Винный склад
Шрифт:
— He надйтесъ ни на что. Христосъ умеръ!
Безработный, возвращаясь въ свой холодный вертепъ, гд его ждетъ вопрошающій взглядъ исхудалой его жены, бросается какъ уставшее животное на полъ посл безумной бготни цлаго дня въ поискахъ работы для утоленія голода его семъи. — «Хлба, хлба» — просятъ у него малютки, надясь найти хлбъ подъ изношенной его блузой. И бдный отецъ слышитъ тотъ же голосъ, словно плачъ, разрушающій всякую надежду:
— Христосъ умеръ!
Также и полевой поденщикъ, который, питается всякими отбросами, и онъ потя на солнц, чувствуя, что готовъ задохнутъся, когда на мгновеніе останавливается въ своемъ труд, чтобы
И работникъ, одтый въ мундиръ, принужденный во имя вещей, которыхъ онъ не знаетъ, убивать другихъ людей, не сдлавшихъ ему никакого зла и проводитъ дни и ночи во рву, окруженный всми ужасами современной войны, сражаясь съ незримымъ изъ-за далекаго разстоянія врагомъ, видя, какъ тысячи подобныхъ ему людей падаютъ убитыми и ранеными подъ градомъ пуль и осколками бомбъ, и онъ также думаетъ съ трепетомъ скрываемаго ужаса: «Христосъ умеръ, Христосъ умеръ!..»
Но люди начинаютъ вновь свое шествіе къ братству, въ идеалу Христа, хотя и отрицая смиреніе и презирая милостыню, какъ вещь унизительную и безполезную. Пусть каждый получитъ свое, безъ позорящихъ уступокъ, безъ пробуждающихъ ненависть привилегій. Истинное братство — соціальная справеддивость.
Сальватьерра умолкъ, и такъ какъ становилось темно, повернулъ обратно по уже пройденному имъ пути.
Хересъ, какъ большое черное пятно, переломлялъ линіи своихъ башенъ и крышъ на фон послдняго сіянія сумерекъ, въ то время какъ внизу мракъ его пронизывался красными звздами уличныхъ фонарей.
Двое мужчинъ увидли какъ ихъ тнь, выдлялась на блой поверхности дороги. Луна восходила за ихъ плечами, поднимаясь на горизонт.
Еще далеко отъ города они услышали громкій звонъ бубенчиковъ, заставлявшій сворачивать въ сторону двуколки, медленно, съ глухимъ скрипомъ колесъ, возвращавшіяся съ мызъ.
Сальватьерра и его ученикъ, укрывшись въ канав, видли, какъ пронеслась мимо нихъ четверка горячихъ лошадей въ упряжи съ болышими помпонами и звонкимъ рядомъ бубенчиковъ. Они везли экипажъ, наполненный множествомъ людей, которые вс кричали, пли, хлопали въ ладоши, оглашая дорогу: своимъ неистовымъ веселіемъ и распространяя скандалъ кутежа на мертвыя равнины, казавшіяся еще боле печальными при свт луны.
Экипажъ промчался какъ молнія среди облаковъ пыли, но Фернандо усплъ разглядтъ того, кто правилъ лошадьми. Это былъ Луисъ Дюпонъ, гордо возсдавшій на козлахъ и подгонявшій крикомъ и кнутомъ четверку лошадей, бжавшихъ, закусивъ удила. Женщина, сидвшая рядомъ съ нимъ, тоже кричала, подстревая лошадей къ безумному бгу. Это была Маркезита. Монтенегро показалось, что она его узнала, такъ какъ, промчавшись мимо него въ экипаж, она махнула ему рукой среди облака пыли, крикнувъ что-то, чего онъ не могъ разобрать.
— Вотъ эти дуть кутить, донъ-Фернандо, — сказалъ юноша, когда тишина возстановилась на большой дорог. — Имъ въ город тсно, и такъ какъ завтра воскресенье, они, повидимому, желаютъ провести его въ Матансуэл, во все свое широкое удовольствіе.
