Вкус жизни
Шрифт:
Вошла Кира с еще одним альбомом фотографий.
Стенанья долгие тлетворны
Лену опять привлекли стоны Ани.
– …Как же мне принять это новое «счастье», когда за один день тебя несколько раз обманут и лапшу на уши навешают, ни за что ни про что обругают?.. – тянула «похоронную мелодию» Аня.
– Хочешь новый анекдот из Интернета? «Кто в этом году навесил народу на уши самую длинную лапшу? После чьего посещения храма мироточила икона?..» – азартно прервала Инна Аню.
– Погоди,
Так и хочется крикнуть: «Очнитесь, бессовестные, пробудитесь, безразличные! Получается, вы отвоевали свободу свинцу, а не уму и душе. Это ужасно, чудовищно!..»
Аня кротко посмотрела на Лилю сквозь тусклые круглые очки, казавшиеся огромными на ее сероватом узеньком лице.
– Насчет генетической сострадательности ты права. Она есть в нас. Купил недавно мой друг сыну однокомнатную квартиру, а тот долго не заселялся. И когда он наконец переехал, соседи стали нещадно донимать его придирками, мол, богатеи накупают себе квартиры и не живут, а нищие на улицах погибают. Проходу не давали ему! Вот я и провела эксперимент. Запустила утку, будто бы этого молодого человека невеста бросила перед самой свадьбой, поэтому он теперь один живет. И что ты думаешь? Больше его ни разу не тронули! А ты говоришь, окостенели, – улыбнулась Лиля.
– С какой бедственной быстротой нахлынули перемены! Какова модель будущего нашей страны? Незавидная судьба стариков, неопределенная – у молодых. Не упустили бы главного. При бездействии и при попустительстве проблемы падают, как снег на голову, а ведь их можно было бы предвидеть и избежать. И совершенно бесспорно, что тогда бы поддержка народа была гарантирована. Ну… а тут еще эти иммигранты, согласные на любую работу на любых условиях, лишь бы платили. Видно, дома и не к такому привыкли. Надо задуматься о границах применения западного опыта. Америка принимает только умных и богатых, а мы подбираем даже тех, кто не нужен в своих странах. И они нередко пополняют ряды преступников. Без иммигрантов нашей экономике, может, и трудно, но и с ними – пропащее дело. О столь серьезных для нашей страны вещах мы должны сто раз подумать, прежде чем принять решение. Не навредить бы себе.
– Я тоже так думаю. Просто я хотела убедиться, что не я одна с беспокойством смотрю на эту проблему.
– Опять всех одной поганой метлой метешь, – защитила приезжих Рита. – Не забывай, иммигранты, как правило, из наших бывших братских республик.
– Наша беда в крайностях. Надо не мешкая повысить требования к прибывающему контингенту, иначе социальные проблемы так встряхнут нашу страну, что мало не покажется. Вспомни Францию. И законодательство у нас дырявое, и полный беспредел в силовых структурах, – снова печально и бесстрастно заговорила Аня, безвольно сложив руки на коленях, будто бы позабыв прежние обиды или примирившись с мыслью о неизбежности присутствия Инны. Ее личико от причитаний еще больше заострилось и посерело.
– Смотри, не увязни в рассуждениях. Не отпускают тебя проблемы...
– Не стоит стараться становиться совершенной. Это так портит характер! А может, не устоять мне перед искушением и поучиться? Разве что у тебя, Аня, проконсультироваться по этому вопросу? Но к тебе не подступиться. Ты всегда в окружении свиты детей.
«Нет у Инны ни чувства превосходства, в котором ее часто обвиняют, ни недоброжелательности. Шутит она так, пожалуй, не совсем корректно – это правда», – опять мысленно защитила Лена подругу.
– Это было бы кстати, особенно если вспомнить о небесах, – совершенно неожиданно весело подыграла ей Жанна.
Возможно, она таким образом хотела закрыть тему. По крайней мере, результат был именно такой. Инна почему-то с неожиданной легкостью позволила себя остановить, а ведь ее нелегко расположить, одарив пустяшной шуткой или примитивной лестью. Но Инна замолчала, потому что просто подумала: «Вываливает всем все про себя и воображает, что так и надо. Достала своими страданиями. Оно, конечно, каждому своя болячка больнее всего».
А между тем Аня наклонилась к Жанне и тихо, стараясь голосом расположить ее в свою пользу, спросила: «Инна не видит никаких препятствий для своих шуточек, и ты издеваешься? Хоть ты не ухудшай моего и без того не очень хорошего настроения. Дай хоть одним словом понять, что ты на моей стороне и пусть не во всем, но признаешь мою правоту». И та совершенно искренне прошептала ей в ответ: «И в мыслях не было шутить над тобой».
«Я не так чтобы уж очень огорчена нападками Инны, но все же…» – пробормотала Аня невнятно и умолкла.
«Самое интересное наблюдать за взаимоотношениями не между мужчиной и женщиной, а между женщинами или между мужчинами», – подумала Лена, не вникая в суть разговора подруг, и улыбнулась своей мысли.
Кира вздохнула с облегчением и нырнула в кухню хлопотать у плиты.
Аня, успокоившись, опять заговорила.
– …А современное образование? – слышит Лена, с трудом оторвавшись от беседы Аллы с Лерой. – Поступила у моей приятельницы внучка в московский вуз на бесплатное отделение, а за квартиру надо столько платить, что всей семье не собрать такой суммы. И как тут быть?.. А вдруг откатимся назад? – неожиданно осторожно спрашивает Аня. – Вот и муж моей приятельницы шутит: «Вернусь с рыбалки, а флаги уже сменили»…
Видно было, что разговор взволновал и расстроил Аню.
– Проняла ты меня! Я рыдаю от смеха. Расквохталась, как наседка! Ждешь вознаграждения за неудачи и трудности последних лет или только участия? Тоскуешь по советской халяве! А пару оплеух для острастки не хочешь? Засунь эту мыслишку назад себе в голову или еще куда-нибудь. Блажен, кто верует. Неужели еще не истощились резервы надежды? – воскликнула неугомонная Инна. – Не терплю, когда говорят глупости. Лакируешь, украшаешь воспоминания, затушевываешь противоречия. Безутешная! Боишься разувериться?