Вкус жизни
Шрифт:
– Говори, да не заговаривайся, – ахнула Лиля, – завяжи язычок в узелок.
– До сих пор осталась склонной к бурным реакциям, – недовольно пробурчала Лера.
В комнате воцарилась осуждающая тишина.
– …И это пакостливое ничтожество, неспособное любить, не понимающее элементарных житейских истин и заветов, еще и унижало тебя, издевалось над твоей порядочностью и жертвенностью?! – снова возмутилась Жанна и замолкла, ожидая возражений.
– Над моей глупостью измывался…
– Раздариваем мы себя недостойным. Как нескоро мы умнеем… Любить и нравиться – разные вещи. Нравится человек за какие-то положительные качества, а любим непонятно за что. Просто любим, и все, души в них не чаем, а потом
А Лена подумала: «Все прощают женщины, только не измены».
– Ох уж эта наша вечная, неиссякаемая женская сострадательность! – вздохнула Аня.
– Вот ты ка-ка-я! – тоном артиста Хазанова из известной интермедии протянула Инна.
Она не уточнила, к кому относила свое удивление. Наверное, просто хотела немного разрядить обстановку печальных откровений.
От монотонности и однообразия разговоров подруг Лену неудержимо клонило в сон. Она запустила пальцы рук в свою густую шевелюру, закрыв тем самым свое лицо, уперлась локтями в стол и прикрыла глаза. Сказывалась усталость. Как-никак четыре часа в пути провела и тут уж часа три, не меньше. И это при ее-то больном позвоночнике.
– …Теперь в моем возрасте мне нечего стесняться своих прошлых ошибок. Да, все мы некогда мечтали. Наша беда в том, что, испытывая необходимость в привязанности к мужчине, мы предполагаем обратную связь, – усмехнулась Рита. – Мое замужество было огромной мукой, черной полосой, не без счастливых коротких моментов, конечно. Но их было так мало! Они не стоили того, чтобы терпеть унижения. Невелико счастье делить кров с таким мужчиной. Хлебнула я с ним. Все, связанное с физической болью – допустим, тяжелые роды или операция, – быстро забывается, а вот душевная боль – никак. Как ни старалась, не получалось. Хоть голову отсеки. Обидно, когда за добро расплачиваются злом.
И за что мне такая «божья милость»? За что столь несоразмерное наказание? За нелюбовь с самых первых дней рождения, за жизнь без ласки, за отверженность? Очень хочется верить, что Бог здесь ни при чем. Я мечтала полюбить такого, который способен понять мою боль и чья боль заставила бы меня забыть о себе самой. Чтобы я могла утешиться в его объятьях, а он в моих. Наверное, поэтому искала себе слабых. И находила. Один оказался эгоистом, лгуном и гуленой, другой был сумеречным, скучным… ни глотка свежего воздуха, ни грамма живительной силы… не тем будь помянут. Их слабости оборачивались моим несчастьем. Что это: случайность, совпадение, закономерность? Неисповедимы пути Господни и непонятны тропинки, по которым один человек находит другого человека.
– Хорошо, что не рискнула третий раз «сходить» замуж, – сказала Лиля. – Здоровье хоть немного сберегла.
– Судьба, наверное, оставила меня в покое, потому что у меня больше нечего было отнимать.
Лиля поняла ее намек.
– Ласки продляют жизнь, – не к месту хихикнула Инна, не вникнув в слова Риты. Она одновременно прислушивалась к беседе Гали с Милой. Лиля осуждающе нахмурилась:
– Я, например, сама не лгала и в других не представляла себе существования такой всеобъемлющей способности к лжи. Потом хотела до конца дней своих быть рядом с тем, кто пусть и не умел любить, как я, но кто был необходим мне больше меня самой, потому что считала: главное в жизни быть рядом с тем, кого любишь. Любовь была моим светом. Но и этого не случилось… Самопожертвование у мужчин возможно только в высоком состоянии духа. У женщин оно в крови. А с третьим мужем уступила своей натуре, женской сути. Не умеем мы, детдомовцы, жить только для себя. Видно, трудно учиться самим тому, чему хорошая
Лиля горько вздохнула и замолчала.
