Война сердец
Шрифт:
— А я вот не собираюсь жениться! — вмешался Данте. — Я не создан для брака, знаете, люблю погулять, развлечься. Ой, а пойти во «Фламинго», так вообще — плёвое дело. Каждую неделю туда мотаюсь.
У сеньора Анхеля на лбу выступила испарина.
— Не при сеньорите обсуждать столь безнравственные места, — попытался он сгладить неловкость. — Да ладно, бросьте, все знают, что такое «Фламинго». Сеньор Лозано, разве ваша дочь не знает? Это бордель! Хотя да, она не знает, наверное, что такое бордель, — Данте расхохотался. — Да ладно вам, сеньор Лозано, можно подумать, вы туда ни разу не ходили. Все мужчины там бывали. Хотя нет, вру, не все. Вот мой брат Клементе ни разу не был. Он святой! Всё время меня отговаривает: не ходи туда, да не ходи, это неприлично. Представьте, он хочет жениться девственником, — Данте снова расхохотался, запрокидывая голову назад и раскачиваясь на стуле. Клементе закашлялся, подавившись бобом. Данте хлопнул его по спине. Каролина, удалилась в кухню, нарочно громко звякая посудой. — Расскажите немного о себе, — обратился к сеньору Лозано Гаспар. — Вы сказали, что приехали недавно. Откуда вы? — Приехали мы с севера, из Корриентеса [1]. Моя супруга, мать Пии, да упокоит Господь её душу, умерла от болотной лихорадки [2]. Мы с Пией не в силах были оставаться там, где всё напоминало о ней. Вот и переехали сюда — в спокойное тихое местечко. Пока отец Пии рассказывал историю своей жизни, дочь, рискнула поднять голову и теперь пялилась в красивое лицо Данте. Тут же раздалось хлопанье крыльев — на плечо к Данте взгромоздилась Янгус. Пия, вскрикнув, закрылась руками. — Да не бойтесь, это моя птица. Её Янгус зовут, она как член семьи, — Данте взял со стола грушу и сунул её Янгус в клюв. Каролина водрузила на стол огромное блюдо с жареными бычьими хвостами. — Данте, — укоризненно сказала она, — у нас гости, было б лучше, если б Янгус не сидела сегодня за столом. — Почему это? — Она может напугать наших гостей. — Да, моя дочь до смерти боится птиц, — подтвердил сеньор Лозано. — Я вообще всех животных ненавижу. Они опасные твари, — наконец, у Пии прорезался голос и это стало её роковой ошибкой, убившей в Данте минимальные проблески симпатии.
Во время десерта Данте решил, что сделал достаточно, чтобы отвадить от себя невесту, и больше не осмелился гневить Каролину.
— Вы великолепная хозяйка! Всё было очень вкусно! — похвалил сеньор Анхель Каролину перед уходом. — О, мы бы хотели, чтобы вы пришли к нам ещё, — промямлила она. — Всенепременно. Каролина и Гаспар, улыбаясь, проводили гостей до калитки. Но, только за семейством Лозано закрылась дверь, всю любезность Каролины как ветром сдуло. — Ты чего натворил? — закричала она на Данте. — Ты чего себе позволяешь? Это ж была твоя невеста! После того, что ты устроил, ни один отец, будучи в здравом уме, не выдаст за тебя свою дочь! — Ну и прекрасно! Теперь-то вы от меня отстанете? — нервно поинтересовался Данте. — Я сто раз уже говорил: я не собираюсь жениться на Пии Лозано! Вы не поняли по-хорошему, поэтому я сделал по-плохому. Ещё не хватало мне жениться на животноненавистнице! Да если она или её папаша посмеют издеваться над животными, я возьму мачете и отрежу им руки. — Ты совсем спятил, да? — Каролина