Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
— Не зазнавайся, молодой. — твердый голос Тича еще сильнее стал отражаться от стен этой комнаты, сотрясая еще сонное сознание молодого человека. — В таких простых делах ты мне не нужен. Ты давай здесь разбирайся со всем, смотри, что можно подтянуть, а что и вовсе заменить, запиши и отдай мне — я все достану. А также стоило бы обойти все важные места в Тортуге: лагерь на берегу, таверну Джейкоба, бордель…
— Бордель? — прервал Джонсон своего товарища. — Вы решили все же и его возвести? — юноша, наконец-то, встал с кровати и начал надевать свою рубаху.
— А что в этом такого? Не все же время мне развлекаться с девками в Гаване? — все не отрываясь от своих записей продолжал легендарный пират. — Устрани
— Ты не боишься вспышки сифилиса[2]? — недоверчивый взгляд упал на суровую старающуюся фигуру за столом.
— Если всегда бояться смерти, то может лучше и не жить вовсе? — вопросом на вопрос ответил Тич и, получив в ответ лишь молчание, продолжил мысль. — Не беспокойся. Бордель стоит на окраине города, да и куртизанки, как и положено, носят отличительные знаки. Тебе бы самому сходить, расслабиться. А то только надоедаешь.
— В преддверии таких важных событий я не могу расслабляться.
— Как знаешь. Может в будущем у нас появиться и своя Таисия Фиваидская[3].
— Тич, я искреннее удивлен твоими знаниями.
— Внешность обманчива. — Тич поднялся со своего кресла, взял свою рукопись и направился быстрым шагом к выходу. — Ладно, давай… Скоро зайду.
— Как всегда. — улыбнулся юноша лучам солнца, что выглядывали из небольшой щели в дверях.
Юноша поднялся на ноги, заправил кое-как кровать, поправляя лишь старое одеяло, и подошел к столу, на котором небрежно были разбросаны немного пожелтевшие листки, перо и чернильница. На столе до сих пор стоял Рей и поглядывал на помятое лицо своего хозяина. Чуть последил пернатый за силуэтом, развернулся, расправил крылья и вылетел в раскрытые двери, умудрившись протиснуться в щель. Джонсон же рухнул в кресло, разминая свои костяшки, взялся за бумагу и перо.
— Пришло время значит. — устремился горечи полный взгляд на листок бумаги. — Элизабет, пора и тебе узнать, что со мной все хорошо. Хоть бы только не в последний раз… — юноша положил лист перед собой, макнул слегка перо в чернила и только-только хотел начать, занеся перо над пергаментом, как остановился. — Это и есть любовь. — прошептал бывший капитан, наблюдая за легким тремором своей кисти. — Страшно даже начать…
«Моей дорогой Элизабет Грин, любви моих очей и мыслей…
Прошло столько времени… Я ощущаю себя тем нашкодившим ребенком, что боится взглянуть в глаза матери… У меня сейчас октябрь 1715-ого года. Мы в разлуке уже два с половиной года. И боюсь, я не вижу конца своего путешествия. Я не прошу тебя сохранять мне верность, я не прошу вас, Уильям Грин, что наверняка читает это, простить меня… То, во что я сейчас ввязался целиком моя вина. «Война за испанское наследство» лишь тень того, с чем столкнутся эти земли в ближайшее время… Но, если у Бога есть на меня планы, я обязательно вернусь живым в Лондон, к вам в Лондон.
С прошлого письма минуло больше года. Многое изменилось внутри меня, но тот трепет души, то желания лицезреть тебя никуда не делось. Я оставил попытки найти «Сокровищницу». Но сейчас начинается новая веха в истории Вест-Индии. Не знаю, когда дойдут до вас те вести о нашем положении. Но прошу позволить мне сейчас вам немного рассказать. На данный момент, 1715-ый год, существует четыре содружества пиратов: «Черный череп» со мной во главе, «Золотая мантикора», «Бордовые паруса» и «Бриллиантовые шпаги». Между нами была поделена территория карибского залива, но лидера «Бриллиантовых шпаг» это не устроило. Началась война за территории. Обозленный Дэвид Палмер направил острие своей шпаги на остальных. Я до сих пор удивляюсь его командирским навыкам, как он может вести войну на три фронта, нигде не проседая? Я признаю навыки и величие этого
Из выше сказанного можно сделать вывод, что я закончил конфликтовать с испанскими и английскими судами. Все идет своим чередом: понемногу я набираю денег, коплю, договариваюсь с людьми о взаимовыгодном сотрудничестве. Даже за голову взялся, читаю книги, полезные книги, Уильям. Я становлюсь тем, кого ранее презирал. Для меня стало открытием, что люди образованные — это в первую очередь те, кто способен справиться со своими мимолетными желаниями.
