Война сердец
Шрифт:
Данте поднялся на ноги и, дойдя до ближайшей двери, попал в ванную комнату. Красные стены, ванна в форме сердца. По многочисленным полочкам расставлены сосуды с парфюмерной водой и маслами и разложены душистые мыльные шарики. А ещё здесь был обширный запас разных трав и снадобий, возбуждающих чувственность. Двадцать минут спустя Данте, одетый и с мокрыми волосами, положив на одноногий столик несколько золотых эскудо, покинул розовую комнату. Коко продолжала спать. Данте спустился вниз. В дальнем углу гостиной за столом сидел Клементе, опухший и всклокоченный, и пил кофе. — Ты тоже ещё здесь? — изумился Данте, усаживаясь напротив. Он налил себе воды из стеклянного графина, стоящего на столе, и выпил её залпом. — Угу, — Клементе исподлобья взглянул на приятеля. — Ночь, судя по твоему виду, прошла убойно, — пошутил Данте. Вид у Клема и правда был неважный — будто он всю ночь дрова рубил. — Да уж, только вот на тебе это не отражается. Ты неисправим, — сказал Клементе. — Как девица? — Ммм... неплохо. Но я мало, что помню, — Данте зевнул. — Да чего с неё взять? Она же потаскуха. Все они одинаковые. Надоели! — Нет, не одинаковые, — вздохнул Клементе. — В смысле? — Данте оживился. — Неужели тебе этой ночью досталось какое-то чудо чудное, которое свело тебя с ума? — Можно сказать и так. Только не этой ночью, а вообще. — Не понял. — Ну... это не первая ночь, которую я провожу с ней. Да и не последняя, наверное. — А, с одной и той же шлюхой много раз подряд? — Данте скривился. — Нет уж! Эти вульгарные создания, фу-у... Я и Томасу больше двух раз не выдержал. Даже коровы, идущие по своей воле на бойню, умнее, чем все обитательницы «Фламинго» вместе взятые! — Лус не такая! — Клементе оскалил зубы. — Лус? Ах, та самая Лус — любительница зеркал! Ты всё-таки её подцепил! Надо же, и имя как у святой. Ну ничего себе! Ты, походу, серьёзно на неё запал, да? — воскликнул Данте насмешливо. — Прекрати ржать! Не смешно. Вот когда ты влюбишься, я гляну, как ты запоёшь. И ещё посмеюсь над тобой. — Что-о-о? — Данте облокотился на спинку стула так, что тот встал на задние ножки и покачнулся. — Только не говори, что ты влюбился в эту Лус! — А если и так, то что, нельзя? —
— Да кто тебе это сказал? — Данте взмахом головы убрал волосы с глаз. — Проститутку я не полюбил бы, да, какой бы красоткой она не была. Но это не значит, что я не могу полюбить вообще.
