Восвояси
Шрифт:
В этот момент, отовсюду видимый, запрокинув голову далеко на спину и издавая клювом частые клацающие звуки, аист самец на верхушке кумбеза на все приречье воспевал весну и новую жизнь.
Вода в мелкой степной речушке еще не успела прогреться. В ее быстром течении у Дамежан слегка онемели ноги и мерзли пальцы рук.
– Зря я не послушалась мужа, – рассуждала она взглянув на свои опухшие от холодной воды и покрасневшие на теплом весеннем воздухе ладони. – Действительно, сдалась мне эта весенняя генеральная
Громко охая женщина выпрямилась, прижимая продрогшие пальцы обеих рук к выпуклому круглому животу.
Приемный сын Нохчо стал своего рода счастливым талисманом, личным аистом для их семьи. Долгие бездетные годы остались позади. Дамежан впервые забеременела.
Она подарит Мырзашу семерых детей: трех сыновей и четырех дочерей. Вместе с приемным Нохчо восемь голосистых ангелов, кажется навсегда, заполнили и осчастливили своим щебетом их однокомнатную мазанку на краю аула Восток.
Совсем не детская история
В небольшом ауле Восток не было своей школы. Управление совхоза могло себе позволить содержать здесь лишь малочисленные ясли и детский сад. На все про все одна нянечка да повариха. Детей школьного возраста возили за двадцать километров в интернат при Аккемирской средней школе. Там школьники из трех самых отдаленных отделений совхоза “Пролетарский” жили и учились с воскресенья до пятницы…
Сырые дрова и мелкий пыльный уголь явно не собирались разгораться. Густой и едкий черный дым из всех щелей мазанной печки больше шел в помещение, чем в дымоход.
– Тяги совсем нет, – сетовала пожилая уборщица, пытаясь растопить печь. – А я ведь еще прошлой весной предупреждала руководство. Так нет же, поленились, не почистили трубу. Тут все, к черту, сажей забито.
В сердцах выругавшись матом, маленького роста женщина настежь распахнула двери. Макушка ее головы едва превышала уровень замочной скважины. В сильно потертом коричневом шерстяном, низко, под мышками повязанном платке, длинном черном платье и в валенках с галошами – она чем-то напоминала монашку.
На дворе было темным-темно и шел снег.
– Баб Марфа, закрой, – считай что хором с визгом потребовали два десятка детских голосов. – Ты нас в конец заморозишь.
– А вам что больше нравится: замерзнуть или угореть? – невозмутимо произнесла уборчища, но все же закрыла деревянную дверь.
В большой комнате девичьей спальни пришкольного интерната было очень холодно. Можно было видеть, как пар изо рта идет.
– И что теперь? – спросила пятиклассница Айша, вытирая слезящиеся от дыма глаза. Ее кровать стояла крайняя у входа. – Я то еще потерплю, а вот моя сестренка Ботакоз точно задубеет. На ней же одна кожа.
– И чему вас только на уроках учат, – проворчала баба Марфа. – Ложитесь по двое в кровать. Согреете друг друга. Я вот вас
– А я буду в пальто спать, – выкрикнула одна из старшеклассниц, чья кровать стояла возле окна.
– И то верно, – похвалила ее уборщица и выключила свет. Покидая помещение баба Марфа всем пожелала: – Спокойной ночи, неугомонные сороки. Сладких снов.
Под двумя одеялами, согревая друг к друга, девочки быстро уснули…
Ботакоз не поняла, отчего она вдруг проснулась. То ли от злобного лая собаки, то ли от ужасного скрипа двери, то ли от ворвавшегося в спальню холодного порыва ветра.
В комнате снова зажегся свет. На пороге стояли два мужчины. Один из них все еще держался рукой за выключатель. Ботакоз их узнала. Днем мужчины в школьном дворе распиливали шпалы на дрова. Тогда не прекращаясь шел дождь вперемешку со снегом. Не только дрова, но и работяги промокли насквозь. Девочке было их очень жаль. Она даже порывалась отдать им свой платок. Но, к счастью, пришла беременная почтальонша Валька и принесла им солдатские плащ-палатки.
На крыльцо школы вышла баба Марфа на ходу прикуривая папиросу.
– Тот, что постарше и покрупней – новый в Аккемире. По кличке Третьяк, – своим хриплым голосом пояснила пожилая уборщица собравшимся под навесом детям. – Год назад на заработки сюда приехал. Уже успел одну из наших обрюхатить.
– А второй? – спросила Ботакоз. Она не поняла, да ей и сразу не понравилось русское слово “обрюхатить”.
– Из нашенских. На днях из армии вернулся. Салага еще но требует, чтобы его по фамилии называли. Понимаете ли – Король. Да хрен он в пальто, а не король.
Несмотря на то, что мужчины появились в спальне среди ночи, никто из девочек интерната, кажется, даже не испугался.
– Им наверное тоже холодно и спать негде, – шепнула Ботакоз сестре на ухо.
– Наверное баб Марфа их прислала, печку починить, – также тихо ответила Айша.
Мужчины молча и долго осматривались. Ботакоз показалось, что они кого-то выискивали.
– Слушайте сюда, сучки, – громко нарушил молчание тот, что постарше, снимая с себя овечий тулуп. – Будете орать, перережем всех как баранов.
Только сейчас Ботакоз заметила в руке у Третьяка огромный нож. Девочка от страха инстинктивно еще ближе прижалась к сестре.
– Так что помалкивайте. Мы возьмем, что нам надо и уйдем.
– И вам будет приятно, – ухмыльнулся тот, что помоложе, надежно привязывая огромную собаку к ручке дверей.
– Она же злющая, искусает каждого, кто попытается войти в спальню, – испуганно подумала Ботакоз.
Привязав псину, Король выключил свет.
– Твои слева, мои справа, – распорядился в темноте Третьяк и как тяжелый мешок с картошкой завалился на крайнюю кровать, где лежали две сестры. От него сильно несло водкой.