Война сердец

Darina Naar

Одетая в платье из цветного шёлка и с чёрной мантильей на голове Роксана прогуливалась по Ферре де Кастильо, изучая его окрестности. Две недели назад она, выйдя замуж за Бласа, поселилась в этом забытом богом месте. Ненавистный городишко, ненавистный муж, ненавистные свекровь и свёкр... Продолжать можно бесконечно. Через месяц ей исполнится восемнадцать лет, а жизнь уже закончилась.

Общественная мораль твердила: внутренней сути женщины соответствует предназначение жить для других, умение отречься от себя и раствориться в нуждах близких. Роксана не была согласна с этим и не намеревалась отрекаться от своей жизни во имя кого-то или чего-то. Роксана вообще ненавидела само понятие института семьи, ненавидела брак, ненавидела детей, а несчастная, по её мнению, судьба взрастила в ней чувство обиды на весь свет. Роксана была уверена: весь мир вращается вокруг неё, а все остальные люди, их чувства, мысли — лишь приложение к ней. Роксана, сойдя с тротуара на мостовую, и ахнуть не успела — на неё во весь опор мчался экипаж. Заметив очаровательное препятствие на дороге, кучер натянул поводья. Экипаж затрясся и остановился. — Эй, ты, грязный кучер, ты что, не видишь, куда прёшь? — выкрикнула Роксана на всю улицу. Несколько прохожих обернулись в недоумении. — Это вы, сеньора, не видели, куда идёте. Для прохожих есть тротуар!

— Ты мне указывать смеешь, где я должна ходить, нищеброд? Да я сейчас жандармов позову! Ты не знаешь, с кем связался! Мой отец — герцог!!! А свёкр — член Совета Кабильдо!!!

— Извините,

сеньора, я не хотел вас обидеть, — кучер, немолодой, горбоносый мужичок, сменил тактику, решив не связываться со скандальной дамой. — Как ты смеешь разговаривать со мной, сидя на козлах? Ты должен кланяться в землю при встрече со мной, грязный плебей! — Простите, сеньора, но, ежели вы не знаете, в нашем городе так не принято. Я кучер и выполняю свою работу. Ежели я буду кланяться каждому встречному, я тогда не смогу ездить, только и буду ходить, согнувшись пополам. — Берегись, вонючий простолюдин! Я отправлю тебя на виселицу за твою дерзость, так и знай! Тут дверца экипажа открылась. Из неё вынырнул молодой человек — элегантный, высокий, с тонкими усиками. Одет он был в форму карабинера. Роксана с высокомерием глянула на него. Он приблизился, отвесил поклон — поклон подчёркнуто вежливый. — Извините, сеньора, что мы преградили дорогу столь высокородной даме, но не гневайтесь на нас. Мы очень спешили. Это я приказал кучеру ехать быстрее. Ещё раз прошу прощения. Роксане показалось, что незнакомец за светскими манерами скрывает насмешку. — Не смейте надо мной издеваться! Как вы вообще осмелились со мной заговорить? Я — аристократка в пятом поколении! Я баронесса! — Но ведь вы первая заговорили с моим кучером, сеньора баронесса, и я решил вас поприветствовать, дабы вы больше не гневались, — молодой человек улыбнулся и на щеках его заиграли ямочки. Роксана впервые не могла оторвать взгляд от мужчины. Какой он галантный! Несмотря на форму карабинера, он на простака и вовсе не похож. С такими-то манерами... Роксана вздёрнула нос, скрывая смущение под маской холодности. — Меня, кстати, зовут Гаспар. Гаспар Ортега. Я карабинер, как вы видите, сеньора. — Сеньорита Роксана Фонтанарес де Арнау... то есть... теперь сеньора баронесса Альтанеро, — представилась Роксана. — Стало быть, вы недавно вышли замуж, раз забываете, что вы сеньора, — ухмыльнулся карабинер. — А я и думаю, такая юная девушка и вдруг сеньора... — На мне написано, что я сеньора? — взбеленилась Роксана. — О, да, у вас чёрная мантилья. — Ах, ну да... Не знала, что простые карабинеры разбираются в тонкостях женского туалета. Я думала, это свойственно лишь урождённым аристократам. Но вы, кажется, спешили? — Ох, уже нет. Я всё равно опоздал, так что спешить мне уже некуда. Позвольте пригласить вас в мой экипаж. — Зачем это? — насторожилась Роксана. — Давайте прогуляемся и поужинаем. Только вы и я. Я знаю одно забавное местечко... — Разве у таких, как вы, есть деньги на забавные местечки? — Вы меня обижаете, Роксана. Позвольте, я буду называть вас по имени. Имя у вас прелестное. — Как угодно. — Ну так что, едемте, если я, конечно, не отвлеку вас от важных дел? — Нет, не отвлечёте. Но ведь я замужем. Вы забыли? Могут пойти сплетни... А впрочем, в этом городе меня никто и не знает. — Тем более. Думаю, что раз вы гуляете одна, то либо вашему мужу глубоко наплевать на вас, либо вам наплевать на него. Вы же вышли замуж по расчету. — Вы провидец? — А-ха-ха, нет! Большинство девушек в наше время выходят замуж по настоянию родителей. А по взаимной любви — это редкость. И обычно влюблённые ходят парами. А вы гуляете одна. — Хорошо, поехали, сеньор пророк. Рубен-Гаспар распахнул дверцу, и Роксана вместе со своими многочисленными юбками загрузилась в экипаж. Она не чувствовала угрызений совести ни перед Бласом, ни перед кем бы то ни было. Ей смертельно хотелось развлекаться.

