Война сердец
Шрифт:
— Давай, ори громче, а то ещё не все знают кто ты есть. Мне плевать, нравишься ты кому-то или нет. Я не собираюсь ходить с ветвистыми рогами, поищи другого дурака! — Данте смерил девушку зверским взглядом. Ну в конце концов, это невыносимо! Пристала как банный лист!
— Если ты меня бросишь, я пойду и утоплюсь, — Табита упёрла руки в бока. — Да делай ты что хочешь! Иди и топись! А лучше иди сразу в район Красных фонарей, там тебе самое место! — Данте привстал с седла и, держась на стременах, грубо толкнул девицу рукой. Табита упала на землю. Данте пришпорил Алмаза и ускакал прочь, оставляя за собой тучи пыли. После встречи с назойливой Табитой настроение Данте было испорчено окончательно. Он спешился возле чистенького уютного домика, что за пять лет не изменился ни на йоту. Любовно погладив Алмаза, счистил с его боков комья грязи, расчесал гриву и поставил его под навес. Насыпал овса, налил воды и вошёл в дом. Внутри было тихо и аппетитно пахло жареным мясом. Сняв сапоги, Данте прокрался в гостиную. Древние часы с кукушкой пробили полночь. Надо бы перекусить и идти спать. Но Данте не мог сосредоточиться — Эстелла стояла перед глазами. Полчаса спустя юноша уже лежал у себя в комнате — небольшой, но уютной, с синими стенами и узкой кроватью. Насест для Янгус располагался тут же. Данте поселил птицу рядом с собой, не желая с ней расставаться. Каролина протестовала, предлагая отправить Янгус жить с курами, но Данте упёрся, грозясь в случае отселения Янгус в курятник, отселиться туда вместе с ней. Каролина уступила, и теперь Янгус, как полноправная хозяйка комнаты, горделиво восседала на насесте, поводя чёрно-алым хвостом. Сейчас птица дремала, щёлкая клювом и распушив все свои перья так, что превратилась в большой мохнатый шарик. А Данте всё думал и думал, глядя в темноту. Так чего же испугалась Эстелла? Юноша находился в смятении, в груди горел пожар. Воспоминания о мягкой ручке, которую он целовал, о запахе фиалок, которым благоухало платье Эстеллы, о её робкой, неумелой ласке, сводили Данте с ума. Эстелла другая, особенная, не такая, как Табита. Она не будет висеть у него на шее и предлагать себя. Наверное, она сочла его поведение дерзким. Табита подняла бы Эстеллу на смех, если бы узнала, что та испугалась Данте так, словно он насильник. Вспомнив о Табите, Данте поморщился, перевернулся на живот и уткнулся носом в подушку. Нет, пока он не знал сущности этой девицы, она не вызывала в нём раздражения, но Данте никогда не видел её невестой или женой. Табите уже
А первой была Томаса — роскошная женщина из «Фламинго» — заведения, расположенного в районе Красных фонарей, куда пару раз они наведывались с Клементе. Томаса — крутобёдрая и пышногрудая мадам чуть за тридцать — любила юных мальчиков и пирожные с кремом. Она учила Данте курить сигары и целоваться по-французски и заплетала ему волосы в косичку. После пары-тройки раз, эта вульгарная бабенция Данте до смерти надоела.