перекрестилась. — Безбожник! Руки он отрез'aть собрался! Подумаешь, птиц она не любит! Да твоя птица весь дом загадила, сил уже нет! За что её любить-то? А ты оскорбил приличную невесту! Где ж ты теперь такую найдёшь? Ты агрессивный, потому что тебе пора жениться! — Да не будет он жениться! — вдруг вмешался Клементе. — Не хочет он жениться на этой Пии, потому что у него мозги набекрень съехали от любви к другой. — Чего-о-о? — Каролина выпучила глаза. — Данте, у тебя есть на примете другая девушка? А почему я об этом не знаю? Данте помотал головой, бросив на Клема тяжёлый взгляд и мысленно умоляя его закрыть свой рот. Но Клементе, похоже, решил ему отомстить. — Да потому что его дамочка не из нашего круга, — сообщил он. — Ох, боже мой! Неужто ты влюбился в непотребную женщину? Неужто это Табита?! — всплеснула руками Каролина. — Это не Табита! Я ни в кого не влюбился, отстаньте от меня! — выкрикнул Данте. — Брось, Данте, скажи им правду. Скажи, что ты влюбился в богачку, в дочку нашего алькальда, поэтому и не хочешь жениться на Пии Лозано! — злорадно выдал Клементе. Данте как обухом по голове ударило. Почему Клем не может держать за зубами свой язык? Ведь он, Данте, никому не рассказал, что тот влюбился в проститутку. Зачем же Клем его предаёт? — Чего? Дочка алькальда? Да ты совсем ополоумел! — завопила Каролина. — Я ему говорил, но он не слушает, — добавил Клем. — Ну ничего, меня послушает! — Каролина ходила из угла в угол. — Только этого мне не хватало — скандала на весь город! Отвергнуть такую красавицу, Пию Лозано, ради богатой вертихвостки, уму непостижимо! С аристократами захотел породниться, неблагодарный! Чего ты молчишь? Но на Данте напал столбняк: он прирос к полу, не в силах произнести ни слова и испытывая невероятное чувство унижения. И к сердцу, постепенно, змеёй, подползала жгучая боль. Клементе его предал. А Эстелле он не нужен. И Каролине тоже, раз она так орёт. — Я пойду, пожалуй, к себе, мама. Ужасно устал, а завтра с утра надо быков отгонять, — удовлетворённо сказал Клементе и смотался. — Ежели б ты женился на Пии, она б научила тебя молиться, сделала бы то, чего я не смогла! — продолжила Каролина метать громы и молнии. — Ты — безбожник! В тебя вселились бесы, вот чего! И если мне придётся выбрать между тобой и Богом, я выберу Бога! Я мать, и я знаю, что для вас лучше! О, я уверена, Клементе никогда бы так сделал, потому что он порядочный. Это всё от того, что ты нам не родной! У Клементе всё в порядке с происхождением, а кем были твои родители ещё неизвестно! — Каролина, милая, что ты говоришь? — встрял Гаспар, глянув на смертельно побелевшее лицо Данте. Пытаясь заткнуть Каролину, он схватил её за руки, но она вырвалась.
— Неблагодарная свинья! Мы взяли тебя в дом из жалости, а ты вот чем нам платишь! Да ты должен благодарить нас за то, что мы сделали твою несчастную жизнь хоть немного лучше! Ты должен стать набожным, должен чтить Бога и жениться на порядочной девушке. А ты бегаешь за дочкой алькальда, на деньги позарился! Оказывается, у нас тут плохо, раз ты рвёшься к аристократам! Или ты будешь делать то, чего тебе говорят, или иди туда, откуда пришёл. Всё, хватит, я устала. Ты — негодный сын! Мне стыдно за тебя перед соседями!
