Восхождение
Шрифт:
И, встречая здесь своих товарищей по бригаде, по управлению, Масленников, таким образом, не отрывался от рабочей жизни своих друзей, весомее ощущал биение пульса работы на самом переднем крае строительства. И, как уже заметил давно, всякий раз и неизменно он улучшал здесь свое настроение.
Первое знакомство
Я пришел к Владимиру Копелеву на площадку в квартале 79, у дома 24, и увидел, что «нуль» уже готов, то есть возведен фундамент,
Владимир Копелев находился в группе людей, бродивших вокруг крана. Я сразу заметил, что он зол и нервничает.
— Начинаете?
— Черта с два! Надо принять башенный кран. А этот пузатый не дает разрешения.
— Кто такой?
— Техник из треста механизации.
Копелев сплюнул в пыль.
Я посмотрел на мужчину в белой рубашке с закатанными рукавами и с портфелем в руке, который почти бегал по кромке верхних граней фундамента, о чем-то спорил с рабочими и выглядел суматошным и взвинченным. Он мне не показался пузатым, тут уж сквозило явное преувеличение бригадира.
— Это ваши ругаются с техником? — спросил я.
— Да, трое. Те, что в касках, все мои.
Меня удивило, что сам Копелев не ругался с приемщиком и стоял в стороне.
На нем были грубые башмаки, из плотной материи джинсы, удобные на стройке хотя бы потому, что подходили под цвет той пыли, которую клубами вздымали в воздух часто вкатывающиеся на площадку машины-панелевозы. Под брюки в жаркие дни Копелев заправлял темную рубашку с открытым воротом, на темноволосой голове плотно сидела белая каска со свободно болтающимися ремешками.
В такой рабочей одежде, спортивно подтянутый, худощавый, он двигался по строительной площадке с некоторым даже изяществом и, казалось бы, без особой спешки. В солнечные дни Копелев надевал темные, защитные очки, которые делали его лицо еще более строгим.
Тогда, летом 1970 года, Копелеву было тридцать пять — это возраст зрелости. Старше сорока — сорока пяти уже редко можно встретить бригадира-монтажника, который легко бы справлялся с основательными физическими нагрузками, а главное — с постоянно напряженным темпом работы.
Владимир Копелев, на мой взгляд, выглядел немного моложе своих лет, — возможно, потому что от постоянного пребывания на свежем воздухе лицо его всегда пышет свежестью, а кожа приобрела здоровый и приятный загар, как, впрочем, и у всех монтажников.
Я сразу обратил внимание на две черты характера Копелева, внешне совершенно очевидные и впечатляющие. Он динамичен и одновременно сдержан. И первое впечатление относится к тому, как он ведет себя на строительной площадке, ни минуты не сидя без дела, отдавая распоряжения или же сам частенько берясь за лом, лопату, все время пребывая в привычном состоянии деловой озабоченности. Второе же связывалось с малоречивостью, отсутствием всякой позы, может быть, некоей эмоциональной приглушенностью занятого человека, у которого к тому же все переживания замыкаются внутри души, мало чем проявляя себя во внешних выражениях.
Когда мы впервые разговорились в переносной будке, которая вместе с монтажниками поднималась
Таким образом, его динамизм можно было бы, пожалуй, образно определить как постоянное пребывание под неким напряжением, словно бы под током деловой увлеченности и, не боюсь сказать, немного сердитой, озабоченной страсти к работе.
Правда, в этот день его озабоченность и сердитость реплик не слишком были оправданы, ибо «пузатый» техник минут через двадцать все же дал разрешение на пуск башенного крана. К тому времени на площадку приехали машины-панелевозы с наружными и внутренними стенами, с перегородками и потолочными плитами, с лестничными маршами и шахтами для лифтов, с готовыми, свежевыкрашенными и опломбированными санитарными кабинами, — одним словом, всеми деталями типового крупноблочного дома.
Перед тем как начать работу, дать команду на установку и монтаж первой панели на первом этаже здания, Владимир Копелев, стоящий около башенного крана, как командир перед началом боя, внимательно оглядел свою площадку.
Мне показалось, что Копелев критически осмотрел и другие здания, расположенные рядом, в том числе тот девятиэтажный дом, монтаж которого он только что закончил.
На мой вопрос, нравятся ли ему эти здания с архитектурной, с эстетической стороны, Копелев поначалу ответил кратко и неопределенно:
— Ничего!
Потом добавил:
— Все познается в сравнении. Наш девятиэтажный рядом с домами «К-7», системы Лагутенко, хорош даже. Но!
Я ждал этого «но». Критический настрой мыслей как бы угадывался в интонации, с какой начал говорить Копелев. Да, видно, и не мог этот остро видящий человек обойтись без критики. Однако он все же удивил меня, сказав:
— Нас с этим домом в Москву не пускают.
— Как?!
— Да вот так! Из центра уже давно поперли сюда. На окраины.
— Разве здесь не Москва? — спросил я удивленно.
— Москва, конечно. Вся земля до Окружной дороги Москва. Но понимаете ли, — вздохнул он, — боюсь, что скоро нас с этим домом выгонят и за Окружную. Потому что жизнь быстро идет вперед, растут требования к новым зданиям.
Владимир Ефимович все осматривался вокруг, и критическое начало, видно по инерции, все больше овладевало его мыслями.
— А как контур всего района? — спросил я.
— Мог быть и богаче. Не очень-то мы дорожим землей, каждым ее метром. Да, не очень-то! Я, конечно, не говорю, что все плохо. Нет, разумеется. Говорю, что могло быть лучше. Вот мы по одной схеме трубим уже много лет. Этот домик можем собирать уже с закрытыми глазами. Мы все, монтажники, на этом деле стали уже, почитай, как профессора.
— Надоедает?
— А сколько же можно?! Это одно, а с другой стороны, — говорил он уже сердито, — хочется, чтобы нам на поток дали что-то новое, пусть даже более сложное, трудное, но новое, красивое. Всякой живой душе хочется и красоты и...