Вкус жизни
Шрифт:
Последняя фраза поразила всех своим несоответствием всему ранее сказанному.
– В рай на чужом горбу твой Федор хотел въехать, – запальчиво сказала Галя и озадаченно замолчала. Не понимала она последних слов Эммы. И это ее злило.
«Кто не подчиняется себе, тем управляют другие. Надо же и себя понимать, уважать и любить. Конечно, подчиняться легче, но и вреднее», – сердилась она на Эмму.
– Не о том печалишься, – начала было Лиля.
– Беда в том, что я слишком много понимаю, просчитываю… и ужасаюсь подлости некоторых из окружающих меня людей… А что мне остается? Молча признать горькую правду и стоически ее сносить... Знаешь, когда сталкиваешься с собственным ничтожеством, в которое тебя превратили…
«Эмма не нуждается в моих мыслях. Она говорит сама и слушает только себя. Ей необходимо выговориться», – подумала Лиля без обиды.
– Страсть не умеет рассуждать, она желает, жаждет, требует. Люди все разные. Одних поглощает страсть к науке, других – секс, третьи зациклены на своем здоровье, четвертых власть прельщает и деньги. Взрослых не переделать. Что заложено природой и воспитанием, не перешибешь. Таких, как твой муж, надо просто избегать. А если уж не повезло, то оставлять или отодвигать в сторону. Перестань с ним бороться. Найди в себе смелость сказать: «Это был мой выбор ради сына» и успокойся. Я тоже когда-то стояла перед выбором.
– Но ты не разочаровалась.
– Как знать… Все мы держим самые неприятные и тайные мысли при себе, – ответила Жанна тихим и каким-то безнадежно усталым голосом, будто выпав из повседневной реальности.
Сказала? А может быть, только хотела сказать…
«Какая-то неуклюжая попытка помочь Эмме… Чем же меня действительно раздражает Жанна? Своей напыщенностью, что ли… Я-то очень даже хорошо представляю, каково это – находиться рядом с человеком, которого любишь и ненавидишь… Хотя иногда кажется, я так до сих пор и не разобралась в хаосе своей души», – подумала Рита и, чтобы не окунаться в омут своей и чужой печали, быстро переключила внимание на Аллу с Лерой.
– Борьба за власть является важной частью отношений между людьми в обществе. И надо быть к ней готовой.
– В обществе, но не в семье. Для борьбы вне семьи требуются силы поосновательней, погрубей. Может, поэтому политика – дорога немногих женщин. Теперь такие попытки предпринимаются достаточно большим количеством женщин. Не всегда у них получается. У мужчин многовековой опыт.
– Получится.
– Даже несмотря на многовековое принижение?
– Вопреки ему…
– Влюбленность, любовь, страсть, одержимость. В чем их природа, в чем их смысл? Как-то вспомнила свою детскую любовь. Маленький, конопатый, ничего из себя не представляющий. Может, под рукой лучшего не было? И ведь с ума сходила… Но это была не любовь, а потребность выплеснуть на кого-нибудь переизбыток своих чувств. Я была влюблена в иллюзию, не имеющую ровным счетом никакого отношения к выбранному мной объекту.
Те, в кого мы влюбляемся, кого боготворим, на самом деле обыкновенные, подчас ничем не выделяющиеся из толпы люди. Сдается мне, что мы приписываем мужчинам то, что значимо для нас, но оно не имеет ничего общего с тем, каковы они на самом деле. Источник влюбленности находится в том, кто влюблен. А объект – дело случая. И степень моей любви зависела только от силы моих чувств… Хорошо, если чувства объекта и субъекта складываются. А Федор не умел любить кого-то. Вспышки страсти, даримые ему природой, он направлял на удовлетворение жажды собственного восхваления. Может, я и ошибаюсь…
– Федор относил себя к тем мужчинам, которые считали, что на страсти мужчины основано могущество женщины. Страсть кратко-временна, власть женщины тоже. А у тебя получается, что сила его власти над тобой зависела только от силы твоей любви? Это что-то новенькое. Я
– Эмма, если не можешь разжевать и проглотить обиду, выплюнь ее, – посоветовала Жанна. – Сдерживание гнева обессиливает, изматывает. Этим ты приносишь себе вред.