— Каролина, замолчи! — выкрикнул Гаспар. — Я тебе говорила, Гаспар, говорила, что это опасно — брать в дом чужого ребёнка. О, правильно, правильно тогда сказал тот человек, Сильвио Бильосо, — мы с ним ещё наплачемся. Так и есть. Он не боится ни Бога, ни Дьявола, ему плевать на всех! Я жалею, Гаспар, что тебя послушалась и взяла его к нам! Данте кинулся на выход, рванув дверную ручку. Выйти из дома удалось не сразу — от шока юноша забыл, в какую сторону открывается дверь. — Ты чего наделала? — Гаспар усадил Каролину на стул, когда Данте, с грохотом проломившись в дверной проём, выбежал на улицу. — Зачем ты это сказала? — Он сам виноват. Чего он устроил? И ты ему подыгрывал! — Потому что в какой-то степени он прав. Мы не должны подсовывать ему невесту, которую он не хочет. — Вот как? Значит, мы должны согласиться с тем, что он хочет жениться на богатой невесте ради её денег? Только через мой труп! — Кто тебе сказал, что ради денег? — А ради чего? О, только не говори, что в дочку алькальда можно влюбиться! Она наверняка страшная и с мерзким характером. Таких любят за их деньги! — Но так нельзя, милая. Женитьба на нелюбимой девушке — это несчастье, тем более если он любит другую. — Перестань, Гаспар. Я уверена, это враньё. Он специально наговорил этот бред нашему сыну, а Клем поверил. Нет никакой богачки. А если и есть, это нереально. Реально жениться на Пии Лозано, очень хорошая девочка. Но теперь её отец ни за что не согласится на этот брак. И будет прав! — Дорогая, выпей водички. Каролина, переведя дух, залпом осушила стакан воды. Данте бежал и бежал в сельву, бежал без остановки. Жестокие слова Каролины звенели в ушах. Он испытывал дикую боль, боль, какую не ощущал уже давно, с момента обитания в «Ла Пиранье», где семейство Бильосо гоняло его из угла в угол. Только сейчас всё намного хуже. Тех людей он не любил. А к этим он привязался, как к родным, поверил им. И благодаря им поверил, что на свете существуют и хорошие люди, а не только твари. И они так подло его предали. Никогда не любили, просто пожалели. И никогда, никогда не считали своим. Страх, что мучил Данте целых пять лет, — страх быть отвергнутым — вмиг стал реальностью. В изнеможении упав на траву, Данте застучал кулаками по земле. Ну почему? Почему он никому не нужен? Всю жизнь его все отталкивают, отшвыривают, будто он бесчувственная деревяшка. И теперь, когда он думал, что обрёл семью, всё оказалось ложью. Как же больно! Даже Эстелла не хочет с ним общаться. Наверное, он сам виноват, с ним что-то не так. Ну не может, не может он быть таким, каким они хотят его видеть! Он пять лет переступал через себя, стараясь всем угодить, ходя каждое воскресенье в церковь и испытывая там чудовищные муки. И опять он один. Все, все люди предатели. Данте лежал на земле, пока его не пробрал озноб. Пришлось вставать. Вытерев слёзы, льющие ручьём, Данте поплёлся обратно к дому. Внутри было темно и тихо. Данте бесшумно пробрался в свою комнату, вынул из-под кровати холщовый мешок и запихал туда свои одежду и книги. Накинув плащ, посадил на плечо Янгус и закрыл входную дверь. Вывел Алмаза из-под навеса и ушёл прочь, не оставив и записки. Данте не испытывал ни злости, ни обиды, только всепоглощающую боль. Куда идти, юноша не знал и сейчас не мог придумать — голову застилал туман.
Небольшой посёлок можно было легко пройти пешком минут за пятнадцать, поэтому вскоре Данте поравнялся с вывеской «Лас Бестиас». Из глаз вновь потекли слёзы, и Данте прижался щекой к тёплым перышкам Янгус, но это не принесло облегчения. Итак, он уходит отсюда, из места, ставшего ему домом. Места, где он из маленького мальчика превратился во взрослого юношу. Сюда он больше не вернётся. Зачем? Он ведь мешает Гаспару и Каролине жить счастливо, позорит их перед всеми, не чтит бога, не выносит церковь и запреты. Он чересчур свободолюбивый, он плохой. Так пусть они будут счастливы без него.
В последний раз глянув на вывеску и на посёлок, утопающий в предрассветном сумраке, Данте взял Алмаза под узду и двинулся вперёд, навстречу горизонту. Комментарий к Глава 10. Пия Лозано ---------------------------------------
[1] Корриентес — аргентинская провинция, расположенная на северо-востоке страны между Буэнос-Айресом и Асунсьоном (столицей Парагвая).
[2] Болотная лихорадка —
[3] Женевер — алкогольный напиток гаучо. Можжевеловая водка.
[4] Масаморра — сельский десерт на основе маиса, воды, сахара и ванили, также распространён вариант с молоком и мёдом.