Потом была Виолета — худышка-горничная с рядом расположенной эстансии «Санта Эсперанса», через день бегавшая к нему на свидания. Но дело ограничилось поцелуями. Однажды за этим увлекательным занятием их застукала хозяйка эстансии, и Виолета на свидания больше не приходила. Данте позабыл о ней через неделю. Каким образом он познакомился с Табитой, Данте не помнил. Напился до чёртиков и утром проснулся в кровати с девицей, объявившей, что её зовут Табиана или просто Табита. Это пошло на пользу. С тех пор горячительные напитки Данте употреблял с осторожностью. Да, он и не заметил как пролетело время. Пару лет назад он ещё гонялся за бабочками, ловил лягушек и рыбок в реке, и тут — бац — детство закончилось. За последние года полтора Данте, превращаясь из подростка в красивого юношу, нагулялся так, что ощущал лишь скуку. Пожалуй, все эти Томасы и Табиты — потаскушки, служанки, крестьянки, пайсаны — отбили ему вкус, а может, и привили его. И теперь Данте желал контраста. Изящную, хрупкую, нежную девушку. Искреннюю и способную любить по-настоящему. С запахом фиалок и лаванды, а не дешёвого поддельного одеколона. Такую, как Эстелла. А может, он её и искал? Но не нашёл. Потому что не там искал. Или потому что её нельзя никем заменить. Ни одна из тех женщин не достойна и кончика её туфельки. Данте блаженно закрыл глаза, вспоминая сегодняшнее приключение: разбойников, встречу с Эстеллой, прогулку, невинные ласки... Необъяснимо. Или нет, всё предельно ясно. Данте резко сел на кровати. И как он не понял, почему его одолевает робость при виде Эстеллы, а по телу пробегает дрожь от её взгляда, от прикосновений, от её голоса. И так хочется плакать и смеяться одновременно, а сердце трепыхается, будто крылья горящего в огне мотылька. Это же просто, как вода в ручье! Он влюблён. В последующие пару дней Данте не находил себе места, порываясь покинуть «Лас Бестиас», чтобы увидеть Эстеллу, но ему постоянно что-то мешало. Сначала нужно было отогнать в Гуатраче [4] табун лошадей. Данте уехал ни свет, ни заря и вернулся ночью. Наутро забот прибавил Клементе: теперь он не общался даже с родителями. У самого Данте лихорадочное состояние тоже не уходило. Он был взвинчен до предела, но характер его, в силу сурового детства, оказался гибче, чем у брата. Когда Данте хотел, он мог приспособиться к любым обстоятельствам. Клементе же такой способностью не обладал. Первая половина завтрака прошла в молчании. Гаспар набивал рот салатом из листьев маниока [5]. Клементе смотрел в потолок. Данте скармливал Янгус крупный плод черимойи [6], счищая с него кожуру. Когда Каролина подала матэ, Гаспар не выдержал. — Клем, а что происходит? — поинтересовался он у сына. Клементе очнулся, исподлобья взглянув на Гаспара. — О чём это вы, папа? — Что происходит с тобой? Ты странный. О чём-то думаешь, молчишь. — Ничего не происходит, — пробурчал Клементе. — А мне кажется, ему просто скучно, — ввернула Каролина. — Чтобы стало весело, нужно найти невесту. — А мне кажется, вам надо пойти к чёрту, мама! — Клементе встал, с грохотом уронив деревянную лавку, и вышел за дверь. Родители с недоумением посмотрели ему вслед. Затем обратились к Данте, невозмутимо чесавшему грудку Янгус. Та, блаженно закатывая глаза, булькала что-то на своём, птичьем. — Данте, ты знаешь, что происходит с Клементе? — спросил Гаспар. Данте приподнял тонкую бровь. — С чего мне знать? Я спрашивал, он меня послал куда подальше. Теперь не лезу.
— Ну он же твой брат, — укоризненно сказал Гаспар. — Ты ведёшь себя, как эгоист. Надо узнать в чём дело. Нас с Каролиной это беспокоит. Но мне он едва ли расскажет, а с тобой поделится. Вы же ровесники, раньше вы доверяли друг другу.
