Воровские гонки
Шрифт:
Рывком он отпустил ладони и сразу понял, что стонет "Дай! Дай! Дай!" гаишная мигалка на "форде". Обернувшись и отодвинув ветку, он четко, будто днем, увидел облитый огнем фар свой изувеченный "мерседес", увидел людей в бледно-синей милицейской форме, увидел зевак, вылезающих из останавливающихся на набережной легковушек, и вдруг перестал ощущать себя рыбой, пойманной в сети. Он вспомнил, то он - Рыков, что у него есть крупная фирма, что он не последний человек на земле, и это чувство собственной значимости подняло
Рыков зло, но зло к самому себе, отряхнул брюки, пиджак и уже хотел повторно проломить кусты грудью, но то прежнее, что превратило его во время безумной гонки в глаза, неожиданно окаменило его.
– Твою мать!
– только сейчас заметил он.
На "мерсе" красовались номера чужой машины. Сам того не желая, он угнал ее от ресторана. Ноги уже не хотели идти к разбитому лимузину. Он не ощущал их.
Пиликание "сотовика" в кармане пиджака шибануло его в пот.
– А!.. Кто?!. Чего?!
– прохрипел он в трубку.
– Это я, Барташевский, - мягко ответила она.
– Ты это... чего?
– Я тут вечером был занят. Не успел доложить. А тут вспомнил. Я кресло тебе заказал. Завтра привезут. Максимальная ширина. Шире уже не бывает. Шире - только диваны...
– Ну ты это... А если я сплю?.. Чего ты звонишь?
– Ты - спишь?
Раньше двух-трех ночи Рыков редко заявлялся домой. В вопросе Барташевского сквозили и удивление, и любопытство.
– Ну не сплю я!.. Так что, надо про всякую ерунду звонить!
– Я хотел узнать, как банкиры...
От упоминания о них Рыков проскрипел зубами. Мигалок вокруг вросшего в дерево "мерса" становилось все больше, и от их воплей "Дай! Дай! Дай!" можно было задохнуться.
– Твари они, а не банкиры, - прохрипел Рыков.
– Дай! Дай! Дай!
– Что?
– не понял Барташевский.
– "Бабки" требуют!
– А что в этой... в милиции?
В безразличии тона, с каким задавался вопрос, четко ощущалось:
Барташевский звонил вовсе не из-за банкиров и не из-за кресла.
– Облом. Полный облом, - вспомнил мрачного милицейского
подполковника Рыков.
– Ты же сам говорил, они поймали парня с твоими кредитками. Точнее, с подделанными под твои...
– Ничего не подделанные! У него нашли одну мою. Помнишь, я тебе говорил месяцев восемь назад, что потерял кредитку...
– Так это она?
– Да. Он успел тогда чуть-чуть с нее погреться. Тыщи на три. Я потом счет аннулировал.
– А других у него не нашли?
– Нет, - раздраженно прохрипел в трубку Рыков.
Шепот у него не получался. По горлу скребли невидимым наждаком, а та штука в организме, которая отвечает за слюну, отказывалась работать. И от этой неожиданной забастовки он
– Значит, надежда исчезла?
– расстроился Барташевский.
– Мент этот... такая сука! Он мне говорит: ищите воров в своем окружении. Возможно, что вором может быть и жена... Тварь! У моей Лялечки куча недостатков, но красть она не будет. Тем более у меня. Да я за нее...
– Это он зря, конечно...
– Там все - сволочи. Им плевать на меня!
– А ты рассказал им об исчезнувших деньгах... Ну, твоих и моих?
– Нет, - еле выжал Рыков.
Он только в эту минуту вспомнил о швейцаре. Только один человек на
земле - этот краснолицый манекен с екатерининскими бакенбардами
– видел, как Рыков заводил чужой "мерс". А может, он
преувеличивает? Может, и не видел швейцар его буйного отъезда? В
плохое верится сильнее, чем в хорошее. Накативший из ниоткуда страх неожиданно увлажнил рот. Словно бы лопнула внутри та штука, что бастовала.
– Мне лететь надо, - промямлил он в трубку.
– По делам... У меня дела...
Он зашарил по карманам. Где-то в брюках прятались несколько стодолларовых купюр. Рыков презирал портмоне, считая их бабской безделушкой, и всегда рассовывал деньги по карманам.
Мятые серо-зеленые стольники он нащупал у пояса, в тайничке. Только они могли сейчас спасти его. Швейцар, как и положено представителю его профессии, легко покупался. Но гаишники могли опередить Рыкова и купить чуть раньше.
– Платоныч, - оборвал его лихорадочные мысли Барташевский, - деваться некуда. Я должен ехать в командировку в Красноярск. Следы - там...
– Что?
– не услышал Рыков.
– В Красноярск, говорю, лететь надо...
– Да лети ты куда хочешь!
– А насчет метров чего?
– Каких метров?
– Ну, будем одни и те же метры по второму разу продавать? Наш разговор помнишь?
– А-а, черт с ними! Продавай! Впаривай дуракам эти метры!
Нажатием клавиши Рыков омертвил "сотовик" и, прихрамывая, бросился между домами во двор. Прощально повернулся и с неприятным чувством у сердца увидел, как коротенький гаишник нагнулся к номеру "мерса" и аккуратно записал его в блокнот.
Глава восемнадцатая
ГАИ, ГАИ, МОЯ ЗВЕЗДА...
А ровно через восемь часов одиннадцать минут в расположенном на полторы тысячи километров южнее от Москвы курортном городе Приморске другой гаишник, повыше и посимпатичнее того, столичного, тоже нагнулся к номеру "мерса", но только не покореженного, а очень даже целенького, хотя и десятилетней германской выдержки, и с видом беспощадного судьи оценил этот номер:
– Покрасить бы не мешало. Цифры совершенно не видны.
– Это грязь, а не ржавчина, - высунувшись из окошка, разъяснил румяненький, кругленький водитель.
– Я помою - и все...