– Так было принято в нашей семье, – вздохнула Эмма. – …А теперь муж никак не может смириться с тем, что я часто ужинаю одна, что не спрашиваясь – как это делал он всегда – ухожу в магазин, не докладывая, когда вернусь. Занимаюсь любимым делом, хотя оно его дико раздражает. Не вскакиваю по первому зову, не спешу выполнять его просьбы. Нет, я, конечно, делаю все, что мне по силам, но совсем не так, как раньше, без души. И это его задевает, заставляет задуматься о своем поведении. Но… все равно его характер не переделать.
На людях он демонстрирует свое ко мне внимание. Одна знакомая позавидовала: «Какой у вас прекрасный муж!» Я промолчала, глаза опустила. А когда женщина скрылась за углам, он так искренне хохотал… А я думала: «У него даже собственные душевные изъяны служат поводом для веселья... Хоть бы раз представил себя на моем месте».
– Когда человек истинно добр, это накладывает на его лицо отпечаток. А у твоего лицо надменное, желчное, часто злое, – заметила Инна.
– Притча из Библии мне припомнилась, – сказала Лера. – Послушайте, в чем ее суть: «Идут Христос и его ученики лесом, лугом. Дорогу ищут. Тут им навстречу милая девушка бежит. Объяснила толково, куда и как им добираться, на холм взобралась ради них, проводила немного и по своим делам пошла торопливо. Идут путники дальше. Опять заблудились. Видят, в канаве пьяный лежит. Попросили его помочь. Тот буркнул что-то невразумительное. Ушли ни с чем путешественники. Тут Петр и говорит Павлу: «До чего же хороша была та девушка: и пригожа, и умна, и добра! Какой же у нее жених?» А Христос отвечает ему: «А вон тот, что в канаве».
Последовало грустное молчание, которое обидчиво нарушила Инна:
– Нельзя хорошее с плохим разъединять? Единство и борьба противоположностей. Как же, учили в вузе. Только что-то эта философия больше по нам, по женщинам бьет…
«И чего это Эмма застряла на рассмотрении одной стороны своей жизни? Это ее поздняя попытка разобраться в себе привлечением жизненного опыта подруг?.. Как она понимает свою несложившуюся семейную жизнь: как конфликт между отдельными личностями, как столкновение с неудачной судьбой, или она видит в своих проблемах социальные корни, глобальные причины? Промолчу. Не выдержать мне масштабного диспута. Да и не хочется взламывать замки на душах присутствующих. Мне бы, не вдаваясь в тонкости и подробности, успеть расспросить обо всех однокурсниках», – подумала Лена.
Но задать свой вопрос «о мальчишках» она не успела. Поддавшись атмосфере общей откровенности, опять заговорила Рита:
– Человек, не способный на низость и коварство, не ожидает таковых проявлений от других и не может разобраться в них, пока его не стукнут по лбу. Когда я вышла замуж, то была счастлива уже тем, что впервые ощутила себя в кругу семьи. Я считала своего первого мужа непогрешимым и оставила его, потому что он, оказывается, желал «наследить» везде, где только получится. Он не думал о детях, которых зарождал, не желая их «возделывать и взращивать». Он гордился своей самостью, своим самомнением и все шутил, что чуть-чуть беременной нельзя быть, а вот чуть-чуть женатым – можно. Его похоть сильнее любых моральных принципов. И с мужской силой она не связана. У него напрочь отсутствует чувство стыда перед семьей. А я считала, что устоять перед соблазном куда более достойно, чем гоняться за каждой юбкой. Но он в этом видел кайф всей жизни. Семья для него – он сам, а все остальные – сбоку припека. Вот и творилась в нашей семье чехарда…