враждебномъ отношеніи къ нему поденщиковъ, объ этой двушв, быстро гаснувшей, въ то время какъ тамъ, въ город, праздные ліоди говордли о ней и о ея испуг съ громкимъ смхомъ.

Едва онъ сошелъ съ лошади, какъ увидлъ Алкапаррона, скитавшагося съ безумными жестами по двору мызы, словно обиліе его горя не уживалосъ подъ крышей.