Мне трудно даются точные науки, да и усидчивостью я не отличаюсь, но я стараюсь понять математику: начал разбираться в геометрии, в алгебре. Нашел для себя интересным читать работы лекарей и физиков. Стараюсь открыть для себя мир образов и подтекстов, что все время от меня ускользал.
Но что-то во мне никогда не измениться, моя жадность. Люди указывают пальцами даже за самое малое проявление этого порока. Так почему бы мне не возвести ее в абсолют? Сколько бы не жил, через что бы не прошел, но отказаться от своих амбиций и желаний я не в силах. Даже в твою сторону. Если я увижу тебя с другим, и ты дашь мне понять, что между нами все кончено… Мне кажется, я до конца своих лет не забуду той теплоты, той доброты, что ты одаривала меня. Те воспоминания нашей близости — этой мой ориентир. Я, будто псина, что хочет вновь заполучить лакомство за трюк…
Два с лишним года… Ты, конечно, похорошела, расцвела. Я даже представить не могу, не в силах помыслить о том, что ты стала еще красивее. Твои, слово изумруд, глаза заставляли меня просыпаться по утрам раньше тебя и с придыханием наблюдать за первым за день раскрытием твоих глаза… Вспоминая сейчас эту картину, мои руки охватил тремор, дыхание стало прерывистым, а на лбу почему-то возникли капельки пота.
Поведай мне, мое солнце, как ты сейчас? Что чувствуешь, какие мысли посещают голову по ночам? И остались ли еще те чувства, те самые, что связывают твою прекрасную душу с моей? Я хочу верить, что это так… Что для меня твое сердце еще открыто.
За столь множество событий, что со мной произошло, в голове возник навязчивый вопрос: «А нужно ли нам оставаться в Лондоне?» В этом море есть все, все, что только можно себе вообразить. Не упоминал ранее, но в моих владениях теперь есть прекрасный остров, на котором возвышается белоснежный, словно первый снег в пригороде Лондона, особняк величественный. Нам и нашим детям там мест за глаза хватит. На нем сейчас проживает уже достаточно людей, скоро думаю и великий порт возведу. Не подумай, я не хочу тебя бесследно увести. Уильям, если вы изъявите желание, то и вас с собой увезем. Если поверите мне. Не подумайте, не настаиваю. Я приму любой ваш ответ, но я обещаю, что и в Лондоне, и на острове мы будем счастливы. Я клянусь.
Люблю тебя больше жизни своей. Множество раз я слышал эту фразу в разных ситуация и от разных людей, не понимая ее истинного смысла. Но сейчас… Я терзаю свою душу и тело ради нас с тобой. И есль в конце моего пути, мне нужно будет пожертвовать своей жизнью, своей душой, своим счастьем ради тебя… Я, не задумываясь, это сделаю.
Твой Эдвард Джонсон. Мужчина, что поставит на колени весь мир ради тебя…
Уильям, эта часть письма специально для вас. Сейчас, мне кажется, я стал вас понимать. Да, я не самый лучший жених для вашей дочери. Я лишь тот, кто не представляет своей жизни без нее. В случае моего успеха, в случае моего возвращения в Лондон прошу вас пересмотреть мою кандидатуру вновь. Даже если я буду и без огромного состояния, прошу оцените меня духовно. Отец, прошу вас, помогите мне вернуться в прежнее русло в Лондоне. Здесь вечная гонка за первенство, и я боюсь, что в Лондоне мне будет тяжело по началу. Я буду умнее и приму вашу помощь в любом ее виде.