— А что, есть кандидатки? — ядовито выдавил Клем. — Даже если и есть, тебя это не касается! — Вот как? Значит, ты думаешь, что вправе читать мне мораль, а сам можешь вытворять всё подряд? Наступило молчание. Данте смотрел, как лучик солнца играет на поверхности воды, отражаясь от прозрачных стенок стакана. Ну вот, взял и разругался с Клементе. И вместо того, чтобы быть с Эстеллой, провёл ночь в притоне. Хорош моралист! Клементе пил уже остывший кофе, глядя в никуда. — И кто же она? — наконец, спросил он. — О чём ты? — Та высоконравственная особа, что покорила твоё сердце. Ты сказал, что влюбился. Это правда? Данте кивнул. — И когда это ты успел? Кто она? Я её знаю? — Нет, — Данте провёл рукой по волосам, убирая их со лба, — это моя подруга. Из детства. Мы с ней расстались, не виделись пять лет, а сейчас встретились. — И ты понял, что влюбился? — Ага. — Так кто она? То что не проститутка, это я понял. — Нет, она не проститутка! — гневно сверкнул глазами Данте. — Она... она... аристократка, приёмная дочь алькальда. — Чего? — Клементе выронил из рук чашку с недопитым кофе. Её содержимое разлилось по столу. — Чего слышал. — Ты влюбился в дочку алькальда? В богачку? В аристократку? Ты? Ты, что забыл, кто ты есть и где твоё место? Она же из другого мира! И ты ещё смеешь меня отчитывать за то, что я люблю Лус? Да ты спятил! Да, Лус — проститутка, но мы с ней примерно одного социального статуса. А ты со своей благородной кралей, как небо и земля. Ты и аристократка — это смешно! — Не хочу говорить на эту тему! — оборвал Данте. — Объясни лучше, как ты собираешься рассказать родителям о Лус? Ты понимаешь, что это будет скандал? — Не собираюсь я им рассказывать! — А, значит, хочешь остаться правильным? Жениться на нормальной девчонке и наставлять ей рога с проституткой? — Ну и что? Какая разница? Понятно, что на Лус я не смогу жениться. А ты думаешь, тебе кто-то позволит встречаться с богачкой? Не только наши родители, но и её семья тоже. Они ж тебя с лица земли сотрут, если узнают, что ты хочешь соблазнить их дочь! — Мне плевать! Я переступлю через любого, кто будет мне мешать! Я не собираюсь всю жизнь мучиться с нелюбимой женой и бегать тайком ей изменять! Если я женюсь, то по любви! Я женюсь только на Эстелле или не женюсь совсем. Я её люблю! Ясно? Это не прихоть. Даже не страсть, она вообще девственница. Я её люблю, люблю такую, какая она есть! — всё это Данте выпалил одним махом. Клементе уставился на него. — Ого! Девственница? — он прикрыл рот рукой, сдерживая смешок. — Скажи мне, чего ты делать-то с ней будешь после Томасы, после Коко и Табиты? Да ты, как только в кровать её затащишь, сразу и разлюбишь. Она будет лежать бревном. К тому же аристократка, а их воспитывают в строгости. — Замолчи! Сам ты бревно! Ничего ты не знаешь! Если ты бредишь проститутками, это не даёт тебе права оскорблять порядочных девушек! — А тебя в конец переклинило. — Да, именно так! И я вместо того, чтобы быть сейчас с Эстеллой, сижу с тобой в этом притоне! — Данте прорвало. — Ты месяц был мрачный и нелюдимый, потому что тебе хотелось покувыркаться со своей шлюхой! И ради этого ты потащил меня сюда! Я думал, у тебя что-то случилось, я хотел тебя отвлечь, пренебрёг своими планами! А оказывается, ты, всего-навсего, бегаешь за потаскухой из борделя!!! Я бы мог быть сейчас с Ней, а сижу тут с тобой! Баста, я ухожу отсюда! — Данте, вскочив на ноги, ринулся к выходу. — Совсем больной что ли?! — крикнул Клементе. Данте в ответ долбанул дверью, расписанной обнажёнными амурчиками. Комментарий к Глава 7. «Фламинго» ---------------------------------------
[1] Кисея — лёгкая, прозрачная бумажная ткань.
[2] Цвет сёмги — жёлто-розовый, как рыба сёмга.
[3] Пучеро — аргентинское мясное блюдо, состоящее из: говядины, телятины, курятины, свиной грудки, свиных рёбрышек, костей горного хамона, картофеля и овощей (капуста, сельдерей, кабачки, морковь, репа и т.д.). Традиционно подаётся с рисом или макаронами.
[4] Разноцветные пастилки Ришелье использовались в борделях для многократного увеличения мужской силы.