Что происходило дальше, Роксана припоминала смутно. Они гуляли по центральной площади, сидели в ресторане-кабаре под названием «Чёрный ангел», глядя вульгарное шоу с местными танцовщицами.

Девицы лёгкого поведения качались на качелях и задирали ноги, демонстрируя чулки, панталоны, подвязки и прочие предметы туалета, запрещённые к показу на людях. Шоу Роксане не понравилось, зато еда была необычайно вкусной: телятина, лобстеры, жареная птица, трюфели и клубника со сливками на десерт. Рубен-Гаспар бесконечно отвешивал комплименты, расхваливая то красоту Роксаны, то её платье, то тембр её голоса. И подливал вина. Ещё и ещё...

Как они покинули ресторан, Роксана не помнила. Помнила только, как щёлкнул замок на двери гостиничного номера. — Пойдём в постель, — сказал Рубен-Гаспар. — Тебе понравится. Я знаю, ты хочешь приключений, иначе ты бы со мной не пошла. Голос у него был певучий и холодный. Он манерно растягивал слова, и у Роксаны по спине ползли мурашки. Рубен-Гаспар не был с ней ласков. Грубо толкнув Роксану на кровать, он рывками сорвал с неё одежду. Он обращался с ней, с Роксаной, представительницей древнейшего рода, аристократкой, высокомерной гордячкой, как с проституткой. И ей это нравилось. Роксана запомнила запах виски и дорогого парфюма, никак не ассоциирующегося с образом бедного карабинера. Он щекотал её усами, кусал зубами и трепал за волосы, а она, заливисто хихикая, впервые испытала наслаждение от близости с мужчиной. Утром проснулась в его объятиях. И не понимала как это могло произойти. Как она могла переспать с мужчиной в первый же день знакомства? И ведь она его полюбила. Сходу, сразу. Дикой, неистовой, животной любовью. Они встречались тайком год. Они проводили безумные ночи в съёмных меблированных комнатах или на пляже прямо под открытым небом. Но целый год мятежного, украденного счастья, выпавший на её долю, вдруг закончился. Тот злополучный день. День бала. Вот он, её Гаспар, входит в залу и оказывается виконтом Рубеном де Фьабле. Так и не поняв причин, что побудили молодого человека выдумать эту дурацкую ложь, она готова была его простить. Но не успела сказать ему об этом. Та девка, дочка барона Риверо и любовница Ламберто по совместительству, лишила жизни Рубена одним взмахом кинжала. Роксана выдохнула, пытаясь унять дрожь, вызванную болезненным воспоминанием. Она стёрла ту девку с лица земли, сбросив её в реку, но Рубена это не вернуло. Зато у неё остался его подарок — ребёнок в утробе, но Роксана сочла это ещё б;льшим несчастьем. Когда боль от потери Рубена утихла и Роксана осознала, что вела себя, как влюблённая кошка, она решила забыть об этом чёрном пятне на своей биографии. Но Эстелла являлась каждодневным напоминанием о её падении, вечным укором. Одни неприятности от неё! Вот и теперь эта маленькая дрянь хочет покрыть позором её доброе имя. Ну ничего, она её научит как себя вести! Роксана встряхнулась, поправила выбившуюся прядь волос и, взяв со стола фарфоровую пудреницу, припудрила нос. Улыбнулась своему отражению в зеркале и вышла из комнаты, громко цокая каблуками.