– Посмотри правде в глаза: всему никакая семья не научит. Думать головой надо, – резко сказала Лера, уставшая от рассказов о бесконечных жизненных перипетиях подруг.
– В жизни много странного. Иногда кажется, что все события образуют какой-то определенный рисунок, но его никак не удается разгадать. Это как если бы наша жизнь состояла из мозаики, в которой не хватает многих деталей, – как бы оправдываясь, сказала Рита.
Лене показалось, что Рита почувствовала облегчение от своего трудного откровения, от своих пусть даже резких слов. Ее монолог заставил Лену взглянуть на себя, на свою жизнь как бы со стороны. Но она никак не могла раскрепоститься и последовать примеру подруги. «В моем одиноком молчании всегда подразумевается несуществующий собеседник, спорщик – моё внутреннее «я». Мне его всегда хватало», – думала она.
То ли от шумных разговоров подруг, то ли от собственных вдруг нахлынувших воспоминаний Лена почувствовала себя смертельно усталой и снова как бы отключилась на время.
– …Нашим бабушкам было проще, они верили, что на том свете таких мужчин ждет великое отмщение за все мучения женщин, – рассмеялась Жанна.
– …Получил наш слесарь зарплату, напился и пришел к столяру поплакаться. А дверь в мастерскую оставил открытой. Слышу, во весь голос возмущается: «Не хочет моя баба со мной пьяным в постели…» И матом, конечно, как пулеметными очередями. «Я сейчас за деньги себе любую приведу!» И опять расстрелял весь свой запас боеприпасов. А я вышла из своей комнаты (она напротив) и говорю: «А если она тоже… за деньги?» Ты бы видела его растерянную, испуганную физиономию! Наверное, алкашу никогда в голову не приходило, что его терпеливая женушка могла бы отомстить ему той же монетой... Ушла я к себе. До слез хохотала.
Опять Лилин голос будто издалека:
– …А когда мой второй муж свирепел, то словно с цепи срывался, терял контроль над собой, я с дочкой уходила из дому к подруге со словами: «Стенам досаждай» или молчала. Пустая трата времени спорить с ним. Ураган остановить мне было не по силам, и я ждала, пока сам иссякнет. Пьяным он всегда делал, что хотел, и последствия его не интересовали. И мне твердил, мол, не твоя забота, где я и что делаю. Бунт зрел во мне слишком долго. И все же я задумывалась: «Зачем мне все это нужно? Чем я готова пожертвовать ради такой семьи? Еще прибьет с психу, по пьяни. И грабли раз в году стреляют. Говорят, дураку с самим собой весело, а умному с самим собой нескучно. Пусть один живет и радуется. Пусть ищет свое придуманное пьяное счастье».
Мы все стонем, словно у судьбы взаймы счастья просим, а четко определить для себя – прощать или прощаться – не умеем. И решительно сбросить оковы у нас не получается. Жалеем их или себя… Там, где всё зависит только от нас, женщин, мы горы способны свернуть. Но когда мы в паре, когда задействован мужчина, почему-то становимся непредсказуемо неуверенными, не в состоянии помочь себе... Пусть тоска прячется в углах квартиры, но это лучше, чем каждодневные обиды… Если мужчина слаб или, напротив, – превозносит сам себя, то «суду все ясно».
…А перед свадьбой такие прекрасные слова говорил! Врал, а я верила. Детдомовская душа хотела семьи. Бывало, по молодости так хотелось ему сказать: «Ты моя Вселенная, ты мое всё, я дышу тобой, живу тобой…», а он матом… на землю опускал. Сердце сжималось в ожидании чего-то нежного, возвышенного, а получала дьявольски-омерзительное, невыносимо-грязное. И сразу ясно становилось, кто он и что он такое. Матерясь, он даже не пытался сохранить свое потрепанное достоинство. Не нуждался. Изводил меня этим. С Богом не разговаривал. Может, и правда на том свете с него за все спросится?