====== Глава 8. Возвращение домой ======
Всю дорогу Эстелла бежала, словно за ней гналась стая голодных шакалов. Добежав до дома, облокотилась о забор. Её распирало от противоречивых чувств. С одной стороны, было стыдно и страшно, что она позволила Данте так много, но с другой стороны... этот юноша сводил её с ума. Когда он целовал ей руку, было так приятно, что она едва не потеряла сознание, а после взяла и убежала. И даже не договорилась с ним о новой встрече. Наверное, Данте счёл, что она идиотка. Они так удачно сегодня столкнулись, а теперь могут разминуться. Да и Данте живёт далеко отсюда, в поселении гаучо. Эстелла смутно представляла, на что похожа его жизнь, но, судя по рассказам юноши, она очень романтична. Лошади, быки, овечки, красивые мужчины, вооружённые лассо, мачете и кинжалами, и Данте среди них. Ладно, впереди у неё целая ночь. Ночью в голову приходят здравые мысли и решения. А сейчас надо зайти в дом и ничем себя не выдать.
Затолкав растрёпанные волосы под шляпку, Эстелла отворила калитку и вошла. Парадная дверь была открыта. Кучер Альфредо — небольшой и лысоватый мужчина с усиками (с ним в прошлом году обвенчалась Урсула) — затаскивал в дом многочисленные сумки и чемоданы — эстеллин багаж. — Добрый вечер, сеньорита, — сказал Альфредо радостно. — Как же вы изменились-то, совсем уж взрослая стали и такая красавица. Коды вы уезжали отсюдова, были во-от такой малышкой. Страх, как время-то летит! — Здравствуй, Альфредо. Я так рада тебя видеть! — Эстелла, минуя кучера, зашла в дом. В гостиной было пусто, но, пройдя чуть вперёд, Эстелла услышала из-под лестницы шёпот. Разговор. Нет, спор. Она на цыпочках подкралась ближе и навострила ушки: — Ты чего творишь-то? Я, как экономка, требую, чтоб в этом доме ты вела себя прилично! — вещал голос Урсулы. — Урсула, ты мне не мать и не сестра, не читай мне нотации! — плаксиво отозвалась Либертад. — Ты ж ведёшь себя, как публичная девка. В чужом доме, соблазнять чужого мужа... А ежели б вас застукала не я, а сеньора Хорхелина или сеньора Роксана? Ты хоть понимаешь чего было бы? Ты ведь спишь с чужим мужем! — Он ей муж только для всех! Она старая и страшная. И он любит меня! — И как же тебе не стыдно-то? — Ты ведь вышла замуж за кого хотела, Урсула, так что не лезь в мою жизнь! — Я вышла замуж за человека, равного мне по статусу. А ты лезешь к хозяину. Ты забыла где твоё место! — Я к нему не лезу! Мы любим друг друга. Чего тута дурного? — Чего дурного? Он твой хозяин и он женат, вот чего. — Когда-нибудь она помрёт, вечно никто не живёт. Все помирают. — Да ты из ума выжила! Как так можно?! Да, сеньора Хорхелина не подарок, но желать ей смерти... — А я желаю! Желаю! — прошипела Либертад не своим голосом. — Ежели б я могла, я бы её убила сама. Насыпала бы ей мышьяку в ужин, но я не могу, у меня духу не хватит. Но когда-нибудь она помрёт, и я дождусь этого момента, пусть и придётся ждать ещё лет двадцать. — Грешно так говорить, Бог тебя накажет! Ты ж в ад попадёшь! — Плевать я хотела на эти страшилки, верь в них сама, Урсула! А мне не стыдно так говорить! Я борюсь за своё счастье. Я люблю Эстебана, а он любит меня, ясно? — Сеньора Эстебана. — Для меня он не сеньор. Для меня он мой муж. — Любовник. — Нет, муж. — Вместо того, чтоб нести чушь, лучше б подумала о себе. Вышла б замуж, родила б детишек давным-давно. Тебе уже двадцать шесть! Ты ж самая настоящая старуха, ежели не поторопишься, ты никогда не выйдешь замуж. — Я не старуха! Ты сама-то во сколько лет вышла замуж, Урсула? Так что отстань от меня, не вмешивайся! — Ежели ты будешь заниматься непотребностями в открытую, в твою жизнь вмешается кто-то другой. Либертад всхлипнула. — Я так больше не могу. Я его люблю, а эта тварь... его жена... Боже, когда же она сдохнет? Я её ненавижу, ненавижу!