Данте встряхнул волосами, задев ими Янгус. Птица громко щёлкнула клювом. Юноша частенько не понимал Гаспара и Каролину. Людьми они были замечательными, но уж очень высоконравственными. Особенно Каролина — блюстительница морали, склонная всех поучать. Данте эта выхолощенная правильность зверски бесила. Да и почему он должен решать чужие проблемы? У него своих по горло, а мысли об Эстелле превратились уже в навязчивую идею. Они с Клементе не дети и есть такие вещи, которые рассказывают даже самым родным. — А ты тоже какой-то странный, — заметила Каролина. — Почему? — Не такой, как всегда. Нервный, взбудораженный. Я ошибаюсь? — Нормальный я, просто не выспался, — открутился Данте. — Слушай, а давай-ка вот что. Бери-ка ты Клементе и тащи его куда-нибудь развлекаться, — предложил Гаспар. — Вы взрослые парни-то, жениться уж пора, а вы сидите дома. А сегодня суббота. — Я не согласна! — запротестовала Каролина. — Нечего гулять по кабакам! Довольно глупостей! Это портит репутацию. Как они потом женятся? Клементе ещё куда ни шло, но Данте и так все кличут первым ветреником. Люди решат, что мы вырастили не сыновей, а двух гуляк. Пусть дома сидят. — Милая, перестань, — прервал Гаспар. — Не будь ханжой! У них сейчас возраст такой, им надо перебеситься. — Ты таким не был в их возрасте. Ты был серьёзным, поэтому я тебя и полюбила. Если бы ты был вертопрах, я бы и не посмотрела на тебя. Для меня мораль и нравственность — превыше всего. — Ничего нет безнравственного в том, что дети капельку развлекутся, — не согласился Гаспар. Каролина сделала нетерпеливый жест. — Дядя Гаспар, вы хотите, чтобы я отвёл Клема в кабак, напоил и выведал все его тайны? — хитро прищурился Данте. — Только есть одно но: на сегодня у меня планы. — Что за планы? — удивился Гаспар. — Ну... я хотел поехать в город. — В город? — Ага, у меня там дела. Гаспар и Каролина переглянулись. — А можно узнать что за дела? Краска залила щёки Данте. — Ну... просто дела. — Надеюсь, ничего криминального? — забеспокоился Гаспар. Данте отрицательно помотал головой. — Неужели дела любовные? Давно пора! — Гаспар оживился. — Ты знаешь, ведь мы с Гаспаром поженились совсем молодыми, — добавила Каролина. — Мне не было и семнадцати, — она мечтательно улыбнулась. — Я увидела его и полюбила. Мы и месяца не встречались, сразу поженились. Потом у нас родились дети, а потом... потом... Гаспар ушёл на войну. Я осталась одна с Клементе и Энрике на руках. Так переживала, что больше не увижу моего мужа! В день по нескольку раз молилась Пресвятой Деве и плакала. И Бог мне помог. Он не допустил, чтобы я осталась вдовой с двумя младенцами. Мой Гаспар вернулся живым и невредимым, — Каролина обняла мужа за плечи. Данте молчал. Эту историю он слышал раз пятьсот. Вечно одно и то же. Когда Каролина заводит речь о женитьбе, она непременно рассказывает об их любви с Гаспаром. — Я к чему это говорю, — продолжила Каролина, — в вашем возрасте уже пора подумать о семье. Негоже это, болтаться в холостяках. А то смотрите, дотяните и всех порядочных невест разберут. Останутся одни падшие женщины, вроде Табиты, и им подобные, — Каролина поджала губы, негодуя по поводу морального облика вышеупомянутой особы. — Вот, обратил бы внимание на Пию Лозано. Такая хорошая, порядочная девочка. Скромная. И церковь посещает. Она будет образцовой женой и матерью. Для тебя в самый раз. Тебе только такая и нужна. Может быть, ей удастся научить тебя быть смиренным и богобоязненным. Данте отвернулся, прижимаясь щекой к тёпленькой Янгус, которая, обожравшись фруктами, заснула на его плече. Каролина своими нравоучениями выводила Данте из себя.
Гаспар не реагировал на её чрезмерную набожность — это не мешало ему любить её, — а вот Данте мысленно посылал её ко всем чертям.