После встречи с подругой Эстелла была взвинчена. Итак, теперь у неё две союзницы: бабушка Берта и Сантана. Остаётся придумать, как ей тайком встречаться с Данте. В ночное время это опасно. Если она каждую ночь будет бегать из дома, рано или поздно это кто-нибудь заметит. Да и бабушка напугала Эстеллу рассказами о беременности, о первой близости с мужчиной и прочими страшилками. Эстелла, в отличие от сверстниц, не была столь уж несведуща в вопросах интимного характера, благодаря изучению книг по медицине и ветеринарии. И её никогда не пугал этот вопрос с физической точки зрения — так заложено природой. Но теперь девушка испытывала страх. Да, когда Данте нет рядом, она уверена в себе, в своём рассудке, она не дура и не падшая женщина и не пойдёт с первым встречным. Но если вспомнить, что с ней делается, когда они с Данте вместе... В

тот раз от его поцелуев она перестала владеть собой. Он повёл её в трактир, она не отказалась и пошла. И так же пошла бы с ним и в его апартаменты, стояло ему проявить настойчивость. Так что бабушка права: если Данте захочет, он в два счёта уложит её в постель.

И Эстелла решила: ночью встречаться с Данте небезопасно. А вот днём... При свете дня она будет чувствовать себя спокойней. И Эстелла надумала отказаться от похода на вечернюю мессу и посещать утреннюю. Это не возбранялось. Единственная разница — на утренней службе присутствовала публика статусом ниже: идальго — выходцы из обедневших дворянских семей, инфансоны — богатые простолюдины, а также владельцы эстансий, плантаций и пастбищ. Вечерняя же служба была пафосной, больше походя на показ мод среди представительниц аристократии. Для Роксаны и Мисолины, не знающим куда себя деть от безделья, месса являлась ежедневным развлечением. Поэтому к ней мать и дочь готовились тщательно, чтобы пустить пыль в глаза всему городу. Для Эстеллы же, как в детстве, так и сейчас, поход в церковь являлся ненужной и крайне скучной обязанностью. Её врождённое свободолюбие часто конфликтовало с внешней оболочкой, воспитанной в строгих рамках морали.

Падре Антонио внушал прихожанкам: всё, что они делают в жизни, приведёт их в ад. Надеть красивое платье — грех; объедаться сладостями — грех; не исполнять супружеский долг — грех; исполнять его слишком часто — тоже грех. С детства в Эстеллу вдалбливалось: женщина создана для послушания и прислуживания мужчинам, должна терпеть побои и оскорбления, помогать несчастным, исполнять волю мужа и родителей. В Эстелле всё росла уверенность: самое важное в жизни — это счастье. У каждого оно своё, вне зависимости от пола, возраста, веры и социального статуса. Для одних боготворить мужа, помогать обездоленным, быть матерью и душой семьи — действительно счастье. А для неё счастье — любить и быть любимой, найти в жизни своё предназначение, не переступать через себя и не делать то, чего не хочется. Эстелла не была религиозна. Её благочестие являлось следствием соблюдения общественной морали, на деле ей глубоко чуждой. Разбуженная лучами солнца, Эстелла привела себя в порядок и спустилась в кухню. Взяла корзинку, засыпала её доверху ароматными персиками, положив на дно записку: «Жди меня на мосту в 11.00. Эсте». Подозвала Дуду, сына кухарки Лупиты, — четырнадцатилетнего мальчишку, который при доме служил посыльным, и отправила его отнести фрукты в гостиницу «Маска». Эстелла не сомневалась — проделка удастся. После завтрака она всем скажет, что идёт на утреннюю мессу, а сама пойдёт на свидание с Данте. Завтрак прошёл спокойно. Эстелла витала в облаках. Эстебан с утра куда-то исчез. Хорхелина, по-прежнему обмотанная бинтами, завтракала у себя в комнате. Арсиеро, позёвывая, читал газету. Мисолина, пристально изучая Эстеллу, морщила лоб. Бабушка Берта, ни на кого не реагируя, читала книжку и была так увлечена, что положила тарталетку мимо рта. Зато лицо Роксаны выражало чуть ли не ненависть. При взгляде на Эстеллу карие глаза её метали молнии, но Эстелла ничего не замечала, с нетерпением дожидаясь конца трапезы. Однако, планы её были нарушены в одно мгновение. Когда она сказала, что сегодня идёт на утреннюю мессу, Роксана и Мисолина объявили, что пойдут с ней. — Но... но... вы же никогда туда не ходили утром, — пролепетала шокированная Эстелла. — Ты тоже, — визгнула Мисолина. — Почему же тебе можно идти, а нам нет? Чем мы хуже тебя? — Да, сто лет не ходила на мессу с утра, — довольным тоном вставила Роксана. — Я, как первая дама города, должна везде успевать, всё про всех знать и всё держать под контролем. Так что решено — мы идём втроём! Эстелла чуть не плакала от обиды, когда садилась в экипаж вместе с матерью и сестрой. Ну почему? Почему именно сегодня этим двум женщинам приспичило увязаться с ней? Они никогда не ходили на утреннюю мессу, уверяя: там собираются простолюдины, с которыми аристократки и в одной церкви не должны сидеть, дабы не запачкаться. И вдруг собрались. Да ещё и сразу вдвоём. А она как назло уже отправила Данте записку. Эстелла чувствовала себя, будто под конвоем. Роксана и Мисолина пасли её, как заключённую, едва ли за руки не держали. Прямо сторожевые псы!