— Прекрати так говорить, — голос Урсулы смягчился. — Ты сама себя изводишь. Было б лучше, если бы ты порвала с ним отношения и забыла его.
— Я не могу, не могу забыть. Ничего ты не понимаешь, Урсула. Ты чёрствая! Эстелле надоело шпионить. Нарочно зацокав каблуками, она покашляла. Либертад и Урсула оглянулись. — Ой, сеньорита Эстелла, это вы? — воскликнула Либертад. — Вы вернулись! — Привет, Либертад, привет, Урсула! Как же я рада вас видеть! — Эстелла испытывала какой-то детский восторг. Она дома. Дома! — Но почему ты плачешь, Либертад? — О, это долгая история, сеньорита, я потом расскажу. — Нечего отвлекать сеньориту Эстеллу и забивать ей голову своими глупостями, — заворчала Урсула. — Она поди устала с дороги. — А чего ж вы так долго ехали, сеньорита? — Либертад вытерла слёзы с покрасневших глаз. — Мы вас ещё днём ждали. — Мне бы тоже хотелось это знать, — раздался с лестницы строгий голос. Одетая в клетчатое платье, с невысокой причёской, сейчас Роксана показалась Эстелле незнакомой женщиной. Холодно чмокнув дочь в щёку, она отстранилась, когда Эстелла попыталась обнять её. — Ох, прошу вас, не надо нежностей, вы изомнёте мне платье! — сказала Роксана. — Лучше объяснитесь, где вы были? Почему вы так долго ехали? — Мама, здравствуйте. Я задержалась, потому что.... потому что во время остановки долго
Мисолина держалась руками за голову, воя и сидя на полу.
— Тварь паршивая, тебе ещё устрою! — сквозь зубы выплюнула она. — А-ха-ха-ха! Кто из нас тварь, это ещё можно поспорить! Взгляни на себя, ты же вся зелёная от зависти. Потому что я приехала из Байреса, а ты сидишь в этом захолустье. И ещё я красивее и умнее тебя. — Всё равно в этом доме меня будут любить больше! Эстелла в ответ фыркнула. В конце коридора скрипнула дверь. В проёме показалась Берта. — Это чего тут за шум? О, Эстелла, дорогая, ты приехала! Переваливаясь из стороны в сторону, Берта подковыляла ближе и обняла Эстеллу. Взглянула на Мисолину. Та скулила, обтирая платьем пол. — Чего это тут у вас случилось? Не успели встретиться, как уже разругались? — Она меня оскорбила! — сообщила Эстелла. — Она меня ударила! Она мне вырвала волосы! — визгнула Мисолина тонким голоском. — Эстелла, ну как так можно? — всплеснула руками Берта. — Мисолина — твоя сестра. — Она монстр, а не сестра. Нормальные сёстры после пяти лет разлуки хотя бы здороваются, эта же кидается с оскорблениями. — Неправда! Я её не оскорбляла! Вечно она врёт, это всем известно. О, бабушка, её надо наказать! Я так обрадовалась её приезду, а она меня избила, — сочиняла Мисолина, понизив голос до ангельского звучания. — Она врёт, бабушка! — Эстелла готова была размазать сестрицу по стене. Вот змея! — Она меня обзывала. Говорила гадости и получила за это, вот и всё. И если будет продолжать в том же духе, ещё получит. Если вы позволите, я пойду к себе и отдохну до ужина. — Бабушка, не верьте ей, — жалобно пролепетала Мисолина, как только Эстелла скрылась в комнате. — О, никто не должен ей верить! Её следует запереть в комнате на всю жизнь. Она всегда меня обижает. Она чудовище, поверьте мне, бабушка, — Мисолина отряхивала пыль с платья. — Разве ж можно так говорить о родной сестре? — вздохнула Берта, качая головой. — Как же тебе не стыдно-то? — Стыдно? Мне нечего