— Я, кстати, и для Клементе невесту присмотрела, — объявила Каролина. — Дочка дона Эмилиано — Ильда. Серьёзная, набожная. Никогда не была замечена ни в чём предосудительном. Даже на улицу всегда выходит с покрытой головой, как и подобает настоящей христианке. Было бы неплохо убедить Клементе обратить на неё внимание. Данте смутно припомнил эту Ильду — невзрачное создание, с полным отсутствием бровей и ресниц и с жидкими волосёнками цвета дорожной пыли. — По-моему, тётя Каролина, вы издеваетесь над нами, — отшутился он. — Чем жениться на эдаком чудище, так лучше сразу удавиться. Бедный Клем! Вы предложите ему Пию Лозано, она хотя бы симпатичная. А я, так уж и быть, останусь холостым, — Данте, хихикая, поднялся из-за стола. — Я, между прочим, серьёзно говорю, а тебе бы всё шутки шутить, — сказала женщина укоризненно. — Да я и не шучу. Не нужна мне эта Пия и даром! — А кто тебе нужен? Табита? — И Табита не нужна, пропади она пропадом! Мне нужна девушка другого типа, — сказал Данте. — На ком попало я не женюсь! — Но Пия Лозано не «кто попало»! Это лучшая невеста в посёлке. Ты, по-моему, возомнил себя каким-то аристократом, — покачала головой Каролина. — А может и так! — Данте, не в силах больше спорить, направился к двери. — Ну вот что ты пристала к мальчишке? — сказал Гаспар, когда Данте скрылся в дверном проёме. — Не хочет он жениться на этой Пии! И не надо. Зачем делать наших детей несчастными, скажи мне, пожалуйста? — Я не собираюсь делать их несчастными, — Каролина села напротив мужа. — Но милая, ты ведь хочешь, чтобы они женились без любви. — Это не так! Я хочу, чтобы они не наворотили глупостей, и поэтому предлагаю им посмотреть на этих девушек. Разглядеть их и полюбить, вот и всё. — Полюбить может только сердце. Ведь наши сердца выбрали друг друга сами, а не по чьей-то указке. Так позволь и детям самим выбрать своё счастье. — Моё сердце выбрало тебя, потому что ты был этого достоин, Гаспар. Я бы не смогла полюбить дурного человека. Сначала я тебя увидела, поняла — ты достоин моей любви, и потом полюбила. И я хочу, чтобы Клементе и Данте выбрали добропорядочных девушек. Если мы позволим им делать, что угодно, всё это закончится плачевно. Они могут ошибиться. — Но это будет их выбор. Это будет их ошибка. Что ты сделаешь? — поинтересовался Гаспар. — Я не верю, что ты будешь им мешать. — А вот и помешаю! Я столько сил вложила, чтобы воспитать наших мальчиков достойными людьми. И позволить им растратить их жизни на каких-то потасканных блудниц? Я встану у них на дороге! Пусть перешагивают через мой труп! — Ну это уж слишком! — справедливо возмутился Гаспар. — Не слишком. Мои мальчики женятся на достойных. Пия Лозано с ума сходит по Данте. Это знает весь посёлок, только он не
[1] Цекропия — род растений семейства Крапивные, распространённых во влажных тропических лесах Центральной и Южной Америки. Листьями и цветками этих деревьев питаются ленивцы.
[2] Пайсана — одно из названий женщины-гаучо. В разговорной речи их обычно называют «чина».
[3] Нанка — грубая, желтоватого оттенка или серая, дешёвая хлопчатобумажная ткань.
[4] Гуатраче — город в Аргентине.
[5] Маниок — растение семейства Молочайные, растёт в тропиках. В еду используют листья и похожий на картофелину корнеплод.
[6] Черимойя — тропический фрукт. Растёт в Перу, Эквадоре, Боливии, Аргентине, Бразилии, Чили, Венесуэле.
====== Глава 7. «Фламинго» ======
Данте вышел во двор. Клементе, сидя на бревне, смотрел вдаль. Данте присел рядом.
