Воспоминания мёртвого пилота
Шрифт:
Роковая ошибка в технике пилотирования.
Ещё более драматичная катастрофа произошла в центре боевой подготовки лётного состава, расположенного на юге Украины. У точно такого же самолёта на взлёте днём в простых метеорологических условиях оторвалось крыло. Лётчики, увидев нарастающий правый крен, до самой земли пытались устранить его отклонением штурвала влево. А штурмана, сидевшие в своей кабине за их спинами, сразу оценив обстановку, предприняли попытку катапультироваться. Молодой штурман-оператор среагировал на аварийную ситуацию быстрее и выпрыгнул на одну секунду раньше, чем штурман-навигатор. Это спасло ему жизнь. В момент катапультирования стремительно
Двух пилотов и штурмана хоронили как героев. Эскадрилья истребителей из полка противовоздушной обороны пролетела над похоронной процессией. В тот момент, когда самолёты были над головами несущих гробы сослуживцев, три из восьми "Мигов" резко взмыли вверх и растворились в голубизне неба, символизируя этим то, что хотя лётчиков и хоронят на земле, души их навсегда улетают в небо.
Единственный чудом оставшийся в живых член экипажа настоял на том, чтобы его вновь допустили к полётам. И когда через месяц после катастрофы он шёл по бетону рулёжной дорожки к месту стоянки своего нового самолёта, все лётчики и техники, оставив свои дела, поворачивались к нему лицом и аплодировали.
Закончив свой рассказ, он вспомнил, зачем пришёл ко мне в этот субботний вечер. Но не успел Олег вернуться к теме моей трагедии, как открылась дверь, и вошли очаровательные хозяйки этого гостиничного номера в сопровождении Вадима Васильева.
Я улыбнулся Сергееву и сказал:
– Тебе пора, спасибо за интересную беседу. И передай "оперу", что я не виноват в гибели своего экипажа.
– Какому "оперу"?
– сделал удивлённый вид Сергеев.
– Ты сам знаешь какому, - ответил я и добавил для ясности.
– Тому, который тебя сюда прислал.
Непрошеный гость ушёл, а ничего непонимающие девушки стояли в дверях, с изумлением глядя на меня. Первой пришла в себя Марина. Закрыв за собой дверь комнаты, она села за стол напротив меня, и с видом человека, у которого есть право допрашивать других, в упор спросила:
– Валера, что тут происходит? О чьей гибели шла речь?
Пришлось коротко рассказать о моём беспримерном плавании на плоту среди льдин, с двумя замёрзшими товарищами. В заключение рассказа я спросил, обращаясь к обеим путешественницам:
– Ещё вопросы есть?
– Есть, - ответила тихим голосом Таня.
– Кто такой "кум"?
– "Кумом" в Вооружённых силах называют сотрудника контрразведки, - ответил за меня штурман.
– А причём здесь контрразведка?
– удивилась Таня.
– А притом, что когда им делать нечего, они стараются найти себе занятие. Надо же как-то оправдывать свои не в меру раздутые штаты. Вот и лезут во всё подряд. Шпионами на флоте и не пахнет, а заниматься чем-то надо. Следствие по моему делу, закончилось полгода назад. Я и должность новую успел получить, а они всё ищут возможность поймать меня на лжи и шлют таких вот "Олегов" с коньяком. Будто коньяк в состоянии изменить прошлое, или я под влиянием
Побледневшие москвички сидели за столом и с жалостью смотрели на меня. Штурман, знавший давно всю эту историю, сказал:
– А не выпить ли нам по чуть-чуть за нашего боевого командира?
Я разлил в четыре стакана оставшийся после ухода Сергеева коньяк и предложил другой тост:
– Предлагаю выпить за тех, кто, улетев, никогда уже не вернётся.
Девчонки как по команде заревели в голос. Измученные длинной дорогой и неудобством автобуса, привезшего их из Москвы, проведя вторую бессонную ночь в наших с Вадимом объятиях, а утром, отправившись на целый день бродить по выставочным залам, они не были морально готовы услышать что-либо подобное. Утешать расчувствовавшихся женщин нам пришлось в постелях.
Глава 14
Удивительно устроена человеческая память. Я не чувствую ни рук, ни ног, а в голову настойчиво лезут самые неподходящие в этот момент воспоминания. Вместо отца с матерью, которых хотелось бы увидеть перед смертью, в памяти всплывает Калининград.
Диаметрально противоположная от моего места службы географическая точка России. Март. Ещё прохладно, снег уже растаял, но грязи, как в большинстве российских городов, на улицах нет. Как ни старались государственные и партийные руководители выветрить отсюда германский дух и стереть память об истинных хозяевах этой земли, это им не удалось. Построенный немцами Кенигсберг резко отличался от других областных центров страны своей архитектурой, чистотой и культурой жителей.
Обо всём этом я думал, когда мы всемером праздно болтались по городу в поисках достойных, в нашем понимании, приключений. Нельзя же всерьёз воспринимать как стоящее времяпрепровождение посещение музея янтаря или осмотр памятника Шиллеру. Девушки нас не замечали в упор. Ни наши лётные куртки с надписью на рукавах: "Военно-воздушные силы", ни предложения провести совместный ужин, плавно переходящий в завтрак, не произвели на калининградок никакого впечатления.
– Не клюёт сегодня, - с горечью вздохнул штурман.
– Ты им свою удочку не показал, вот и не клюёт, - сказал пошлость радист.
– В Иваново лети. В городе ткачих будешь нарасхват, - предложил правый лётчик.
– Пошли в гостиницу. Этот город не наш, - сказал я.
– Хоть с жильём повезло, даже горячая вода в номере есть. Кстати, в отеле на первом этаже расположен пивной бар, кто хочет, может его посетить, но спать всем вернуться в гостиничные номера.
– Обязательно в свои?
– с мечтательной улыбкой спросил Серёжа.
– У кого как получится, но в пределах гостиницы.
– Валера, а ты в бар пойдёшь?
– спросил Вадим. Только ему одному разрешалось называть меня по имени.
– Нет, займусь стиркой, к пиву я почти равнодушен. Водки бы выпить с девочками, как тогда в Пушкине, так ведь сам видишь, не с кем.
– Я останусь с тобой, пусть молодёжь порезвится без следящего зоркого ока старшего поколения.
Решение постирать было принято как нельзя вовремя. После четвёртого дня командировки, воротники наших кремовых рубашек имели цвет кофе, причём без молока, а носки можно было ставить в прихожей гостиничного номера вместе с ботинками.