Воровские гонки
Шрифт:
– Сколько я за нее должна?
– встав, спросила она.
Ее лицо было под цвет костюма и шляпы. Лица как будто и не существовало вовсе.
– Ни цента!
– с небрежностью победителя бросил Дегтярь.
– Мне нужны связи Кирилла. И больше ничего!
– Пленка... Она это... не копия?
– Стопроцентный оригинал.
В зеркале, висящем у двери, он с удовольствием разглядел свое уверенное лицо. Ни один мускул не выдал, что он солгал. У генерала в сейфе лежал оригинал - лазерный диск. Любитель всего нового, плейбой и мошенник Кирилл записывал свое свидание с Лялечкой на вечный
Лялечка не знала, что первая копия с лазерного диска смотрится почти как оригинал. У нее не было глаз видеооператора. Она проглотила ответ Дегтяря.
– Я отвалил за него бывшим сослуживцам немалые деньги, - усилил он момент.
– Очень даже немалые. Но и мне нужно немало. Для начала - имена друзей Кирилла.
– Для начала?
– встрепенулась она.
– Да. Для начала.
Подойдя к ней, он начал медленно расстегивать пуговицы на ее пиджаке.
– Ты что!
– отступила она.
– Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, - облизнув губы, произнес он и снова сократил дистанцию, став вплотную к ней.
– Рыков - зверь. Если он увидит эти сценки...
– Ты... ты...
– Он может и убить. Или выгнать. И ты потеряешь все, что имела...
– Не потеряю. У нас - свадебный контракт. Он отдаст мне, если потребует развода, половину всего имущества...
– Не отдаст, - снова нащупал он пуговицы.
– Рыков - жадный. Он выгонит тебя голой. На улицу. А потом, пожалуйста, судись хоть сто лет подряд. Это на Западе все делается по закону, а у нас - в порядке исключения. Суд сделает исключение для него. Потому что он даст больше денег, чем ты...
– Ты... ты...
– Если хочешь знать, я полюбил тебя с первого взгляда. Полюбил, когда увидел тебя в гневе. В гневе ты прекрасна.
– Я... ты...
– Фильм убедил меня в правоте любви. Я увидел твое тело... Нет, я не увидел... Я выпил его. Как бокал вина. Я захмелел...
– Я... я...
– Ты еще никогда не видела настоящей любви. Рыков - животное. Кирилл слабак. Его надолго не хватило. Познай меня и ты познаешь счастье...
Она даже не заметила, что осталась в одной шляпке и туфлях. Казалось, что ее раздел ветер, а не мужские руки. Влажные смоляные глаза Дегтяря, его мягкая борода с проседью, похожей на лебединый пух, его горячее дыхание растворили в себе Лялечку, сделали ее невесомой. В ее жизни было уже не меньше десятка мужчин, но то, что большинство из них в любви действительно превращались в диких зверей, она знала точно. Никто из них не становился ветром. Теплым, уносящим тебя над землей ветром.
И только уже на диване, уже в слиянии с ветром, она вдруг услышала звериный рык. Она в испуге разжала глаза и близко-близко увидела оскаленный рот Дегтяря. На его крупной нижней губе висела пена, и сам он выглядел пит-булем, готовым вот-вот сомкнуть желтые зубы на ее шее.
– Имена-а, - совершенно не к месту прохрипел он.
– Имена-а...
Его ногти впились в плечи, и она, испугавшись этих ногтей, которые могли оставить следы, по-старушечьи запричитала:
– Мне бо-ольно, отпу-усти... ми-иленький,
– Имена-а, - хрипя, просил он.
– Ве... Верочка...
– Кто это?
– Продавщица в этом же магазине.
– В ка-аком?
– Где его поймали.
– Еще-о-о...
– Боб.
– Кто-о это-о?..
– На... напарник его...
– А-адрес...
– Это на Ле... Ленинском проспекте... Я не помню...
– Вспо-омни, - вонзил он ногти еще глубже.
– А-а!
– она боялась пошевелиться.
– Я покажу так... Из окна машины его окна пока-ажу. Пу-усти...
– Сейчас... Сейчас мы поедем и ты пока-а-ажешь, - рухнул он на нее.
Ларисе показалось, что ее засасывает в болото, в зеленое вонючее болото. А рядом нет ни веточки, чтобы ухватиться за них и вытащить себя из-под тины.
Глава пятнадцатая
ШТОРЫ НА ЮГЕ ВЫЦВЕТАЮТ БЫСТРО
Жора Прокудин отменил правила арифметики. Семь он поделил на три и получил... семь.
Утром в тесной, пропахшей куриным пометом, чесноком и пылью комнатке в задней части необъятного одноэтажного дома, принадлежащего маленькому лысому армянину, Жора растормошил своих напарников и голосом Наполеона, объявляющего диспозицию войскам перед битвой, произнес:
– Сегодня, возможно, решается судьба человечества! Мы должны прожить этот день достойно, чтобы не было мучительно больно за...
– Я уже это слышал где-то, - подал голос Топор.
– Неужели ты учился в школе?
– удивился Жора Прокудин.
– А то!
– Ладно!
– рывком сел на хрустнувшей кровати Жора.
– Расписание на сутки такое: Жанетка в ближайшем магазинчике, не углубляясь в город, приобретает новый прикид, потом идет в парикмахерскую и меняет имидж...
– Чего?
– с еще большим хрустом повернулась она на бок на соседней кровати.
– Прическу сменишь - вот чего! А Топор... Топор...
Именно в этот момент семь при делении на три, а точнее уже на два, дали... семь.
– Топор идет со мной, - решил Жора Прокудин.
Полдня, ровно до двенадцати, у них хватило на шесть улиц. Первые четыре из них лишний раз подтвердили провидческий дар Прокудина. Прибойная и Просторная оказались пыльными сельскими улицами с покосившимися заборами, злыми собаками и грязными курами во дворах. Приветная состояла всего из трех складов с заборами из бетонных плит, и Жора так и не понял, какой идиот назвал ее Приветной. Ей скорее подошло бы имя Проездной, но на Проездной - улице гаражей и двух закрытых на лето техникумов - сквозного проезда как раз и не было. Она упиралась в тупик из типичной южной подпорной стенки.
На Привокзальной, начинавшейся, что уже выглядело странным для Приморска, от железнодорожного вокзала, под семнадцатым номером стояло мрачное белое сооружение с выцветшей вывеской "Кафе". Только очень голодный человек мог зайти сюда пообедать. Ни Жоре Прокудину, ни Топору этого не захотелось, хотя у обеих с утра медленно переваривались в полупустых желудках по одной скользкой местной сосиске, по куску хлеба и стакану странного пойла, названного в меню "кофе с молоком". Ко вкусу данного напитка лучше подошло бы "помои с известью подслащенные".