— Чего тебе? — буркнул Клем. — Ничего. Просто хочу сказать, что еду в город. Ну, это чтобы ты меня не искал. — В город? Зачем? — Ммм... у меня дела там, — Данте напрягся. — Ты идёшь туда? — Куда «туда»? — не понял Данте. — К этой толстухе Томасе? Данте расхохотался, запрокинув голову, и чуть не навернулся с бревна. Янгус, дремлющая на его плече, рассерженно завопила и в отместку за то, что её потревожили, постучала юношу клювом по голове. — Конечно нет! Чушь какая! — воскликнул Данте, утирая слёзы, брызнувшие из глаз. — Как тебе это пришло в голову? Чёрт возьми, я даже забыл, как выглядит та бабенция! Мне и Табиты хватает с избытком, чтоб я ещё бегал по притонам. Баста, эти времена в прошлом! Шлюхи мне надоели до самых кишок. Мне нужна приличная девушка. — Все так говорят, — Клементе почесал белокурую голову, — но когда дело доходит до кровати, приличным до неприличных, как до Европы пешком. А давай пойдём туда вместе! — Куда? В Европу? — съязвил Данте. — Нет, во «Фламинго». Ты же всё равно в город едешь. Так вот, я могу с тобой поехать. Данте на мгновение стушевался. Он не собирался гулять по притонам, а намеревался выслеживать Эстеллу. Предложение Клементе ломало ему планы. Если Клем увяжется с ним, он не увидит Эстеллу. Ни за что, ни за что на свете он не расскажет Клементе, что влюбился в аристократку, капризную барышню, которая обижается на любое слово. Клементе всегда поднимал наивных и неопытных девушек на смех, ведь его тянуло исключительно на дрянных женщин, от которых Данте до смерти устал. А Эстелла наверняка девственница— Данте в этом не сомневался. — Ну так что? Мы поедем? — нетерпеливо спросил Клементе. Данте заметил: как только Клему пришла в голову мысль посетить «Фламинго», он перестал быть мрачным. — Эм-м... А почему именно туда и почему сегодня? — Как почему? Ты же сам сказал, что едешь в город. Так почему бы и мне не поехать? Сегодня же суббота. А во «Фламинго», ну... а куда ещё сунуться? Пойдём, развлечёмся. Не в театр же идти на оперу. Фу-у-у... Данте фыркнул. Он бы предпочёл оперу любованию на вульгарных девиц из района Красных фонарей. Но их с Клементе вряд-ли пустят в театр. Только и остаётся, что ходить по злачным местечкам. — Ну что, едем? — Едем, — обречённо кивнул Данте, так и не придумав как отвертеться. Но если Клему это поможет прийти в себя, он пожертвует ещё одним днём и встречей с Эстеллой. Через час приятели, оседлав чёрного Алмаза и рыжего Тигра, отправились в путь. Когда два юных всадника прибыли на улицу Баррьо де Грана, что в районе Красных фонарей, на город опустился сумрак. Развешанные всюду лампады бросали на мостовую багряные отблески. В светящихся пурпуром окнах, точно манекены в витринах, красовались полуобнаженные проститутки. Одни стояли на подоконниках, другие сидели на них, свесив ножки, прикрытые ажурными чулками, на улицу. Мостовая была запружена лошадьми и экипажами. Ярко накрашенные и безвкусно одетые женщины слонялись по округе. Они курили трубки и сигары, заглядывая всем мужчинам в лица; они подмигивали, манили пальцами и даже свистели потенциальным клиентам вслед. На наличие подобного района в городе закрывали глаза все. Жители относились к проституции лояльно, уверенные, что такие злачные местечки, существуя для развлечения и молодых, и пожилых мужчин, сохраняют институт семьи. И не надо их трогать во избежание прелюбодеяний и растления порядочных девушек. Данте и Клементе спешились у двухэтажного здания, где на входе росли кусты лайма, а на крыше высилось сооружение — розовый фламинго, прикреплённый ногами к вывеске: «Фламинго — дом наслаждений».
Едва Данте поставил Алмаза под навес, как его дёрнули за рукав. Он обернулся. Перед ним стояла женщина с размалёванными красной краской скулами. Ноги её прикрывала укороченная кисейная [1] юбка, из-под которой выглядывали белые панталончики.