====== Глава 11. Белая роза ======
По пояс свесившись с балкона гостиницы «Маска», Данте смотрел вдаль. Вид отсюда открывался на центральную мостовую, и Данте часами разглядывал проносящиеся мимо экипажи, элегантных молодых людей с пудренными волосами и дам в длинных платьях и с крошечными зонтиками в руках. Иногда появлялись и бедно одетые люди: служанки в передниках, сапожники, почтальоны, посыльные. Для Данте, который не видел в жизни ничего, кроме зелёных пастбищ да воздушных облаков над головой, это был новый, неизведанный мир.
Прошло три дня с тех пор, как он поселился в «Маске». В первый день после ухода из «Лас Бестиас» Данте шарахался по округе, не зная, куда податься. У юноши с собой были деньги — золото и серебро, заработанное нелёгким трудом погонщика скота, — и он решил снять комнату в доме гостиничного типа. Обойдя несколько подобных домов, он остановился на этом. Наряду с номерами и меблированными комнатами, что сдавались для любовных утех, в «Маске» имелись комнаты и для длительного проживания. Здесь не было клопов и тараканов, а также соседей с детьми, чему Данте — категоричный ненавистник шума и воплей — был рад безмерно. Апартаменты с балконом, широкой кроватью, софой, комодом, низеньким столиком и зеркальным шкафом располагались в конце коридора третьего этажа. Данте отродясь не жил в такой просторной спальне: ни в «Ла Пиранье», где в его комнатке умещались только кровать да стул, ни в доме Гаспара, где он задевал головой косяки. Хозяин гостиницы сеньор Нестор — добродушный, смешливый мужчина, поначалу воспротивился заселению Янгус вместе с Данте в комнату, но уступил, когда Данте поклялся, что его птица очень воспитана и не долбит дыры в комоде и не подтачивает ножки кровати. Юноша заплатил за месяц пять эскудо, что было весьма и весьма разумной ценой за столь замечательную комнату, и вселился. Он смастерил Янгус жёрдочку — длинную ветку жакаранды, приделанную к двум высоким ножкам. На неё Данте повесил поилку и крючок для фруктов. Алмазу тоже нашлось местечко — в конюшне при гостинице. Накануне Данте, съездив на охоту, поймал двух редкомастных лошадей и продал их перекупщикам за неплохую цену, но в груди его по-прежнему зияла дыра. Данте стоял на балконе уже битый час. Янгус была сегодня необычайно оживлена: лазила по перилам, махала крыльями, взлетала Данте на голову и теребила его за волосы. Помимо боли от потери семьи и одиночества в сердце юноши когтями ягуара скреблась тоска по Эстелле. Данте засыпал её посланиями с просьбой о свидании. А вчера вечером караулил девушку у входа в церковь, и после мессы пытался привлечь её внимание, в открытую маяча у неё перед носом, но Эстелла сделала вид, что не заметила. На письма она отвечала категоричным отказом. Это сводило Данте с ума, причиняя ему невыносимые страдания. Ну почему всё так сложно? Есть на свете люди, которые живут, не зная бед и несчастий, а у него, что ни день, то проблемы. Семья Гаспара его отвергла, Эстелле он не нужен. А он с каждым днём всё больше влюблялся в эту девушку. Сжав в руке пергамент, где было выведено слово «Нет» — утренний ответ Эстеллы на очередную мольбу о встрече, — Данте прижался к нему губами. На бумагу брызнули солёные капельки. Подняв глаза к небу, Данте попытался заставить слёзы вкатиться обратно. Древние часы со скрипучим маятником пробили восемь — время вечерней мессы. От гостиницы до церкви было идти пешком минут десять. Конечно, на Алмазе он бы доехал за три минуты, но привлекать к себе внимание редкой красотой лошади Данте не хотел. Он запер дверь на ключ и, сопровождаемый Янгус, бегом побежал по аллее. Возле церкви народу собралось немерено. Данте успел к началу, но так и не увидел ни Эстеллы, ни членов её семьи. Он слился с толпой, незаметно положив на паперть красную розу, сорванную на городской клумбе. Прозвонил колокол. Прихожане ввалились в церковь. Данте спрятался за цветущее дерево жакаранды, уселся на землю и стал ждать.
