Вкус жизни
Шрифт:
– Жди, заставит! Разлобастилась, – бросила реплику Инна, окатив Эмму мрачно-горячим взглядом.
– Кажется, Толстой сказал что-то вроде того: «Счастье – это хорошее здоровье, чистая совесть и плохая память на мучительные события», – сказала Лера.
– С последним пунктом я не согласна, – сказала Рита. – Простить можно один раз. Забывая плохое и прощая, мы не только позволяем, но и способствуем обидчикам продолжать свое черное дело. Хорошую себе отмазку придумали мужчины! Недавно встретила в магазине знакомого. Тридцать лет не виделись. Так он тоже мне сказал, что старается забыть, как три раза уходил от жены, как из-за него она не раз в больницу попадала… Какая была девчонка! Красивая, гордая, умная. Отец министром в какой-то из
– Дожил до таких лет, а ума не нажил, до сих пор ветер в голове. Такие за ум не берутся, пока самих болезни не придавят. Не догадываются, что и им могут боком выйти их фортели. На два шага вперед не видят… – обреченно махнула рукой Лиля.
– Бог с ними, с чужими мужьями и свекровями. Мы уже сами тещи и свекрови. От ревнивой свекрови никто не застрахован, особенно если сыночек у нее один-единственный. А вот что касается наших мужей, осаживать их, я думаю, надо женской хитростью. Мы должны управлять ими, применяя «тиранию» слабого пола над сильным, – с простодушной и неизменно доброжелательной улыбкой сказала Жанна. – Я своим верчу, как хочу, а он только радуется.
– Умная женщина не поставит талантливого мужа к плите, а хитрая – пожалуйста, в любой момент. Есть у меня такие примеры. К сожалению, хитрость и наглость, как правило, побеждают талант, – как бы между прочим заметила Лера.
– Я в другом смысле, – обиженно поджала губы Жанна.
– Если муж неталантлив и не великий труженик на производстве, пусть вкалывает в семье наравне с женой и не увиливает, – высказалась Лиля.
– Дельный совет для того, у кого муж есть, – глухо, каким-то чужим голосом, будто с трудом выдавила из себя Инна.
Эмма продолжала начатый разговор уже шепотом, наедине с Жанной. Нашла благодатного слушателя.
– …В дом к нам стал ее приводить, мол, записывать будет за ним. Маленькая, полная, чуть моложе меня. На меня смотрит с наглым пренебрежением. Как-то я пришла с работы раньше обычного. Слышу, муж с восторгом рассказывает о перспективах фирмы. А ей скучно было. Она тайком зевала в ладони, лениво склонившись на спинку кресла.
А он красовался уже не перед ней, перед самим собой! Он восхищался собой, своим умением умно выражать свои мысли. Он даже не обращался к этой женщине, сонно сидевшей перед ним. Мой герой принимал позу то Наполеона, то артиста, читающего восхитительный монолог и гордо вышагивающего по сцене перед публикой с высоко поднятой головой и картинно разбросанными руками. Он бесстыдно себя восхвалял. «У него приступ мании величия?» – думала я растерянно.
– Нарцисс – не лучший претендент на руку и сердце, – заметила Лиля.
– Постоянная влюбленность в себя не оставляла ему времени для мрачных мыслей, и он всегда чувствовал себя счастливым. А ты и даже те женщины вовсе были ни при чем. Вы посредники, – рассмеялась Инна.
– Это уж совсем из области психики, – отмахнулась Эмма. – Ну так вот, слушай дальше. Я оторопело стояла на пороге комнаты, но он, находясь в состоянии эйфории, не замечал меня и продолжал петь себе хвалу. Я слушала и поражалась, не веря ушам своим и тому, что видела. «Это происходит на самом деле? Ему нужна любая, лишь бы слушала и верила в его гениальность? Патологическое тщеславие гонит его к женщинам? Оно само является страстью и уже не подвластно ему? Оно занимает все его мысли? Вот откуда такая неразборчивость… Он понимал, что я не гожусь для этого. Я слишком хорошо знаю многие его слабости и по определению не могу им искренне восхищаться», – растерянно думала я, пораженная своим открытием. Я не могла ни понять, ни принять подобных проявлений.