— Пойдём со мной, красавчик, — вкрадчивым голоском прошелестела она, выпячивая грудь и хватая юношу под локоть. — Нет, не пойдём! — Данте резко вырвался из цепких ручек. Он не планировал оставаться в борделе надолго. Отворив тяжёлую дверь, Данте и Клементе вошли в здание. Тут же в носы им ударил запах табака и алкоголя. Играла музыка, слышались взрывы хохота. Миновав холл, заставленный скамейками и фонтанчиками в виде обнажённых амурчиков, приятели оказались в просторной зале. Нарочито яркая, вульгарная обстановка этого заведения Данте всегда раздражала. Стены, обитые огненно-красным плюшем, украшали картины с изображением голых женщин и любовных утех. Центр паркетного пола застилал ковёр цвета сёмги [2]. По периметру залы были расставлены бархатные пуфы, канапе, диваны, кресла с позолоченными ножками и подлокотниками. Громадная люстра с сотней горящих свечей висела под потолком. Сбоку стояло фортепьяно. Крупная черноволосая женщина, играя на нём, пела песенку о том, как легкомысленная кокотка соблазнила молодого офицера. Неподалёку, на круглом пуфе возлежал старик. Его расшитый серебром жилет трещал по швам и расходился на животе, являя взорам белую сорочку. Рядом расположились две девицы в откровенных платьях и чулках. Одна, держа старика под руку, щекотала ему живот. Вторая обнимала за шею и подносила к его губам бокал с вином. Хозяйка заведения донья Нэла — жилистая дамочка в фиолетовом платье — беседовала с господином в шляпе. Мужчины, сидя за карточным столом, резались в вист, выпивали, горланили, нецензурно выражались, спорили о чём-то. Девица в корсете и цветастых панталончиках разливала виски по стаканам. Наверх вела широкая лестница. То и дело по ней спускались и поднимались ночные бабочки всех мастей и их клиенты: старые и состоятельные, молодые и дерзкие, и совсем, совсем мальчики, незрелые и неопытные. Стоял такой смрад, что у Данте, привыкшему к свежему воздуху, заслезились глаза. Настроения веселиться не было никакого, поэтому он уволок Клементе за столик у окна. Приятели заказали выпивку, жаркое и десерт, но не успели и опомниться, как их окружили проститутки, жаждущие ночи любви. На подлокотник кресла Данте вспорхнула Коко — девица с неестественно-рыжими волосами, симпатичная и, по мнению Данте, жутко тупая. Обнимая его за шею, Коко цепляла пальцами волосы юноши и целовала его в губы. Данте пил вино, безразлично озираясь. За соседнем столиком восседала курносая проститутка. Склонив голову на бок, она гляделась в зеркало. Она создавала видимость, что любуется на себя, но, направляя зеркало на Данте и Клементе, девица разглядывала их. «Ну хоть бы она уже подошла к Клементе и увела его наверх», — с досадой подумал Данте — девица всё чаще направляла зеркало на него, а не на Клема. Того вовсю обхаживала смуглая брюнетка, разодетая в голубые кружева. — Какой ты сладенький, — шептала Коко Данте в ухо. — Я люблю молоденьких, хорошеньких. Такие, как ты, тут редко появляются. В основном одни мерзкие стариканы... — расстегнув пуговицы на рубашке Данте, Коко провела ладонью по его груди. Минут через десять Данте уже знал подноготную всего борделя. Коко была настоящим справочным бюро. Она знала, кто есть кто, кто с кем дружит, а кто враждует, кто с кем находится в родстве и как зовут каждого знатного клиента, приходящего во «Фламинго». Пустяки и сплетни, которыми была забита её голова, Данте утомили и он начал зевать. На столе тем временем появились: пучеро с рисом [3], фруктовый салат, мандариновые кексы, пончики с мармеладом и ещё три бутылки вина. — Привет, мой пёсик! — раздался голос над ухом. Подгребла Томаса — полная, одетая в бархатный костюмчик с панталончиками. Держа в руке пирожное, она с аппетитом уминала его.
— Привет, сладкоежка, — равнодушно бросил Данте, подставляя губы для поцелуя. Томаса смачно его чмокнула.