В особняке Гальярдо де Агилар день начался с неожиданности. Поутру, Эстелла, приняв ванну с лепестками фиалки, надела лазурное платье и уже добрых четверть часа, стоя у зеркала, втыкала в причёску черепаховую пейнету [1]. Гребень не желал держаться на голове вертикально, и Эстелла вся обозлилась, как вдруг дом разрезали крики. Бросив пейнету на туалетный столик, девушка побежала вниз.
Ещё издали она услышала голос Хорхелины. Та, толком и не успев вернуться из Палестины, уже закатила истерику. Эстелла спустилась на пару ступенек и замерла на лестнице. Ближе подходить она не рискнула — от диких хорхелининых воплей сотрясались потолок и стены. — Вы не можете так со мной поступить, Роксана! Вы должны принять меры! — вопила оранжевая, как морковь, Хорхелина. — Будьте любезны не орать на весь дом, — холодно отрезала Роксана. — Ведёте себя, как торговка на базаре. Не понимаю, что такого ужасного произошло? — Не понимаете? Ах, вы не понимаете?! — причёска Хорхелины растрепалась и сейчас женщина напоминала отцветший одуванчик. — Я, значит, приезжаю домой, счастливая, красивая, чувствуя себя помолодевшей на пятьдесят лет, — тут Эстелла еле сдержала смешок, — думаю, что мой дорогой муженёк меня ждёт, что он меня обнимет, поцелует. Я ведь так по нему скучала! Я захожу в спальню и что я вижу? Мой муж, мой дорогой Эстебан целуется с горничной! В губы! С грязной прислугой! Променять меня, меня — богиню, на эту подстилку!!! — Может воды, сестрёнка? — предложил маячивший рядом Арсиеро. — Воды? Не надо мне вашей воды! — Хорхелина затопала ногами. — Я требую, чтобы вы немедленно выгнали эту девку из моего дома!!! — Позвольте, но в этом доме хозяйка я, — сквозь зубы процедила Роксана. — И именно я буду решать кого выгнать, а кого оставить. — Она должна уйти сию же секунду!!! — Хорхелина перешла на визг. — Или я за себя не отвечаю! Я её убью!!! — Пойду-ка я переговорю с Эстебаном, — безэмоционально сказал Арсиеро. — Хочу услышать внятное объяснение, а не только ваши вопли, дорогая сестра. Позвольте, — Арсиеро удалился в кабинет, прикрыв дверь. — Ты... ты... её выгонишь, поняла меня? — прохрипела Хорхелина Роксане в лицо. Та вздёрнула брови. — Не смейте мне тыкать — это, во-первых! И во-вторых, не смейте мне указывать, что я должна делать в собственном доме. Вы тут не хозяйка, всего лишь гостья, так что ведите себя соответственно. — Я сестра Арсиеро! И если ты не хочешь остаться без мужа, ты сделает то, что я велю я, — сжимая кулаки выдавила Хорхелина. — Что-о-о? Не смей так со мной разговаривать, хамка! — Роксана стала похожей на ощетинившегося дикобраза. — А вот посмею! — прорычала Хорхелина. — Говорю в последний раз: тебе придётся выгнать эту подстилку, эту горничную из дома. — Вот теперь я точно её не выгоню! — глаза Роксаны превратились в две узкие полоски. — Тогда я скажу Арсиеро, что ты убийца. — ЧТО? — Что слышала. Думаешь, я ничего не знаю? Я не такая дура. У меня есть не только уши и глаза, но ещё и мозги, и я умею сложить одно с другим. Ты убила своего первого мужа, ослабив ему подпругу. Ты сделала это намеренно, чтобы остаться вдовой, а потом выйти замуж за моего брата. Тогда он уже был членом Кабильдо, его вот-вот должны были избрать в алькальды, и ты захотела стать первой дамой, мегера. Роксана покрылась зелёными пятнами. — Да, я прекрасно всё знаю, — продолжила Хорхелина. — Я слышала твой разговор со старухой Бертой. Она, конечно, карга, но не дура. Она знает, где собака зарыта. Ты убила отца своих дочерей, и если ты не выгонишь горничную, я расскажу об этом всем. Эстелла в ужасе прижала пальцы к губам, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Нет, это неправда! Её мать убила отца... Быть не может!
