Вольные частные города. Больше конкуренции на важнейшем рынке мира
Шрифт:
Если две стороны в гражданской жизни заключают договор об услугах, они заранее приходят к единому мнению об объеме и стоимости услуги. Если услуга выполнена ненадлежащим образом или не выполнена вообще, клиент вправе отказаться платить вообще или же платить меньше. В период действия договора ни одна из сторон не вправе в одностороннем порядке изменить договоренную цену. А вот граждане государства, напротив, должны платить все налоги, не предъявляя четкого встречного требования. Если они недовольны, поскольку государственные услуги, например, в сфере безопасности, образования, дорожного строительства, здравоохранения и обеспечения по старости становятся все хуже, то у них нет права сократить налоги или вовсе их не платить. Государство же, напротив, может повышать налоги в любом объеме. И как раз этот постоянный отход от принципа взаимности есть одна из главных причин кризиса в том числе и демократических государств.
Правовое государство и конституция
Отними у государства право – и останется всего-навсего большая разбойничья шайка.
Если
Даже при фикции общественного договора едва ли приятно быть отданным на произвол непредсказуемых капризов абсолютистского суверена, обладающего монополией власти. Поэтому со временем на абсолютную власть наложили ограничения. Во-первых, как добровольные самоограничения они могли исходить от самого государя, который прекрасно понимал, что его насильственным образом устранят, если он зайдет слишком далеко. Во-вторых, князья, сановники от религии или влиятельные семейства, а позднее и прочие сословия добивались прав участия в управлении и настаивали на их соблюдении. Но как только соответствующие конститутивные права уже активно не предъявлялись, они быстро возвращались к государю. Если он сам был слаб, то терял их в пользу господствующей олигархии. Во все времена были бессильные и могущественные императоры, никогда не было только одного: чтобы власти не имел никто. При неясностях по этому поводу вспыхивали гражданские войны. Прямо-таки закон природы – вакуума власти в человеческом обществе не бывает.
Поэтому мало-помалу появились зафиксированные письменно ограничения самодержавия, ссылаться на которые выгодоприобретателям впредь было легче, нежели на неформальные и устные договоренности. Из таких документов, как Великая хартия вольностей 1215 года и английский Билль о правах 1689 года, в конце концов развилось то, что мы ныне называем конституциями. Абсолютная монархия стала конституционной. По сути, и это тоже лишь осуществление принципа взаимности в форме золотого правила. Если все, в том числе и потентаты, будут соблюдать правила, свобода действий потентатов, конечно, сузится, но они будут и защищены от произвола тех, кто рвется к власти. Власть имущие выменивают большую, но ненадежную свободу действий на меньшую, зато более надежную. В итоге это выгодно всем, ибо теперь можно направить силы в другие производительные сферы, повышающие уровень жизни.
В результате возникло правовое государство. Любое действие властей обязано учитывать приоритет закона и законодательное ограничение, а что однозначно не запрещено, дозволено и простому подданному. Приоритет закона при этом означает, что законы стоят превыше замыслов властей, законодательное ограничение – что на всякое действие власти требуется законодательное полномочие; если последнее отсутствует, мероприятие власти противоправно.
У правового государства, правда, есть проблема, на которую Бастиа указывал еще в 1850 году [66] : тот, кто обладает законодательной властью, может выстроить для себя любое право. Всякая группа, находящаяся у власти, может произвольно сама устанавливать себе законы, покуда она формально соблюдает предусмотренные процедуры. Но и конституционная разбойничья шайка остается разбойничьей шайкой. Чтобы решить эту проблему, в конце концов попытались ограничить подобный произвол посредством неизменяемых статей конституции и создания независимых верховных судов.
66
Bastiat 1850.
С умеренным успехом. Если закон или конституция мешают действиям правительства, их либо соответствующим образом меняют, либо толкуют. В таких случаях именно суды зачастую играют неприглядную роль, поскольку присваивают себе регулирующую компетенцию законодателя в тех областях, где вообще-то должны лишь контролировать соблюдение правил; отсюда постоянные политические схватки за посты в верховных судах. Ведь и правосудие, разумеется, отмечено субъективными позициями, и всякая статья конституции трактуется всяким судьей в зависимости от его собственных политических убеждений [67] . Поэтому даже конституции фактически можно почти произвольно менять или толковать. Принятая в 1949 году Конституция Федеративной Республики Германии с момента вступления в силу подвергалась изменениям ровно 62 раза. Конституция США, которую изменить сложнее, за 200 лет претерпела всего лишь 18 изменений. Зато у судей всегда была наготове «соответствующая времени» трактовка, подчас и против дословного текста. Философ Энтони де Ясаи формулирует так:
67
Об этом убедительно пишет Хаснас (Hasnas 1995): “There is no such thing as a government of law and not people.” («Не бывает господства права, а не людей».)
Конституция похожа на пояс целомудрия, ключ от которого хранит сама дама: если она не годится, найдется способ обойти ее или изменить [68] .
В конце концов такая практика приведет к тому, что однажды политика вообще перестанет заботиться даже о формальном соблюдении законов – правовое государство эродирует. Возьмем Германию: вопреки действующему законодательству ЕС правительство Меркель, например, форсировало так называемое спасение Греции [69] , вопреки существующим публично-правовым договорам приняло решение о выходе из атомной программы [70] , вопреки конституции и законодательству ЕС открыло границы для нелегальных мигрантов из безопасных третьих государств [71] . В государстве это продолжается и сверху вниз: высшие чиновники в Германии сетуют, что касательно планов правительства уже простая ссылка на противоположное правовое положение воспринимается
68
Jasay 1997, 3.