Коко издала возмущённый возглас: — Томи, вообще-то это мой клиент! — Да я что против? — пожала пышными плечами Томаса. — Просто я с ним хорошо знакома. О, мой Де, он такой милашка! У него кожа, как у младенца! — Томаса жеманно закатила глаза. — Тебе повезло сегодня, Коко. Она засмеялась грубым, хрипловатым смехом и удалилась, покачивая бедрами. Клементе, меж тем, избавился от брюнетки, послав её куда подальше, и мрачно разглядывал девку с зеркальцем. Та курила сигару. — Ну и чего ты мнёшься? — не вытерпел Данте. — Возьми и подойди к ней, раз так нравится. — О чём ты? — Клементе вздрогнул. — Вон та девка с кудрями тебе нравится. Так подойди к ней. — Её зовут Лус, — вставила Коко. Клементе, ничего не ответив, упёрся взглядом в собственные ногти. — Ты себя ведёшь, как на балу в высшем обществе. Ненавижу укусы, прекрати! — Данте оттолкнул Коко, которая укусила его в шею, и продолжил: — Клем, это бордель, а они — проститутки! Они никому не отказывают. Кстати, у твоей кудрявой грудь, как спелые яблоки. — У меня не хуже. У меня — как апельсины! — выдала Коко, от обиды раздуваясь, точно жаба. Данте, запрокинув голову, захохотал так, что затрясся стол. Клем, встав, отошёл к окну. Данте недоуменно поглядел ему в спину. — Твой друг импотент? — без обиняков спросила Коко. — А я откуда знаю? Я не проверял! — О, может дать ему пастилку Ришелье [4]? У меня есть немного, — хрюкнула Коко, прикрывая рот рукой. — Фу, пошлая дура! — сморщился Данте, наливая себе ещё вина. — Пойдём наверх, сладкий, — Коко пропустила шевелюру Данте сквозь пальцы. — Чёрт возьми. — Тебе нравится, когда я так делаю, да? — Коко опять заржала, ероша Данте копну его волос. Конечно, то, что он испытал, когда это же делала Эстелла, ни с чем не сравнимо. Но перед такой лаской Данте был бессилен. В результате Коко утащила его наверх, в одну из комнат, подготовленных специально для любовных утех. Там горели свечи и пахло хвоей от дымящихся на столике благовоний. Сбросив сапоги, Данте ощутил под ногами мягкий ворс ковра. Вскоре он уже лежал на кровати. Коко, взяв перо, окунула его в креманку с жидкой карамелью и принялась водить этим пером по телу и лицу Данте, перемазав его всего. Затем перешла к поцелуям. Данте, закрыв глаза, небрежно подставлялся под ласки, и на месте Коко вдруг представил Эстеллу. Если бы это была она... Если бы это её губы скользили сейчас по его коже... — Ещё! Хочу ещё! — властно потребовал Данте, когда Коко на мгновение остановилась. Карамельные поцелуи продолжились. Данте забылся. — Эстелла... Эстелла... — позвал он тихо. — Ты хочешь, чтобы я стала Эстеллой? — спросила Коко. — Да... — Хорошо, тогда я Эстелла. Приятно познакомиться. А какая она, эта Эстелла? Она красивая? — Очень... — Неужели красивей, чем Коко? — Гораздо красивей. — Вот как? А в постели она тоже лучше, чем Коко? — Не издевайся или я встану и уйду! — разозлился Данте. — Эстеллой ты быть не можешь по одной причине — ты проститутка. А она ангел. Ясно? — Я-ясно, господи-ин, — протянула Коко голоском маленькой девочки и опять заржала. — Заткнись и делай свое дело наконец! — Данте, столкнув Коко на кровать, навис над ней и закрыл ей рот поцелуем.
Когда Данте проснулся, в окно вовсю светило солнце. Он сел на кровати, сбросив с себя кусок алого шёлка, служившего одеялом. В глазах зарябило от чего-то яркого, поросяче-розового. Данте проморгался. И пол, и стены, и потолок, и мебель — абсолютно всё в комнате было розового цвета. Ядовито-синим пятном выделялся ковёр на полу. Разбросанная одежда, бокалы из-под вина и пустые креманки не оставляли сомнений — ночь прошла бурно. Но Данте с трудом мог вспомнить что он вчера делал. Надо же было так напиться! Идиот!
На кровати рядом с Данте спала девица. Огненно-рыжие волосы. Веснушки. Боевая раскраска бывалой проститутки, слегка размазанная по лицу. Данте, морщась, отвернулся от Коко, смахнул со щёк прилипшие волосы. Запах карамели и хвойных благовоний, тлеющих на столике, не создавал радужного настроения. Голова кружилась. Смутно припомнив карамельное развлечение, Данте фыркнул. Наверное, Эстелла бы в обморок свалилась, узнав, по каким злачным местам он ходит. Во что он превратился? Ему всего семнадцать, а он уже познал все низменности любви и теперь они вызывают тошноту. Такие же сладко-приторные, как карамель, которой он пропитался вплоть до кончиков ресниц.