И тут вспомнила его мать, ее дифирамбы сыну. Так вот в чем причина его непостоянства. Вот что значит завышенная самооценка, внушенная и взращенная матерью. Вот откуда самолюбование и эта странная любовь к себе, горячо любимому. Было бы к чему… Я
– Вот ты говоришь: страсть. Чтобы справиться с одной страстью, надо заменить ее другой, более сильной, но более полезной и безопасной. Только вот чем? – спросила Лера. Но Эмма ее не слышала.
– Я тоже уверенно делала карьеру, еще до замужества защитилась сразу после окончания аспирантуры, в двадцать четыре стала заведовать кафедрой в единственном в нашем городе институте, командовала тремя лабораториями. Но мне и в голову не приходило восхищаться собой. Работала деловито, буднично, нормально. Так и должно быть. Мое трудолюбие дало свои плоды. Врачи к знающему физику относились с уважением и почтением. Это естественно. Заслужила. И я к ним с таким же пиететом. Мы получали удовольствие от взаимной стимуляции, которую дарит общение разноплановых интеллектов. А как же иначе?
…Дикая сцена вспомнилась. Отдыхали мы на институтской базе отдыха. Были танцы. Муж на глазах у всей компании вспрыгнул на одну красивую разведенную женщину (она была в поиске), обхватил ее руками и ногами, чуть не свалил на землю… Потом продолжил танцевать с другой, страшно гордый своим поступком. А я стояла изумленная, растерянная. И потом, в домике ничего не могла ему доказать, а он даже не хотел обернуть инцидент в шутку. Видно, никто в детстве не объяснял ему правил поведения…
«Я сочувствую Эмме, но приходится – к моему стыду – признаться, что я так измучена своими проблемами, что уже не могу искренне и ярко радоваться хорошим моментам в жизни своих подруг и сильно печалиться от их грустных событий. Наверное, виной тому мои отнимающие много сил болезни. (Организм таким образом сам сохраняет остатки моих сил?) Может, именно поэтому я лучше других понимаю Инну», – с некоторой грустью думала Лена.
Теперь Эмма в запале говорила чуть громче, и ее слышали другие сокурсницы.
– …С клиентами, бывало, по телефону уважительно разговаривает. Ведь умеет же, когда хочет быть галантным, обходительным, а дома не считает нужным быть даже просто вежливым. Со мной нервный, резкий. Я его выслушиваю до конца, а он меня обрывает на полуслове, мол, все ясно, а потом выясняется, что ничего не ясно. И тогда он злится и кричит, что я плохо объясняю. Но ты же знаешь, как мы, педагоги-физики, умеем четко и кратко выражать свои мысли. Я не начинаю говорить, пока всесторонне не обдумаю то, что собираюсь довести до слушателя. Это он, прежде чем сказать что-то существенное, будет рассусоливать полчаса, так что не сразу сообразишь, куда он ведет основную линию.
Если он незнаком, допустим, с какой-то проблемой, то его идеи – пустые химеры. А он начинал творить совершенно нелепые вещи, но не признавался, что несведущий, не извинялся... Командуй там, где ты классный специалист, и не заглядывай, как хозяйка борщ готовит.
– Извинение – это факт чего-то истинно человеческого, даже интеллигентного… – усмехнулась Лера.
– Раньше, когда он делал глупости, я за ним их исправляла.
– А почему не он сам?
– Скажешь ему бывало, что он не прав, так такой ор поднимал, «мертвые из гроба вставали». Я замолкала, жалея детей. В первые годы совместной жизни я еще старалась что-то растолковать мужу, но он, не желая признавать ошибок, начинал кричать, грубо меня обзывать, нести невнятную, бессмысленную ахинею. Если я пыталась защититься, он кричал еще громче, хамил еще злей. Когда же, разнервничавшись, я переставала спорить, он спокойно заявлял, что я упрямая, и всю вину на меня перекладывал. Сценарий был один и тот же. А заканчивал он его фразой, применяемой им на все случаи нашей жизни: не нравится, ну и не буду ничего делать. А теперь сам исправляет свои ошибки. Сопит, злится, но молчит. Может, начнет хоть чуть-чуть ценить мой труд… Да вряд ли. Посмотрим…