Война сердец
Шрифт:
Данте промолчал. Гаспар же был шокирован таким хамством.
— Я ещё не закончил, сеньор, — сказал он. — Я пришёл не угрожать. Я предлагаю вам сделку: вы отдаёте мне мальчишку и подписываете бумагу об отказе от опекунства, а я и моя семья закрываем глаза на некоторые нелицеприятные факты. Например на то, как вы запирали ребёнка в подвале. Или на то, что он был весь в синяках, когда я с ним познакомился.
— Не смейте мне угрожать! — взбеленился Сильвио. — Вы его не знаете! Энто не ребёнок, энто исчадие! С ним иначе никак!
— А я ведь могу многое рассказать, — стоял на своём Гаспар. — Схожу, к примеру,
Сильвио покрылся жёлтыми пятнами.
— Голова щас лопнет. Тама в буфете долж'oн быть виски, давай сюды, — приказал он Руфине.
Руфина беспрекословно подчинилась. Пошла к буфету и принесла бутылку. Сильвио приложился к горлышку, заглатывая сразу половину. Гаспар, взглянув на Данте, заметил, с каким отвращением мальчишка смотрит на приёмного дядю.
— Ну так что? Я забираю мальчика?
— Забирай! Забирай и иди к чёрту на рога вместе с ним! — выкрикнул Сильвио. — Я буду счастлив избавиться от энтого урода, давно пора! Но потом не говори, будто б я тя не предупреждал. Вот он уничтожит всю твою семейку да подожжёт твою лачугу, я тоды погляжу на тя! Забирай! И катись вон отсюдова! Вон! Выметайтесь из моего дома! Оба!
Сильвио развернулся и ушёл, унеся с собой недопитую бутылку виски. Руфина молча смотрела поочерёдно то на Гаспара, то на Данте.
— Так вы и вправду забираете его от нас?
— Да.
Данте не мог поверить, что Сильвио так легко сдался. Вот так запросто отдал его Гаспару! Невероятно!
— Значит, я могу идти вещи собирать? — промямлил он.
— Конечно, иди собирайся. Поедем домой. Каролина и Клементе с ума сходят. Ты так внезапно пропал, а потом прилетела Янгус с запиской, да ещё вчера с утра прибежал Одуванчик. Сам. Мне показалось это дурным знаком, и я решил ехать за тобой.
Данте не заставил себя долго упрашивать. Он побежал к себе, буквально прыгая от радости. Руфина закрыла лицо руками.
— Как же так? Значит, я больше не увижу моего мальчика?
— Ну конечно увидите, — подбадривал Гаспар. — Он будет приезжать, когда захочет.
Данте метался по комнате, как попало увязывая свои немногочисленные вещи в узелок. Янгус недовольно булькала.
— Янгус, ну что ты ворчишь? Мы же едем к Гаспару! Он меня забирает из этого ада! Понимаешь? Навсегда! Я больше сюда не вернусь! Перстень исполнил моё желание!
Данте вдруг остановился. Несколько книжек, которые он держал в руках, упали на пол, больно шарахнув его по ноге.
— Ой, а как же Эстелла? Я же не подумал о ней... Как же я теперь увижу Эстеллу? За эти дни столько всего случилось, а попугай от неё так и не прилетел. Что же делать? Мне ведь надо её увидеть. Хотя бы попрощаться...
Янгус помахала крыльями. Точно! Он напишет записку и прямо сейчас отправит Янгус к Эстелле. Данте взмахнул рукой, вызывая из воздуха перо и бумажку, и нацарапал:
«Эстелла, надо увидеться. Это срочно. Я буду тебя ждать через час на мосту. Данте».
Спустя минуту, Янгус с запиской в клюве уже взмыла над городом.
Данте вышел в гостиную.
— Ну? Готов? — поинтересовался Гаспар.
— Эмм... Дядя Гаспар, а можно... в общем, давайте поедем чуть попозже.
—
— Я... я хочу попрощаться с одним человеком, — лицо Данте вспыхнуло, и он опустил ресницы.
Гаспар улыбнулся.
— Понятно. Ну хорошо. Кстати, я так и не понял, почему Одуванчик прискакал домой один?
— Я его отпустил на волю, когда хотел забрать Ветра. Но... Ветра убили... Он... он... убил... — к горлу Данте вновь подкатил ком. — Я потом расскажу.
— Ну ничего. Иди прощайся с друзьями, а я поболтаю пока с Руфиной.
Последняя утирала слёзы фартуком.
— Руфина, не плачь. Я буду тебя навещать — пообещал Данте.
— Я знаю. Я так рада, что мой мальчик обретёт дом и семью.
Старушка, прижав мальчишку к себе, поцеловала его в затылок.
Час спустя, Данте, нервно похрустывая пальцами, стоял на мосту. Но Эстелла не приходила. Ни через пятнадцать минут, ни через час, ни через два.
Но потом над ухом Данте раздался шорох крыльев. Взмыленная Янгус села мальчишке на плечо. В клюве она держала пергамент. Данте стремительно выхватил его. Бумага пахла розами. Красивые, круглые буковки Эстеллы в нескольких местах расплылись, образуя кляксы. Кажется, девчонка плакала, пока писала ответ:
«Данте, прости, но я не смогу прийти. Сегодня я уезжаю. Меня отправляют в Буэнос-Айрес, в закрытую школу для девочек. Очень надолго. Мы больше не увидимся. Мне понравилось дружить с тобой. Я была счастлива, когда мы гуляли и катались на лошади. Ты самый лучший мой друг. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Прощай. Эстелла».
Данте ухватился за перила, силясь не упасть. Она уезжает. В столицу. Надолго. А может и навсегда. Он её больше не увидит.
Янгус издала возмущённый свист, когда Данте, спихнув её с плеча, кинулся вверх по мосту. Но птица не обиделась и полетела следом за мальчиком. Данте бежал и бежал всю дорогу до дома алькальда, не останавливаясь, не обращая внимания на прохожих, что с изумлением пялились на странного мальчишку, мчащегося во весь опор, и на необычную чёрно-алую птицу, летящую за ним. Добежал. И застыл в нескольких метрах от особняка, утопающего в розовых и фиолетовых цветах жакаранды.
Ворота были распахнуты настежь. Напротив них стоял экипаж. Кучер загружал в него многочисленные сумки, кошёлки, чемоданы, шляпные коробки и прочую кладь. Вскоре из дома вышли: сеньора в ажурном платье, представительный сеньор с усиками, полная дама с собачкой на руках, элегантный блондин и две служанки.
Сердце Данте трепыхалось, как крылья бабочки, летящей в огонь. Он увидел Эстеллу в дорожном платье и шляпке, завязанной под подбородком голубой лентой. Насколько разглядел, девочка была бледна и заплакана. Попрощалась она только с дамой с собачкой и молоденькой служанкой, а остальным просто кивнула. Подобрав подол, зашла в экипаж. Кучер сел на козлы и тронул вожжи. Взрослые удалились в дом. Не осознавая, что он делает, Данте бросился за экипажем, но поздно — тот уже исчез за углом. Данте готов был кричать. И злился сам на себя. Что он наделал? Оплакивал Ветра, скандалил с Сильвио и радовался чужой беде. Искал дурацкий перстень, а с Эстеллой — самым дорогим ему человеком — даже не попрощался. Щемящая тоска скребла сердце когтями, будто хищная рысь. Слёзы лились градом. Данте прижал руки к груди и медленно побрёл прочь.