69
Нарушение клаузулы No-Bailout ст. 127 Договора о формах и методах работы Европейского союза (AEU-Vertrag).
70
www.welt.de/politik/deutschland/article160016872/Konzernen-steht-Entschaedigung-fuer-Atomausstieg-zu.html
71
Согласно ст. 16а, абз. 2 Конституции, тот, кто въезжает в страну из безопасного третьего государства, не имеет претензии на убежище. Все страны, соседствующие с Германией, безоговорочно считаются безопасными третьими государствами. Всякий въезд без титула на жительство противоправен. Согласно § 14 Закона о пребывании, въезд иностранца на территорию ФРГ наказуем, если он не имеет требуемого паспорта, заменяющего оный документа или титула на жительство (карается лишением свободы на срок до одного года или денежным штрафом). Однако в § 18, абз. 4 Закона о пребывании содержится исключение из положения, по которому въезжающие из соседних стран претенденты на убежище могут быть выдворены на границе: «От запрета на въезд или выдворения надлежит отказаться в случае въезда из безопасного третьего государства, коль скоро… федеральное министерство внутренних дел… сделала такое распоряжение по причинам гуманитарного характера или с целью соблюдения политических интересов Федеративной Республики Германии». Насколько нам известно, при открытии границ в сентябре 2015 года такого распоряжения министерства внутренних дел не существовало, хотя его было бы сравнительно легко сделать (Alexander 2017, 58f.), и Европейский суд недавно истолковал отход правительства ФРГ от Дублинского протокола как допустимое исключение согласно ст. 17 Дублин III. Итог: правительство более не интересует даже соблюдение формальностей. Лучшей иллюстрации для упадка правового государства не найти. Аналогичным образом верховный земельный суд в Кобленце констатировал в приговоре от 14.02.2017 (шифр 13UF 32/17): «Означенное лицо, конечно, совершило уголовно наказуемое деяние, въехав без разрешения на территорию Федеративной Республики. Однако в Федеративной Республике порядок, относящийся к правовому государству, в этой сфере уже примерно полтора года отменен, и нелегальный въезд на территорию ФРГ в настоящее время де-факто уже не подвергается уголовному преследованию». Бывший судья Конституционного суда ФРГ, проф. д-р д-р Удо ди Фабио (Prof. Dr. Dr. Udo di Fabio), в своем экспертном заключении по поручению Свободного государства Баварии пишет по поводу открытия границ 8 января 2016 года: «Действующее европейское право согласно Шенгену, Дублину и Евродак почти систематически более не соблюдается, соответствующие правовые предписания демонстрируют значительный дефицит исполнения». Ни пресса, ни общественность, ни ведомства, ни суды в Германии не усматривали в этом проблемы и не настаивали на соблюдении действующего права.
72
Из личных бесед автора.
Но никакое правовое государство таким манером существовать не может. Пока законы в силе, их надлежит соблюдать. Если они более не считаются подходящими, законодательный орган должен предусмотренным путем принять новые законы, которые будут применяться с момента издания, не имея обратной силы. Растущее незнание таких элементарных взаимосвязей ведет к тому, что правовое государство мало-помалу превращается в государство произвола, где существующее право применяется лишь избирательно и может быть нарушено без всяких санкций, если политическое руководство полагает это желательным. Однако это и есть произвол, как во времена абсолютизма. Коль скоро закон уже не единственное мерило действий администрации, на передний план выходят иные критерии.
Один берлинский друг, который держит в городе несколько ресторанов, рассказывает, что ему пришлось потратить немало времени и денег, чтобы получить разрешение расширить площадь ресторана. Наконец получив разрешение, он обратил внимание делопроизводительницы на следующее: буквально через дорогу араб-ресторатор летом постоянно значительно расширял площадь своего заведения – явно противозаконно – за счет уличного пространства. Разве на это не нужно разрешения? Делопроизводительница закрыла дверь и сообщила: «Нам этот случай известен, но когда мы посылаем туда сотрудников, нам грозят побоями».
К сожалению, данный случай не единичный [73] . И означает это только одно: правовое государство ныне всего лишь пустая оболочка, которая при угрозе насилия сразу же прогибается, уступает. Право применяется только к тем, кто со всем согласен, в остальном действует право сильного. Стимулы, созданные таким образом, губительны: во-первых, правонарушители все больше уверяются, что угрозой насилия добьются своего. Фактически возникший вакуум власти все больше заполняют криминальные кланы и организованная преступность. Во-вторых, законопослушное пока что население постепенно тоже придет к выводу, что быстрее достигнет своих целей, применяя сходные методы. Правовое государство, а с ним и монополия власти подходят к концу.
73
www.welt.de/politik/deutschland/article154174175/Berlins-Unterwelt-ist-verloren-an-die-arabischen-Clans.html?wtmc=google.editorspick?wtmc%Dgoogle.editorspick&-google_editors_picks=true; www.bz-berlin.de/tatort/menschen-vor-gericht/erpressung-auf-dem-strassenstrich-prozess-geplatzt; www.focus.de/politik/deutschland/wedding-gewalt-und-ueberfaelle-dhl-express-setzt-zustellung-in-berliner-gewaltkiez-aus_id_6244009.html; www.achgut.com/artikel/schlaegerei_an_der_berliner_polizeischule_und_andere_kleinigkeiten