Владыка бури
Шрифт:
Паладины заметили юношу и направились к нему. Он лишь медленно разъединил ладони и тут же соединил их снова. Воздух слабо лопнул между его пальцев, и паладины оказались на своих прежних местах, у развалин Стены. Они переглянулись и, понадеявшись, что это было массовое помрачение их рассудков, снова двинулись к юноше. Но и следующий хлопок смял время и пространство, стирая их шаги. А третий хлопок, помимо паладинов, вернул ледяное копьё в чрево воздушного корабля, парящего над ними.
Хлопотун взошёл на руины Стены и прошёл через границу Мирокрая, словно просто решил прогуляться
— Оставьте его, — сказал один из них. — Он же явно чужак. Мы заняты этой бандой.
Остальные радостно закивали, ухватившись за повод забыть о потере контроля над реальностью.
— Идите же немедленно, защищайте других людей! — властно приказала Утера своим рыцарям, окружившим ее плотным кольцом железа и верности.
Они стояли у “командного дома” (или, как его еще называли, “дом споров Волки с Рексаной”) в дальнем крае Мирокрая, ближе к краю мира, куда еще не докатилась волна безумной бойни, но была очень хорошо видна. Снег не падал из облаков, но фиолетовые снежинки кружились в воздухе вместе с чёрными пеплинками гари, поднятыми вихрями яростных движений, кипевших в сердце города. Тит смотрел прямо на них.
— Моя леди… — начал Эльфред.
— Нет! Идите немедленно! — прозвучал в ответ твердый голос Утеры, не терпящий возражений. — Вы гораздо больше нужны сейчас беззащитным жителям Мирокрая, чем мне. Я благородной крови, они никогда не посмеют причинить мне вреда.
Это никого не убедило.
— Идите! Это мой прямой приказ, рыцари Моста! Или, клянусь прародителями, я сама сейчас же отправлюсь сражаться с этими проклятыми лже-паладинами, — Утера топнула ногой по фиолетовому снегу.
— Балдуин, останься здесь, с нашей леди, — тяжело вздохнув, Эльфред покорно приказал одному из своих рыцарей. А встретившись взглядом со своей госпожой, добавил: — Потом накажите меня за своеволие, Леди Утера, но Балдуин останется с вами.
Воины подчинились воле леди и покинули её, лишь один из рыцарей отделился от строя и встал в отдалении от неё. Она осталась почти одна и неуютно поёжилась (несмотря на свою врождённую хладостойкость), бессильно глядя в сторону разверзающейся картины разрушений.
— Ты всегда ставила нужды черни выше собственных, Утера, — раздался знакомый голос за спиной благородной леди. — И именно это станет причиной твоего окончательного и бесславного ниспровержения.
Этот голос принадлежал её сестре Гвиневре, которая выходила из-за недостроенного дома в сопровождении всех бандитов, когда-то захваченных в плен, но теперь, похоже, нашедших путь к свободе.
— Миледи-главарь, нужно уносить наши… Э-э-э-э, тела. Тут какое-то полное магичество творится, — залепетал один из её бандитской свиты, опасливо косясь на паладинов-разрушителей пока вдалеке.
— Тихо! — Гвиневра подняла руку. — Или я разжалую тебя из валетов обратно в пыль под ногами. Когда благородные говорят, все молчат, даже сражающиеся воины.
— Гвиневра, сейчас не время, — сказала Утера.
Гвиневра махнула рукой и направилась к сестре. Её бандиты не разбирались в благородных знаках и последовали за ней, но она толкнула
— Утера, сейчас самое время избавляться от соперников во власти, — Гвиневра достала из-за пояса острый железный обломок чего-то.
Балдуин решительно встал почти на пути леди, его рука легла на рукоять меча, пальцы сжались.
— В сторону! — Гвиневра даже не посмотрела на него. — Или ты собрался атаковать меня своим мечом?
Балдуин, конечно, не сделал бы что-то настолько абсурдное и отступил. Его плечи опустились, а лицо под шлемом исказилось смесью стыда и бессилия.
— Мы ведь родственники! — Утера отступила на шаг назад.
— Как и большинство ассасинаций в нашем роду было между родственниками, — объяснила её сестра, наступая и уже занеся импровизированный кинжал. — Я из уважения к традициям я сделаю это лично.
Но уважению традиций не суждено было состояться. Из-за угла дома выскочила Девочка, уронив удерживающего её Хохота, и, разбрасывая снег, бросилась на защиту Утеры. Не задумываясь о сословиях и законах, она подбежала к Гвиневре и ткнула её деревянным ножичком в руку. На снег брызнула голубая кровь. Поднявшийся Хохотун, а также выскочившие следом Улыбака, Летний Дождь, Дневило и другие дети окружили Утеру, выставив перед собой своё деревянное оружие.
— Ты плохая! Не трогай хорошую леди! — закричала Девочка, звеня голосом.
— Ты, мерзавка, знаешь, что ты сделала? — ахнула Гвиневра, рассматривая свою мельчайшую ранку. — Ты подписала себе смертный приговор. Убить их всех.
Балдуин в этот раз не колебался. Он встал перед своей леди и детьми, напрягся, поставив ногу чуть вперед, и держал свой меч двумя руками перед собой. Свита Утеры зашумела, распаляя себя, сама Утера ухмылялась, поджав раненую руку, словно она полностью отказала. Но бандиты всё не вылетали из-за её спины для свершения злодейств. А потом совсем замолкли. Злая леди повернулась к своим людям, чтобы обнаружить, что те застыли с гримасами ужаса на лице. Её валет направил дрожащую руку на приближающуюся Валькали.
— Это она! Та безумная ведьма у шрама! Она нас всех убьет! Каждый сам за себя! Спасайся, миледи, кто может!
Бандиты кинулись спасаться, и Гвинерва бросила свою заточку в сестру через её защитников. Она совершенно не умела кидать кинжалы (и тем более импровизированные заточки), и метательное оружие лишь неуклюже ударило Утеру тупой частью в живот. Тогда Гвинерва бросила в неё (всё, что у неё осталось из метательного) прощальный злой взгляд и кинулась за своими людьми, поджав подол платья израненной рукой, спасая собственную благородную шкуру.
— Спасибо, Девочка. Спасибо вам всем, милые дети, — растроганно проговорила Утера и поспешно смахнула что-то невидимое с глаза. Это определенно не могла быть слеза, потому что благородные никогда не позволяют себе плакать в присутствии простолюдинов.
— Дети! Вот вы где! — Купчиха радостно закричала слегка охрипшим голосом. Она подбежала вместе с Валькали, всё ещё несущую Волки.
— Купчиха, я хочу поблагодарить вас за воспитание таких прекрасных детей, — произнесла Утера, слегка склонив голову.