Восхождение
Шрифт:
Звонарев и Черепанов уложили щит перед тягачом, создавая своеобразную дорожку от твердого грунта до края топи. Затем тягач медленно въехал на этот настил, получив дополнительную опору. Теперь он мог использовать всю мощность двигателя, не боясь самому увязнуть.
Снова заработала лебедка, и на этот раз танк начал медленное, но верное движение. Сантиметр за сантиметром он выбирался из топкой ловушки, оставляя за собой глубокую борозду в жидкой грязи.
Когда танк наконец выбрался на твердую почву, военные не скрывали своего восхищения.
— Впечатляюще, — признал Берестов. —
Звонарев, перепачканный грязью, но сияющий от гордости, подошел к нам:
— Товарищи! Испытания тяжелого гусеничного тягача завершены! Машина продемонстрировала способность буксировать танк по ровной местности, вытягивать его из оврага и эвакуировать из болота с помощью лебедки и вспомогательного оборудования.
Берестов энергично кивнул:
— Вижу, товарищ Звонарев. Результаты впечатляют. Подготовьте подробный отчет с техническими характеристиками и расчетами. Я доложу в наркомат о необходимости постановки машины на вооружение.
Когда военные отправились осматривать технику вблизи, я отвел Звонарева в сторону:
— Отличная работа, Мирослав Аркадьевич. Особенно с удлинителями, они решили исход испытаний.
Звонарев смущенно улыбнулся, вытирая грязное лицо не менее грязным рукавом:
— Идея возникла вчера ночью, Леонид Иванович. Вы же подсказали нам направление. Мы с Черепановым экспериментировали до рассвета. Простое решение, но эффективное.
— Именно такие решения и нужны на войне, — серьезно заметил я. — Простые, надежные, выполнимые в полевых условиях. Запомните это, Мирослав Аркадьевич. Самая гениальная конструкция бесполезна, если ее нельзя починить в грязной траншее подручными средствами.
Звонарев задумчиво кивнул, глядя на испачканный, но успешно справившийся с задачей тягач.
— Что дальше, Леонид Иванович? — спросил он. — Запускаем серийное производство?
— Не торопитесь, — я положил руку ему на плечо. — Сначала внесите необходимые улучшения на основе сегодняшних испытаний. Усильте лебедку, доработайте конструкцию удлинителей, улучшите герметизацию двигателя от попадания грязи. У вас две недели на доработку, затем контрольные испытания с военной приемкой, регистрация бумаг, получение всех согласований и только после этого, серийное производство.
Звонарев кивнул, принимая установку. В его глазах горел энтузиазм молодого изобретателя, чье детище успешно прошло главное испытание.
Дождь постепенно стихал. Над полигоном поднимался густой туман, окутывая причудливыми клочьями стальные силуэты военной техники. Где-то вдалеке прогремел первый весенний гром.
Глава 16
Союзнефть
Новенький АНТ-9 мягко покачивался на воздушных потоках. Сквозь овальные иллюминаторы просматривались лоскутное одеяло колхозных полей и темно-зеленые массивы лесов, раскинувшиеся под крылом самолета. Мы с профессором Величковским расположились в передней части пассажирского салона на жестких, обтянутых кожей креслах.
Третьим пассажиром оказался представитель Управления ВВС РККА Конюхов. Худощавый мужчина с обветренным лицом
— Удивительно, товарищ Краснов, что вы предпочли самолет поезду, — Величковский поправил неизменное золотое пенсне на черной ленте. — Большинство гражданских лиц все еще опасаются воздушных путешествий.
— Время главный ресурс, Николай Александрович, — я посмотрел на массивные часы «Павел Буре», украшавшие мое запястье. — Три часа полета вместо суток на поезде. К тому же, я всегда верил в будущее авиации.
Конюхов, до этого молча изучавший нас, оживился:
— Вы интересуетесь авиацией, товарищ Краснов?
— Не просто интересуюсь, — я улыбнулся. — Считаю, что авиация изменит мир сильнее, чем железные дороги в прошлом веке. В ближайшее десятилетие мы увидим прорыв в грузоперевозках и пассажирском сообщении.
— Смелое заявление, — Конюхов скептически прищурился. — Наши АНТ-9 берут на борт всего девять пассажиров. О каких масштабных перевозках может идти речь?
Я прекрасно понимал его скептицизм. Нынешние самолеты действительно казались игрушечными по сравнению с авиалайнерами моего времени. Но я знал будущее, и оно рисовало совсем иные перспективы.
— Представьте самолеты, способные перевозить тридцать, пятьдесят, а в перспективе и сто пассажиров, — начал я, наблюдая, как глаза Конюхова округляются от удивления. — Цельнометаллические машины с герметичными салонами, позволяющими летать на высоте семи-восьми километров над зонами турбулентности.
— Технически это невозможно… — пробормотал Конюхов, но в его голосе уже чувствовалось сомнение.
— Почему же? — возразил я. — Нужно только перейти от бипланной схемы к монопланной с убирающимся шасси для снижения лобового сопротивления. Двигатели разместить в гондолах под крылом, что упростит обслуживание и повысит аэродинамику.
Конюхов вытащил из планшета блокнот и начал торопливо записывать. Лицо его выражало смесь недоверия и профессионального интереса.
— А источник энергии? — спросил он. — Двигатели внутреннего сгорания имеют предел мощности.
— Турбовинтовые и реактивные двигатели, — ответил я. — Первые появятся уже через несколько лет, вторые потребуют больше времени, но именно за ними будущее дальней авиации.
Самолет вошел в зону турбулентности, и Величковский нервно вцепился в подлокотники кресла. Но разговор увлек его настолько, что он быстро забыл о дискомфорте.
— А какие скорости вы считаете реальными для таких машин? — спросил профессор.
— Для ближайшего десятилетия — пятьсот-шестьсот километров в час, — ответил я. — А в перспективе мы преодолеем звуковой барьер.
— Звуковой барьер? — переспросил Конюхов, отрываясь от записей. — Вы имеете в виду скорость звука? Это около тысячи двухсот километров в час! Но при таких скоростях возникают критические проблемы с управляемостью из-за образования ударных волн.
— Именно, — кивнул я. — Потребуется полностью пересмотреть геометрию крыла. Стреловидное крыло с тонким профилем и особой формой фюзеляжа позволит преодолеть эту проблему.