стыдиться, бабушка! — вздёрнула подбородок Мисолина. — Я знатного происхождения, поэтому я всегда веду себя, как подобает аристократке. Я никогда не повышаю голос и при разговоре опускаю глаза в пол. — Оно и видно, — скептически заметила Берта. — Что ж, вы можете мне не верить, бабушка. Но вы сами увидите, что я права. Вы любите Эстеллу, потому что она задурила вам голову, прикидываясь ангелом. Но я много сил потратила за эти пять лет, убеждая маму, что она не может любить Эстеллу. Она должна любить только меня! Я никогда, никогда не разочарую маму, а Эстелла сделает это уже через пару дней! — задрав нос, Мисолина удалилась. — Какой-то кошмар, — вздохнула Берта, когда за Мисолиной закрылась дверь. — И чего ж за несчастье? Две сестры, две родные сестры никак не найдут общий язык! Пыхтя, она начала спускаться по лестнице и продолжала ворчать: — Хоть я и старая, но не глупая. Мозги-то у меня ещё работают. Надо б придумать как помирить Эстеллу с Мисолиной. Нельзя же жить в бесконечной вражде, сёстры как-никак, одна кровь.
Данте выскочил из «Фламинго» как ошпаренный. Буквально трясясь от ярости, он оседлал Алмаза и поскакал прочь. — Эй, ты куда прёшь? — крикнул ему вслед бородатый мужчина, когда Данте чуть не сшиб того на мостовой. Юноша даже не оглянулся. Глаза застилал гнев, с кончиков волос сыпались искры, но Данте не обращал внимания. Клементе смешал ему все карты. Подумать только, влюбился в проститутку! И не понимает, не понимает, что он, Данте, хочет увидеть Эстеллу. Эгоистичный маленький мальчик этот Клементе! Данте остановился, когда достиг моста. Он проклинал весь вчерашний день, хотя сам был во всём виноват. Не стояло говорить Клементе, что он едет в город. Данте слегка мутило после бурных вечера и ночи; он облокотился о перила и некоторое время вглядывался в горизонт.
Раздался шорох. В кожу юноши впились острые когти, мягкие перья коснулись щеки. Данте повернул голову. На плече сидела Янгус, глядя на него круглыми бусинками глаз.
— Янгус? — у Данте рот открылся. — Ты что тут делаешь? Откуда ты взялась? Я же оставил тебя в «Лас Бестиас»! Птица, ласково побулькав, подставила голову, требуя, чтобы её почесали. Данте провёл пальцем по пушистому хохолку. Янгус блаженно закатила глаза. Данте усмехнулся, узнав в повадках птицы свои собственные. Когда ему взъерошивают волосы, он ведёт себя также. Правду говорят: животное — копия своего хозяина. Ярость и досада мало-помалу отступали. Надо собраться с мыслями, выкинуть из головы бордель и Клементе и придумать как же встретиться с Эстеллой. Идея залезть к ней через балкон, ещё вчера казавшаяся здравой, сегодня уже не выглядела так блестяще. Это верх идиотизма! Эстелла обиделась на него, а если он ещё и залезет к ней в окно, она испугается. Янгус, тряся крыльями, что-то протрещала. Ну точно! Он отправит Янгус с запиской. Уж птицу Эстелла не прогонит! Спустя пять минут Янгус взмыла под облака, унеся в клюве кусочек пергамента — надежды и мечты влюблённого сердца.
====== Глава 9. Последняя капля ======
Два дня спустя, в честь возвращения Эстеллы, Либертад накрыла праздничный ужин. Лупита (повариха) превзошла саму себя, и теперь на столе красовались: гигантское сооружение из морепродуктов, асадо [1], бисквиты с фруктами, огромный тарт [2] и вино.