Сальватьерра, услыхавъ названіе мызы, вспомнилъ о товарищ своемъ, хозяин маленькаго постоялаго дворика делъ-Грахо, того больного, который жаждалъ его прізда, какъ самаго цлительнаго для себя лкарства. Сальватьерра не видлъ несчастнаго съ того дня, когда буря принудила его искать убжища въ Матансуэл, но онъ часто думалъ о больномъ, намреваясь снова поститъ его въ ближайшую недлю. Онъ продлитъ одну
Ферминъ заговорилъ о недавней связи Луиса съ Маркезитой. Наконецъ дружба довела ихъ до той развязки, которой, повидимому, оба желали избжатъ. Она уже бросила грубаго торговца свиней. Опять привлекалъ ее, какъ она говорила, «привилегированный классъ», и она нагло выставляла на показъ новую свою связь живя въ дом Дюпона, и проводя время вмст съ нимъ въ шумныхъ празднествахъ. Ихъ любовь казалась имъ монотонной и безвкусной, если они не приправляли ее пьянствомъ и скандалами, которые взволновали бы лицемрную тишину города.
— Два безумца соединились, — продолжалъ Ферминъ. — Когда-нибудь, посл одного изъ своихъ кутежей, они поссорятмя; и прольется кровь; но пока оба считаютъ себя счастливыми и парадирують своимъ счастьемъ съ изумительной наглостъю. Я думаю, что боле всего ихъ забавляетъ негодованіе дона-Пабло и его семьи.
Монтенегро разсказалъ послднія приключенія этихъ влюбленныхъ, встревожившихъ городъ. Хересъ казался имъ слишкомъ тснымъ для ихъ счастья, и они отправлялись на мызы и въ ближайшія отъ города мстечки, добираясь до Кадикса, со всей свитой пвцовъ и головорзовъ, всегда сопровождавшихъ Луиса Дюпона. За нсколько дней передъ тмъ они отпраздновали въ Санлукар де-Баррамеда шумный пиръ, въ конц котораго Маркезита и ея любовникъ, напоивъ папскаго камерарія, окарнали ему всю голову ножницами. Сеньоры въ Сіrculo Caballisto весело хохотали, комментируя подвиги этой парочки. У донъ-Луиса нтъ соперника въ кутежахъ! И что за удалая женщина Маркезита!..
И двое любовниковъ, проводившіе время въ безпрерывномъ пьянств, которое, едва оно улетучивалось, возобновлялось снова, точно они боялись потерять иллюзію увидавъ другъ друга безъ обманнаго веселія вина, устрмлялисъ съ мста на мсто, какъ ураганъ скандала, среди рукоплесканій молодежи и негодованія семей.
Сальватьерра слушалъ своего ученика съ ироническими жестами. Луисъ Дюпонъ интересовалъ его. Это былъ яркій экземпляръ праздной молодежи, владтелей всей страны.
He успли еще Сальватьерра и Ферминъ дойти до первыхъ домовъ Хереса, какъ экипажъ Дюпона, мчавшійся съ головокружительной быстротой несшихся безумнымъ бгомъ лошадей, уже очутился въ Матансуэл.
Дворовыя собаки неистово залаяли, услыхавъ все боле приближавшійся лошадиный топотъ, сопровождаемый криками, бренчаніемъ гитары и протяжнымъ, заунывнымъ пніемъ.
— Къ намъ детъ хозяинъ, — сказалъ Сарандилья. — Это не можеть бытъ никто, кром него.
И позвавъ надсмотрщика, они оба вышли къ воротамъ, чтобы при свт луны увидть въздъ шумнаго экипажа.
Однимъ прыжкомъ соскочила съ козелъ граціозная Маркезита, и понемногу была выгружена изъ экипажа и вся свита Луиса. Сеньорито передалъ вожжи Сарандиль, предварительно снабдивъ его разными указаніями, какъ лучше присмотрть за лошадьми.
Рафаэль выступилъ впередъ, снявъ шляпу.
— Это ты, милый человкъ? — сказала Маркезита очень развязно. — Ты съ каждымъ днемъ хорошешь… He имй я желанія не доставлять непріятности Маріи де-ла-Лусъ… мы съ тобой въ одинъ прекрасный день провели бы вотъ этого…
Но этотъ, или иными словаий, Луисъ, смялся надъ безстыдствомъ своей двоюродной сестры, и ни мало не оскорбился молчаливымъ сравненіемъ, которое, повидимому, длали глаза Лолы, окинувъ взглядомъ его изношенное тло веселаго жуира и крпкое сложеніе надзирателя на мыз.