Проповедь падре Антонио Эстелла не слушала. Все сорок минут она лихорадочно соображала как оповестить Данте об отмене свидания. Но ничего в голову не приходило, кроме желания настучать Мисолине по её наглой ухмыляющейся физиономии.

После мессы «конвой» доставил Эстеллу в особняк. В груди у девушки бурлил гейзер. Весело напевая, Роксана ушла, оставив дочерей в гостиной. — Что это с тобой? Почему у тебя такая кислая рожа, дорогая сестрёнка? — злорадствовала Мисолина. — Тебе не понравилась проповедь падре Антонио? По-моему, было чудесно. Мисолина чуть ли не смеялась сестре в лицо. Эстелла бросилась вверх по лестнице. Добежала до спальни. С силой захлопнув дверь, упала на кровать и разревелась.

С утра Данте пребывал в мрачном настроении, хоть накануне и поймал редкую масть лошади — кремовую, с голубыми глазами — и выручил за неё крупную сумму денег. В груди юноши скреблась тоска. Сколько ещё ждать встречи с Эстеллой? День, два, неделю, месяц? Нет, он не выдержит. Как же хочется, чтобы она пришла и осталась с ним навсегда! Янгус что-то игриво тарахтела, прыгая по жёрдочке туда-сюда. Данте нарезал круги по комнате, не зная чем себя занять. Да и из головы не выходили мысли о Гаспаре, Каролине и Клементе. Как бы Данте не обижался, а он скучал по уютному маленькому домику, по людям, которых привык считать семьёй. Никого у него нет. Вечно он один. Они уже, наверное, и думать про него забыли, а он всё вспоминает свою жизнь в «Лас Бестиас»; курочек, уточек, бегающих по двору; запах поджаренного на углях мяса; безбашенные развлечения гаучо: дрессировку диких лошадей или соревнования лучших наездников посёлка, где он частенько побеждал. От горестных дум Данте отвлёк стук в дверь. Это оказался сеньор Нестор, хозяин «Маски», — приятный, улыбчивый мужчина с седыми бакенбардами. Он держал в руках корзинку с персиками. — Тут вам подарочек принесли, — услужливо сообщил он. — Кто? — удивился Данте. — Мальчишка-посыльный. Фамилию вашу не назвал, сказал для сеньора Данте. А вы тут один с таким именем. Да это, небось, тайное послание от дамы, — хихикнул сеньор Нестор, вручая Данте фруктовый подарок. — Знаем мы их штучки. Пойду я, у меня ещё дел куча. Хозяин ретировался. Данте, водрузив корзинку на комод, глянул на фрукты. Персики как персики. Один к одному, красивые, ароматные. Но кто их принёс и зачем? Тут Янгус, спорхнув с жёрдочки, села прямо на ручку корзинки. От тяжести птицы корзинка опрокинулась. Персики раскатились по ковру. — Янгус, — недовольно проворчал Данте, — ну и зачем ты хулиганишь? Птица что-то побулькала, усаживаясь на комоде. Данте, ползая по полу, сложил все персики обратно в корзинку. Свистнул, подзывая птицу: — Иди сюда! Я понял, ты хочешь есть. Поэтому перевернула корзину, да? Янгус взгромоздилась юноше на плечо. Данте протянул ей персик. Птица подхватила его лапой и, держа фрукт когтями, воткнула клюв в сочную мякоть. В этот миг взгляд Данте упал на розоватый клочок пергамента, что валялся на полу.

Данте так быстро подполз к записке, что Янгус чуть не навернулась с его плеча вместе с персиком. Она недовольно вскрикнула, устраиваясь поудобнее и снова принимаясь за еду.

Данте развернул пергамент и несколько минут жадно вчитывался в содержание. Эстелла приглашает его на свидание! Он её увидит!!! Часы показывали четверть одиннадцатого. Юноша резко поднялся с пола, стряхнув Янгус с плеча. Та обиженно заорала и улетела к жёрдочке. — Янгус, прости, но я тороплюсь. Я возьму тебя с собой, не дуйся. Данте молниеносно ополоснулся водой из таза, переоделся и причесал растрёпанную гриву. Затем, усадив Янгус обратно на плечо, он скатился с крутой лестницы, отделанной деревянными перилами. — До свидания, сеньор Нестор! Когда приду, не знаю! — крикнул он хозяину и бегом припустил по улице.