Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
У помоста оставили Прохора с Ильёй да Митяя. Да они уже и сами, как пчелы, схватились за топоры и принялись работать, рубя деревья под корень, как я велел. Удары топоров эхом разносились по округе, сливаясь с птичьим гомоном и шелестом листвы. Кора летела щепками, а стволы с тяжелым гулом падали на землю, вздымая прошлогоднюю листву.
Илья же стал досками заниматься из брёвен, которые вчера нарубили.
— Барин, — окликнул меня Прохор, утирая пот с лица рукавом льняной рубахи, — мы с Митяем ещё камней натаскаем и продолжим устанавливать
Я кивнул.
— Добро, — ответил я, оглядывая фронт работ. — А сколько ещё брёвен нужно?
— Да с десяток ещё срубим, — вмешался Илья, не отрываясь от своего занятия. — К вечеру управимся.
В общем, указывать мне ничего не пришлось, сами все знали, что делать.
— Орлы! — бросил я с искренним восхищением.
Они смущённо улыбнулись, явно довольные похвалой. Всё, что им было нужно — немного доверия и уважения.
— В общем, фронт работы ясен, — подытожил я, — а мы с Петькой двинули в деревню соседнюю за лошадью.
Шли где-то часа полтора по небольшой тропинке. В лесу пахло хвоей, свежей смолой и влажным мхом — запахи, которые я почти забыл в своём бетонно-стеклянном мире XXI века. Здесь, в этой глуши, всё было настоящим — от каждой иголочки на ветке сосны до муравья, деловито ползущего по стволу с какой-то добычей вдвое больше него самого.
Солнце тем временем подымалось все выше, и уже стало хорошенько так припекать, благо что шли по лесу, где спасал тенёк. Сквозь кроны деревьев пробивались яркие солнечные лучи, создавая на тропинке причудливый узор из света и тени.
Дошли до деревни, та была действительно справной, с избами, покрытыми свежей соломой. Заборы были все ровные, ни одного покосившегося не увидел. Деревня выглядела гораздо богаче Уваровки. Люди здесь явно жили лучше.
— Эвона как живут, — протянул Петька, озираясь по сторонам с нескрываемым восхищением. — Прям как господа какие!
— Не господа, а просто хозяева крепкие, — поправил я его. — И мы так заживём, вот увидишь. А то и лучше.
Тут смотрим — со двора мужик выгоняет корову. Он, увидев нас, прищурился, оценивающе разглядывая незнакомцев. А я заметил, что из соседнего двора женщина какая-то тоже корову выводит.
— Утро доброе, — сказал я мужику, — позови-ка мне старосту.
— А че ж не позвать-то, коли спрашивают, — хмыкнул он, искоса зыркнув и махнув рукой, мол, идёмте.
Мужик шёл впереди, изредка оборачиваясь и бросая на меня любопытные взгляды. Одет он был просто — рубаха из домотканого полотна, подпоясанная веревкой, штаны, заправленные в стоптанные лапти, а на голове — видавшая виды шапка из овчины, хоть день и обещал быть жарким.
— Далеко ли идти? — спросил я.
— Да вот, считай, пришли уже, — ответил мужик, махнув рукой в сторону ближайшей избы, — староста наш тут живёт, Иван Филиппыч.
Он открыл калитку и гаркнул во двор:
— Иван! Тут к тебе важный кто-то пришёл, да спрашивает тебя!
Двор был ухоженный, видно, что хозяин — человек
На крыльцо вышел мужик подтянутый, видно, что работяга, руки вон мозолистые, которые кричали, что топор да соха с рук не выпускается. Он окинул нас взглядом. Глаза у него были светлые, а в русой бороде уже проглядывала седина, хотя на вид ему было не больше сорока.
— Чем обязан? — спросил он. Видно было, что его оторвали от какой-то работы.
Я, скрестив руки, представился:
— Егор Андреевич Воронцов.
Иван слегка запоздало поклонился, пробормотав:
— Простите, барин, не узнал…
— Да будет тебе, — махнул я. — На мне ж не написано. Да не жмись ты, не от батюшки я, а по делу.
Староста выпрямился, но во взгляде всё равно читалась настороженность. Ещё бы — не каждый день бояре захаживают в деревню просто так, обычно с них только подати требуют да работу. А тут вдруг сам явился, да ещё и с утра пораньше.
— Лошадь с телегой хотел бы взять на пару дней, — продолжил я. — Нашу-то вон в город отправили, а мне брёвна возить надо.
Иван слегка замялся, почесал бороду:
— Дак, конечно же, барин, берите… Только это… не загоняйте, пожалуйста, Ярку.
— Да не боись, — улыбнулся я. — Брёвна повозим, гонять не будем, отдыхать давать будем. Всё путём будет. Не переживай.
Староста заметно расслабился, даже плечи распрямились, словно камень с них свалился. Видно было, что лошадь для него — ценность немалая, и отдать её чужому человеку, пусть даже и боярину — решение непростое.
— Тогда, ваше сиятельство, телегу покрепче надо, — кивнул он.
И тут вдруг спохватился:
— Егор Андреевич, может, позавтракаете?
— Не, Иван, спасибо, дел невпроворот, — отказался я.
— Ну, пойдёмте тогда.
А сам повернулся к мужику, что привёл нас, и крикнул:
— Фрола позови!
Тот же умчался, словно заяц подстреленный.
Мы обогнули избу, с другой стороны — там было подворье. Как на картинке два воза стояли — один поменьше, а второй точно, видать, для перевозки чего-то крупного и тяжёлого. Колеса на нём были такие, что выдержат не один десяток брёвен, Пётр аж хэкнул.
— Ох, барин, добрый воз.
И тут ввалился на подворье Фрол — детина метра два ростом, а в плечах как три меня. Шёл он вразвалку, уверенно и мощно. Руки узловатые и сильные, такими можно и подкову согнуть, и бревно в одиночку поднять.
Иван же махнул:
— Яру запряги, в воз вот этот вот, — он ткнул пальцем в больший из двух.– Барину дашь.
— Сделаю, буркнул Фрол, уходя за сбруей. Голос у него был под стать внешности — глубокий, рокочущий, будто из-под земли доносился.