Арсиеро провозгласил тост и, не скрывая радости, обнял Эстеллу, приподняв её за талию. Берта аж прослезилась, слушая рассказы внучки о Буэнос-Айресе, и без конца промокала глаза кружевным платочком. Дядя Эстебан нервничал, хотя Хорхелины дома не было (следуя моде, она укатила в Палестину на Мёртвое море, в надежде омолодиться в его водах). Даже Роксана вела себя благосклонно: улыбалась дочери и не сделала ей ни одного замечания. И лишь Мисолина сидела с надутым видом. Оказалось, жизнь в особняке не изменилась ни на йоту: те же разговоры, те же люди, те же нудные правила и ритуалы, что и пять лет назад. После ужина, по традиции, все перешли в гостиную. Урсула подавала чай. Арсиеро и Эстебан обсуждали последние политические события: — Не могу поверить, что Национальный Конвент решился на такое! — Эстебан, элегантно закинув ногу на ногу, курил сигару. — Отменить рабство, представьте себе. Это уму непостижимо! — Если закон об отмене рабства примут в Париже [3], не далёк тот день, когда отголоски этого прокатятся по всей Европе и Америке, — отозвался Арсиеро, морща лоб. — И если эта волна доберётся до нас, даже и представить страшно что произойдёт. Остаться без рабов... Кто же будет нам прислуживать? Кто будет работать на плантациях? Неужели мы должны будем сами себе готовить или убирать в доме? Или нанимать работников за плату. Вздор какой! Даже латифундисты этого не делают, их батраки работают за собственные долги и еду. А мы будем страдать без прислуги, потому что кому-то приспичило уравнять их в правах с нами! — Уверена, дорогой, этого не произойдёт, — вмешалась Роксана. — Вся чернь останется там, где ей положено быть — в помойной яме. Сами подумайте, как можно уравнять их в правах? Кто мы, а кто они? Фи-и... Да на что они годны, кроме мытья полов и сбора урожая? Ах, этого не может произойти! Ни один человек в здравом уме не примет подобный закон. Боже мой, хватит! Больше не могу слушать этот бред! Роксана яростно листала журнал мод. Мисолина укрылась в дальнем кресле, вооружившись иголкой и вышивкой. К вышиванию у неё не было никакой склонности, но она убеждала всех, что это её любимое занятие. Последним писком моды среди девушек и дам считалось ничегонеделание целыми днями, и Мисолина в этом преуспела, как никто. Бабушка Берта зато вновь удивила Эстеллу своей неугомонностью. Похоронив Гортензию, она не стала заводить ещё животных, найдя себя в выращивании кактусов. Теперь кактусы: большие и маленькие; круглые и плоские; растопыренные и бесформенные; напоминающие огромные свечи и совсем крошечные; с длинными иголками и полностью гладкие, Берта расставила по всему дому. Нельзя было войти в какую-либо комнату, не напоровшись на одно из бабушкиных растений. Берта даже в спальню Эстеллы втиснула кактус — с ярко-малиновыми цветами и стеблями, похожими на верёвки. Эстелла кактусы не любила, но дабы порадовать бабушку, водрузила её подарок на окно. Теперь, вместо того, чтобы пить чай, Берта ходила по гостиной, поливая и удобряя свои кактусы. Делала она это исключительно сама, не доверяя заботу о них ни Урсуле, ни Либертад. Роксана смотрела на это новое безумство Берты скептически, за глаза обзывая её «маразматичкой». Эстелла же сочла, что бабушке просто некуда девать свою энергию. Последней у Берты было хоть отбавляй. Раньше всё её внимание забирала Гортензия, а теперь — кактусы. Эстелла читала любовный роман, но переживания главной героини напомнили ей о собственных. И о Данте. Скорее бы этот длинный день закончился! Мисолина, корчась от боли в исколотых иголкой пальцах, упорно вышивала носовой платок, бросая на Эстеллу пронизывающие взгляды, точно хотела по лицу определить её мысли.