— Закрой рот! Не смей нести эту чушь! — прошипела Роксана. — Если ты думаешь, что способна со мной справиться, то ты ошибаешься. Я раздавлю любого, кто встанет у меня на пути! И не смей меня шантажировать, мерзавка, я тебя не боюсь! — Роксана пошла грудью на Хорхелину. Та попятилась, споткнулась о ковёр и упала на пол. — Значит, ты считаешь меня убийцей? Прекрасно! Но ведь я могу убить и тебя!
Хорхелина сглотнула, пытаясь отползти в угол, но Роксана наступила каблуком на подол её платья. — Так вот, я тебя убью! Я тебя уничтожу, размажу о стену! Ты не знаешь, с кем связываешься. Всё, ты меня вывела, милочка, советую собирать вещички. Арсиеро скоро попросит тебя съехать отсюда или тебя из этого дома вынесут вперёд ногами, — Роксана, пнув Хорхелину, отошла от неё. — Да, кстати, Либертад останется. Мне глубоко безразлична судьба этой служанки, пусть она горит синим пламенем, но ты, дорогуша, совершила огромную ошибку. В этом доме хозяйка я. И если ты ещё раз откроешь свой рот, ты отправишься на тот свет, поняла? Хорхелина боязливо кивнула, проглатывая слёзы. — Вот и отлично! Значит, мы всё уладили. Иди к себе, дорогуша, и приведи себя в порядок, а то ты похожа на помоечную шавку, — Роксана развернулась и ушла прочь. Эстелла не чувствовала ног и не помнила, как добрела до спальни. Очнулась, сидя на полу у себя в комнате и прижимаясь спиной к двери. Разум её никак не переваривал новую информацию. Хорхелина обвинила маму в убийстве папы. И мама этого не отрицала, наоборот, стала угрожать убить и Хорхелину. Мама — убийца... Убила папу. Этого не может быть... Как же так? Её мама убийца. Нет, невозможно. Мама, конечно, строгая, своенравная, но чтобы убить... Наверняка Хорхелина это специально выдумала. Но почему же мама не отрицала? Несколько часов Эстелла рыдала навзрыд. И даже к завтраку не спустилась. Да и состоялся ли он? Там внизу теперь скандал нешуточный. Хоть мама и заткнула Хорхелину, но и Эстебану, и Либертад, скорее всего, тоже досталось. Утерев слезы, Эстелла отправилась в кухню. Никого там не застала. В доме царила тишина, такое впечатление, что все вымерли. Эстелла понятия не имела, куда все делись, да и была не в состоянии о чём-то или о ком-то думать. Взяв яблоко, она сунула его в рот и вышла на улицу через чёрный ход. Бродила по городу она до сумерек, глазея на прохожих, вспоминая маму и Хорхелину, и плакала. Потом вспомнила о Данте. Вот бы сейчас он был здесь. Утешил бы, обнял, как в детстве. Её самый близкий друг... Последние дни Данте осаждал Эстеллу письмами с мольбами о встрече. Нервы девушки были натянуты, как струны испанской гитары. Вчера она написала лишь коротенькое «нет», и пожалела об этом тут же. Сердце Эстеллы разрывалось от тоски по Данте и от страха. А теперь ещё и мама... Эстелла не заметила, как добрела до церкви. Месса уже давно закончилась. Теперь дома её хватились и ищут, но девушке было всё безразлично. Она прошла мимо церкви, почти впритык, и резко остановилась. На паперти лежала красная роза. Девушка огляделась по сторонам, убедилась, что поблизости нет прохожих, и ринулась к цветку. Кроваво-красный бутон благоухал так, что у Эстеллы голова закружилась. К шипам была прицеплена записка со всего одним словом: «Пожалуйста». Такая робкая мольба окончательно выбила Эстеллу из колеи. В детстве они с Данте договорились оставлять на паперти розу в знак возможности или невозможности встретиться. Он ждёт её сейчас. И она не может не пойти. Прижав цветок к груди, Эстелла бросилась вперёд. По дороге приметила пару кустов с розами. Сорвала одну и помчалась дальше.